Сливовое дерево - Эллен Мари Вайсман

— Увы, фермер Клаузе давно продал сани. Нуждался в деньгах.

— Жаль, — проговорила Мария, опустив плечи. — Сани были замечательные — черные, блестящие, с золотой отделкой и красными подушками.

— Да, чудесные, — вздохнула Кристина. — А я чаще всего вспоминаю то Рождество, когда мне было восемь лет. В Сочельник мы с Mutti вдвоем ходили в портновскую лавку выбирать материю. Ты этого не помнишь, в тот год бабушка сшила нам с тобой одинаковые платья. Я так радовалась Рождеству и с увлечением рассматривала вместе с мамой ткани. По пути в лавку начался снег — медленно падали огромные хлопья, и я была безумно счастлива.

Мария взяла одетые в варежки руки сестры в свои.

— Не грусти, ты снова испытаешь это чувство. Обещаю тебе.

Кристина заставила себя улыбнуться и сморгнула слезы с ресниц. Ей не хотелось портить праздничное настроение. Счастливые воспоминания согревали душу, дарили надежду, что в конце концов все устроится.

— А помнишь, как Mutti нарядилась рождественским дедом? — продолжила она. — И так хохотала, что нос съехал набок. Мы все догадались, что это она!

Мария радостно подхватила:

— Ja! Mutti позаимствовала у герра Вайлера длинный красный ночной колпак и смастерила из ветоши бороду. Никогда не видела, чтобы мама так смеялась. Ей не удалось, нас провести, но это был волшебный праздник. О! Я придумала: давай возьмем пепел из печки и сделаем около елки следы? Скажем мальчикам, что это Святой Николаус натоптал, когда принес им подарки!

Кристина одобрительно кивнула, и сестры ускорили шаг, подталкиваемые возрастающим воодушевлением. Выйдя из города, они прошли по укрытому снегом полю и оказались в принадлежавшем фермеру Клаузе лесу. Крупные снежинки медленно, тихо и мягко падали с высоких елей. Кристина и Мария внимательно изучали каждую ель, оценивали форму ветвей со всех сторон, разглядывали их и так и этак, чтобы найти идеальное дерево. Кроличьи и лисьи следы привели их на полянку, в самой середине которой стояла раскидистая молодая ель.

— Вот эта! — воскликнула Мария. — Она займет весь угол гостиной!

— Генриху и Карлу понравится! — Кристина встала на колени, чтобы осмотреть ствол.

Мария придержала нижние ветки, чтобы они не мешали Кристине, и несколькими искусными ударами топора старшая сестра быстро срубила дерево. Затем, ухватившись за нижние лапы, они поволокли ель через поле. Жесткая хвоя оставляла на широкой дороге долгий след. Таща дерево вверх по склону, девушки пытались идти в ногу, и им приходилось часто останавливаться, чтобы отдышаться. Время от времени одна из них теряла равновесие и падала на колени, другая же, смеясь, помогала ей выбраться из снега. От натуги обе вспотели, а потому в конце концов сняли шарфы и сунули их в карманы пальто.

Притащив рождественскую ель домой по заснеженным улицам, сестры установили ее в углу гостиной и обернули низ ствола белой материей, призванной изображать снег. Обычно на Рождество в дом приносили маленькую елку, ставили на небольшой столик, и даже со звездой на макушке она не доставала до потолка. Эта же ель была высотой от пола до потолка, а ее разлапистые ветви почти достигали обеденного стола.

Мальчики вошли в комнату, и Генрих удивленно распахнул глаза.

— Это самая большая в мире рождественская ель! — с восторгом закричал он.

Карл прикрыл разинутый рот рукой и бочком подошел к дереву, медленно, как будто хотел продлить волшебное мгновение.

Мария присела рядом с ним.

— Тебе нравится? — поинтересовалась она, обнимая брата за хрупкие плечи.

Карл улыбнулся и кивнул.

— Можно потрогать? — спросил он.

Мария поцеловала его в щечку.

— Конечно! Это же твоя елка!

— Спорим, у нас самая большая ель во всей Германии! — с гордостью воскликнул Генрих.

— Это потому, что вы лучшие братья во всей стране, — ответила Кристина, стоя позади мальчика и положив руки ему на плечи.

— Danke, — проговорил Генрих, поворачиваясь и глядя на сестру.

Кристина обняла брата, одной рукой приглашая в объятия Карла и Марию. Карл, как мог, обвил маленькими ручонками их обоих, а затем Мария обхватила всех вместе. На глаза Кристине навернулись слезы, Мария тоже готова была заплакать от умиления.

— Fröliche Weihnachten[32], — поздравила всех Кристина. — Веселого Рождества, мои дорогие.

— Fröliche Weihnachten! — разом ответили Мария с мальчиками, и все засмеялись.

После того как Кристина и Мария с помощью пепла нарисовали на полу около гигантской ели отпечатки следов, мутти и ома украсили душистые ветви белыми свечами, мишурой и соломенными звездами. Кристина, Мария, Генрих и Карл ждали в коридоре, пока взрослые погасят свет и позвонят в колокольчик — сигнал к Bescherung[33], означающий, что Святой Николаус удалился и дети могут войти в светящуюся огоньками комнату и получить свои подарки. Генрих со всех ног кинулся к дереву, но вдруг замер на месте, указывая на пол.

— Смотри, Карл! — воскликнул он. — Святой Николаус оставил следы!

Увидев огромные пепельные отпечатки, Карл ахнул.

— Вот проказник! — всплеснула руками Mutti. — А я ведь говорила ему вытереть ноги!

— Ничего, Mutti, — подмигивая ей, сказал Генрих. — Мы поможем тебе помыть пол.

Кристина и Мария переглянулись. Генрих догадался, что это фокус. Почему-то от мысли о том, что малолетнего брата больше не обмануть сказками про рождественского деда, грудь Кристины стеснилась. Она все еще надеялась, что Генрих верит в волшебство. Кто-то должен верить. Это напомнило ей то утро, которое она провела в лесу с Исааком, — как наивна и мечтательна она была, а затем, казалось, в одно мгновение, жизнь заставила ее взглянуть в лицо действительности. Как быстро все меняется! Идет война, братья поневоле взрослеют раньше времени. И как она ни старалась вернуть радость семейного праздника под огромной нарядной елью, от утренней беззаботности не осталось и следа. Сердце Кристины упало.

Прежде чем открывать подарки, вся семья собралась вокруг мерцающей ели помолиться и спеть рождественские гимны. Ома, как обычно, плакала; ее окаймленные морщинами влажные глаза сияли, когда она пела мягким переливчатым голосом Stille Nacht[34]. Этого Кристина уже не могла вынести. Теперь яснее, чем когда-либо, она понимала, почему ома плакала, исполняя знакомые песни. Рождество было прочной вехой, оно