Мулан - Элизабет Рудник

Туна, и это подхлёстывало её. В какой-то момент ей показалось, что тело её занемело, а руки и ноги двигались только потому, что кто-то невидимый дёргал за верёвочки. Это напомнило Мулан то, как она училась ткать на станке, и движения вдруг вошли в привычку, и она могла думать о своём.

Правда, недолго. Она оступилась и, услышав окрик сержанта Цяна, поспешила повторить движение без ошибок. Удовлетворённый сержант взялся мучить следующего новобранца в шеренге – Хонхэя.

Мулан украдкой покосилась на него. Хотя он выкладывался на полную, его движения оставались лёгкими, а лицо сосредоточенным. У Сверчка и Луньвэя дела шли хуже. Оба тяжело дышали, лица горели, со лба катил пот. Её окатило задором соперничества, и ноющее тело налилось свежими силами. Она не позволит Хонхэю обойти её. Ни телом, ни разумом.

В течение дня новобранцы передвигались из одной части лагеря в другую. Несколько часов они провели на стрельбище, стреляя в ряд плетёных мишеней, расставленных на холме. По команде сержанта солдаты должны были наложить стрелу и поднять лук. А затем выстрелить. Мулан собирала волю в кулак и впивалась взглядом в мишень. Но всё без толку. Всякий раз стрела не долетала до цели. К счастью, не ей одной пришлось непросто. Стрелы Хонхэя мазали мимо мишени, а По раз за разом срывал тетиву. Удача улыбнулась, как ни странно, лишь Сверчку. Мулан видела, как дрожали его руки, силясь удерживать лук ровно. Затем он прикрыл глаза и выпустил стрелу. Она пролетела через поле и с громким дребезжанием ударила прямо в центр мишени. Мулан встретилась глазами с Хонхэем (он выглядел не менее впечатленным, чем она сама), и у неё на миг полегчало на душе. Быть может, не вечно ей быть в числе худших.

Тренировка продолжалась до ночи и возобновилась на следующий день, а затем снова и снова. Избегая мыться с другими солдатами, Мулан продолжала вызываться на ночное дежурство, и в результате была почти на грани изнеможения. Как только они научились выполнять серию движений и выпадов без оружия, им вручили мечи, и всё пришлось учить заново. Они продолжали тренироваться и на стрельбище под палящим солнцем; стрелы летели влево, вправо и изредка в цель. Но это было не самое сложное.

Хуже всего было святилище. Всякий день, как солнце поднималось предельно высоко в небо и предельно сильно жарило плечи, новобранцам выдавали по паре вёдер с водой. Подняв тяжёлые и несподручные сосуды на уровень плеч, они должны были карабкаться наверх. Чтобы подняться к святилищу, величественному строению на вершине каменистого уступа, нужно было одолеть несколько сотен узких каменных ступеней.

Сделав глубокий вдох, Мулан начала подъём. Первые несколько ступеней она, не сказать что легко, но осилила. Но чем выше она поднималась, тем сильнее тряслись её руки. По сторонам от неё и впереди сильнейшие из мужчин спотыкались, не справившись с заданием. Вода выплёскивалась из вёдер Мулан, ноги слабели, и наконец она опустилась на землю, побеждённая. Хонхэй, который шёл впереди и продержался дольше всех, тоже сдался. Мулан лежала недвижно, стараясь успокоить дыхание и злясь на собственную слабость.

Услышав окрик сержанта Цяна, она увидела, что остальные, побросав вёдра, спускаются вниз по ступеням, которые недавно преодолели. Спустившись к подножию лестницы, солдаты ринулись к огромному корыту с водой. Горя желанием напиться поскорее, они в нетерпении отталкивали друг друга. Мулан подошла не спеша. Подождав. пока остальные отойдут, она шагнула вперёд. И, взяв черпак, напилась.

Когда вода коснулась её губ, Мулан готова была застонать от удовольствия. Она прикрыла глаза и не заметила, что командующий Тун следит за ней. Посреди хаоса она сохранила самообладание. Прищуренные глаза командующего глядели испытующе. Хуа Дзюн оказался полной неожиданностью для него. Любое брошенное ему задание он выполнял с тихим благородством. Он никогда не жаловался, и даже ошалелый и обессиленный, никогда не сдавался. А теперь он дождался, пока другие мужчины со звериной жадностью утолили острую жажду. Только сильнейшие среди командиров обладали силой характера, необходимой, чтобы так вот ждать. Командующий кивнул своим мыслям. Хуа Дзюн стоит того, чтобы к нему присмотреться.

* * *

– Вот за такую девушку стоит побороться!

Голос Сверчка заслышался в столовой. Войдя в суматошливое помещение, Мулан обвела взглядом сидящих по лавкам солдат, ища, где безопасно будет сесть. Краем глаза она приметила Луньвэя, который, повесив голову, выходил из казармы, прижимая к груди свои жалкие пожитки. Она сглотнула. Она слышала, как прогрохотало его имя после подъёма к святилищу. Сержант Цян заметил, что он выплеснул из своих вёдер воду, чтобы облегчить себе подъём, и тотчас отчислил его. Проступок был пустяшный, зато возмездие было быстрым и жёстким. Мулан содрогалась при одной мысли, что произойдёт, если откроется её секрет.

Тряхнув головой, она снова сосредоточила своё внимание на поиске места. Увидев, что сесть можно единственно возле Сверчка и ещё одного новобранца по имени Линь, Мулан подошла к ним и опустилась на лавку, стараясь не привлекать к себе внимания. Она как раз начала есть, когда Линь достал лист бумаги. Это был рисунок молодой женщины.

– Мы были сговорены двадцать семь дней тому назад, – сказал он Сверчку. – Её зовут Ли Ли. У неё кожа белая, как молоко. Её пальцы – как нежные белые корешки зелёного лука...

Мулан чуть не прыснула. Зелёного лука? Интересно, что подумала бы Ли Ли, услышав эдакое сравнение.

– Линь у нас романтик! – провозгласил Сверчок, явно более Мулан впечатлённый красноречием друга.

Линь мечтательно улыбнулся.

– Ли Ли – моё вдохновение, – продолжал он. – Её глаза, как капли утренней росы, а волосы – как дальние горы, темнеющие под чёрными тучами...

Мулан подумала, что она не вынесет ещё одного сравнения, но тут Яо стукнул по столу кулаком, прерывая излияния Линя.

– Я люблю тех, что попышнее! – сообщил он, разражаясь громким рокочущим хохотом. Вокруг поднялся хор согласных голосов. – С сильными, широкими бёдрами! – прибавил он.

Мулан сгорала от стыда. «Неужто мужчины так говорят о женщинах?» – при этой мысли её желудок, и так уже оскорблённый отвратительным вкусом предлагаемой еды, сжался. Ей и в голову не приходило, что мужчины столь мало уважают своих будущих жён. Её всегда наставляли высоко ценить того мужчину, за которого она однажды выйдет замуж, и всегда говорить о нём с гордостью. Да и о мужчинах вообще, говоря по правде. Однако здесь, похоже, лишь «романтику» достало галантности по-доброму говорить о противоположном поле. Даже Сверчок включился в обсуждение,