Точка кипения - Али Найт

— Насколько хорошо вы ее знали?

— Не совсем уверен, что понимаю вопрос.

— Вы встречались помимо работы?

Пол пожимает плечами.

— Нечасто. Почти нет. Я очень занят, но мы пересекались на одной вечеринке, посвященной нашей программе. Я бы не стал утверждать, что знаю ее. Это было бы неподходящее слово.

Уайт что-то записывает в свой блокнот. Пол опускает одну ногу на пол и поднимает вторую. Потом надевает второй носок.

— Как вы познакомились?

— Она пришла в офис, потому что у нее были кое-какие идеи для программы. Я руковожу телекомпанией и встречаюсь со многими людьми. Очень важно встречаться с людьми со стороны и узнавать, что они могут предложить. Это один из способов держать нос по ветру.

— Значит, она хотела разрабатывать программы?

— Да.

Он поднимается и натягивает футболку, потом надевает на руку часы и застегивает их на запястье.

— В итоге она была у вас обычным сотрудником?

Я неподвижно сижу на стуле, опустив глаза на руки. У меня сухие кутикулы и обветренные кончики пальцев. Слишком много всего чистила и оттирала.

Пол подворачивает внутрь ярлык, — наконец-то он полностью одет — и акцентирует все свое внимание на беседе. Он садится и кладет руки на ручки стула, протягивая пальцы вперед. Это поза, которую занимают, когда проходят тест на детекторе лжи.

— Такое часто происходит. Она брала интересные интервью у абсолютно разных людей. Мой партнер по бизнесу Лекс Вуд рекомендовал ее продюсеру, а потом нанял на работу.

Уайт, услышав новую информацию, подается вперед.

— А Лекс когда-нибудь проводил с ней собеседование?

— Насколько мне известно, нет.

— Тогда было очень мило с его стороны взять ее на работу.

— Она внушала доверие, иначе у нее не получилось бы занять эту должность, к тому же она привлекательная. А для Лекса это имеет не последнее значение. Он заприметил ее, когда она приходила на встречу ко мне, — в нашем офисе все видно. К слову, ему нравится, чтобы вокруг было много красивых девушек. Может быть, это неправильно, но таковы законы телевидения.

Пол не колеблясь выкладывает все это. Он почти дерзок и предоставляет им самим судить о несправедливости мира.

О’Шиа поджимает губы, а у меня внутри все опускается. Пол не ищет легких путей, и когда я вижу тень, пробежавшую по ее лицу, мне становится интересно, какую затяжную борьбу ведет эта женщина на протяжении десятков лет, сколько лет она вынуждена была работать сверхурочно, чтобы оказаться там, где находится сейчас. Ей не дано было узнать, что такое физическая привлекательность. Как и мне.

— И за это время она проделала очень хорошую работу, у нее была масса идей.

— Что именно входило в ее работу?

— Она собирала информацию по Джерри Бонакорси.

О’Шиу передергивает, когда она слышит это имя.

— Записывала интервью с членами его семьи, присутствовала на некоторых съемках, которые мы проводили в тюрьме.

О’Шиа раздраженно вздыхает.

— Может, мне не следует этого говорить, — продолжает Пол, — но, похоже, вы не согласны с решением комиссии по досрочному освобождению, ведь так? Учитывая вашу специфику работы, вам не может нравиться то, что они позволяют преступникам выходить на свободу.

О’Шиа качает головой.

— По крайней мере, теперь общество знает, против чего мы выступаем.

— Я приму это как комплимент, если позволите, — говорит Пол.

Женщины улыбаются в ответ. Он их переиграл.

— Мелоди также разработала концепцию программы «Криминальное время», которая идет сейчас. Мы с ней встречались несколько раз, чтобы обсудить это.

Обе кивают.

— Что вы делали в прошлый понедельник вечером?

— Мы немного посидели в баре с коллегами по работе, а потом я пришел домой. — Он называет Лекса, Астрид, Сергея и Джона, а также название бара, в который они ходили. — Лекс ушел первым, около половины десятого, кажется, а мы немного позже.

— Вы поехали на своей машине?

— Да.

— В котором часу вы вернулись?

Пол медлит и бросает на меня взгляд. Его лицо не меняется, оно, как обычно, невозмутимо. Я наблюдаю за уставшими глазами Уайт, которая внимательно смотрит на моего мужа в ожидании ответа. Он дергает ногой.

— Я был дома в десять.

Одна моя подруга работает наркологом в больнице. Ее работа определяется такими словами, как «алкоголизм», «зависимость от прописанных лекарств», «пагубное пристрастие», «депрессия», но суть ее так или иначе сводится к стыду. Стыду женщин из-за своих неудач и недостатков, — именно поэтому они скрывают свои проблемы с алкоголем и наркотиками от партнеров и детей, часто годами, и очень хорошо скрывают. Эти секреты замурованы внутри отношений, страх последствий от признания преследует их каждый час. В работу моей подруги входит выпускать этот страх и стыд, а также секреты. Все как в работе полицейских. И сейчас мне становится так стыдно за то, что мы делаем, что даже сжимается в груди. Первый раз я думаю о Мелоди не как о любовнице моего мужа и разрушительнице нашей семейной жизни, а как о жертве.

Самый большой мой страх — смерть моих детей. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что это избитая фраза и самое нелепое, что может представить мать, но тем не менее… Мокрое тело, которое я вытаскиваю из бассейна в загородном доме, поскрипывание дивана, когда женщина-полицейский говорит мне, что одного из них нет в живых, и офицер запаса маячит у нее за спиной… Когда я представляю эту картину, мои глаза наполняются слезами, нос перестает дышать и паника нарастает, но уже через секунду я усилием воли отгоняю эти невыносимые мысли и думаю о чем-то веселом. На все про все уходит тридцать секунд, и жизнь продолжается.

Как будут жить дальше родители Мелоди? Одну минуту, две минуты, пять, десять, час, день, неделю, всю жизнь… Ведь полиция в реальности приходила к ним домой и вылила этот кошмар на их голову. Неужели мой муж сделал это? Я сглатываю слюну.

— Значит, вы вернулись домой не позже десяти, — повторяет О’Шиа.

— Все верно, — говорит Пол.

И никакого колебания, никаких признаков того, что он сомневается, переступать ли эту черту.

На какую-то безумную долю секунды мне хочется вскочить, закричать, что он врет, и приложить руку к его обвинению. В моей голове проносится образ Пола, которого Уайт скручивает над кофейным столиком, блеск надетых на него наручников, но я так ничего и не произношу. Я смотрю на свое обручальное кольцо и чувствую, как оно врезается в палец.

Уайт засовывает ручку в блокнот с дешевой обложкой.

— Ну что ж, похоже, мы закончили.

Я удивлена, что могу встать на ноги и отпереть замок и что мои пальцы при этом не дрожат. Пол стоит позади меня на пороге нашего дома, и мы вместе смотрим, как полицейские уходят по дорожке. Он кладет руку мне на плечо — жест руководителя. Я захлопываю дверь, мы не отрываем глаз друг от друга.

Первый раз мы увидели этот дом, когда нас привел сюда агент по недвижимости. На улице накрапывал дождь, канал казался грязным пятном за густыми деревьями. После обхода всех этих голых, запущенных комнат мы решили сесть в машину, чтобы немного подумать наедине. Мы стояли возле груды старых писем и вдыхали влажный воздух. Я уже тогда поняла, что это наш дом, что мы можем переделать его и прожить здесь счастливую жизнь. «Он тебе нравится, правда?» — негромко спрашивает Пол, заметив, как я восхищенно смотрю на высокие потолки, и я перевожу взгляд на его ожидающее лицо. Да, дом мне действительно понравился.

Но сейчас все изменилось.

Пол прижимает палец к губам и подмигивает мне — медленно, с каким-то намеком. Он направляется в кухню и открывает бутылку пива, словно празднует конец трудной рабочей недели.

У нас с Полом есть свой тайный язык, у большинства пар он есть. Это не просто слова и выражения, это еще и жесты. Однажды в Майами мы увидели женщину, прическа которой напоминала утиное гнездо. Ее волосы, окрашенные в разные оттенки коричневого, торчали, как перья на хвосте утки, над одним ее ухом, а черная прядь над другим ухом была похожа на клюв. И теперь, когда кто-нибудь из нас видит странную прическу, то поворачивается к другому и толкает его локтем, а тот кивает в знак согласия или мотает головой. А еще у нас есть это его подмигивание.

Около двух лет назад к нам в гости пришли несколько приятелей. Кажется, некоторые называют это званым ужином, но меня эта фраза коробит: она звучит слишком уж формально и пафосно для меня с моим незнатным происхождением. К тому же я не умею готовить и лучше ориентируюсь в рядах с замороженными продуктами в супермаркете, чем на овощном рынке. Поэтому я быстро сварганила запеканку и постаралась не сильно украшать ее, чтобы никто не питал особых иллюзий.

Пришел Лекс, соблазненный намеком Пола, что Элен, моя напарница по теннису, «как раз в его вкусе». Бен, актер и друг Пола, как раз вернулся из Лос-Анджелеса и порадовал нас своим редким визитом. С соседней улицы пришли Сара и ее муж Фил. Явился Джон, вооруженный новозеландским здоровым напитком, содержащим морские водоросли. А еще была Джесси, опоздавшая на два часа. К счастью, мне не пришлось много готовить, потому что Бен сидел на особенной диете, чтобы «помещаться в экран телевизора» (он получил роль в американском ситкоме), не ел углеводов после шести, не пил спиртного и каждый день по два часа занимался с персональным тренером. Джесси вообще ничего не ела, а только пила. Фил съел по три порции всего, повторяя, как все это вкусно, в то время как Сара закатывала глаза. Ох, а еще я тогда забыла, что Элен вегетарианка.