Кругом измена, трусость и обман. Подлинная история отречения Николая II - Петр Мультатули

Однако видный исследователь белого движения В. Ж. Цветков хотя и признаёт связи некоторых генералов с масонами, но считает членство в масонских ложах генералов М. В. Алексеева, Л. Г. Корнилова и вице-адмирала А. В. Колчака ничем не доказанным{324}.

А. Я. Аврех был категорически не согласен с утверждением об участии масонов, в том числе и армейских, в февральском перевороте{325}. Он считал, на наш взгляд, неубедительно, что раз не существовало списков масонов-военных, то и говорить о принадлежности генералов ложам нельзя{326}.

Тем не менее, по нашему мнению, совокупность имеющихся исторических источников всё же свидетельствует если не о прямом членстве старшего генералитета в масонских организациях, то, во всяком случае, о его тесных связях с ними. Военная ложа позволяла генералитету устанавливать прямые контакты с либеральной оппозицией.

Объяснялось ли участие генералитета в февральском перевороте членством в «военной ложе», или на это имелись другие, немасонские причины? Вопрос этот по большому счёту не имеет принципиального значения.

По замечанию С. В. Куликова, «перемена верховного главнокомандования не вывела Ставку, находившуюся в Могилёве, из числа союзников парламентаристов. Наоборот, она стала содействовать им ещё более последовательно. Связано это было с появлением в роли начальника штаба верховного главнокомандующего генерала М. В. Алексеева»{327}.

Участие в заговоре генерала М. В. Алексеева, второго человека в русской армии после Императора Николая II, безусловно, являлось ключевым. Царь относился к генералу М. В. Алексееву с большим уважением. Произведя Алексеева в свои генерал-адъютанты, Император Николай II лично принёс начальнику штаба погоны со своим вензелем в кабинет. В это время генерал Алексеев уже активно вёл переписку с главным заговорщиком Гучковым{328}. Гучков был знаком с генералом Алексеевым ещё до начала Первой мировой войны. В ноябре 1911 г. депутат Государственной думы А. И. Савенко посоветовал А. И. Гучкову обратить внимание на генералов Алексеева и Иванова, которых он характеризовал как «даровитых и блестящих генералов»{329}.

Министр торговли и промышленности князь В. Н. Шаховской докладывал Императору и Императрице о переписке М. В. Алексеева с А. И. Гучковым и М. В. Родзянко. Эта переписка, по словам князя В. Н. Шаховского, привела Алексеева к политической деятельности{330}.

С. П. Белецкий на допросе следственной комиссии Временного правительства говорил, что «Штюрмер и Протопопов боялись влияний Алексеева, а через Алексеева А. И. Гучкова, с которым он был в хороших отношениях»{331}.

Назначение М. В. Алексеева на должность начальника штаба Императора Николая II состоялось в том числе по рекомендации единомышленника А. И. Гучкова генерала А. А. Поливанова. 16 августа 1915 г. Поливанов писал царю «о необходимости безотлагательно приблизить генерала Алексеева к верховному главнокомандующему»{332}.

Активное вовлечение Алексеева в деятельность против царя началось с отставкой С. Д. Сазонова и назначением сначала на должность министра иностранных дел, а потом и главы правительства Б. В. Штюрмера. Это назначение ломало планы оппозиции, которые находили отклик в душе М. В. Алексеева{333}.

С зимы 1916 г. А. И. Гучков поддерживал генерала Алексеева в его кампании против Б. В. Штюрмера. Алексеев активно содействовал «шпионскому» делу вокруг людей, по тем или причинам сотрудничавшим с Штюрмером: И. Я. Гурлянда, Д. Л. Рубинштейна, И. Ф. Манасевича-Мануйлова{334}. По согласованию с Алексеевым вышеназванные лица были арестованы генералом контрразведки Н. С. Батюшиным. За арестами кроме Алексеева стоял и Гучков.

С помощью интриг Алексеев всячески способствовал падению престижа Государя в глазах главнокомандующих фронтами. Император Николай II решил отправить на покой главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта генерала Н. И. Иванова. Сам Иванов уже неоднократно жаловался на своё здоровье и усталость. Николай II посоветовался с генералом Алексеевым, и тот высказался в пользу отставки генерала{335}.

17 марта 1916 г. эта отставка состоялась. 31 марта М. В. Алексеев при встрече с Н. И. Ивановым сказал ему, что тот уволен вследствие большой интриги из Петрограда, «по приказанию Государя, Распутина и Вырубовой»{336}. Дезинформированный Алексеевым недалёкий Иванов, которого Государь оставил при Ставке в качестве своего генерал-адъютанта, затаил неприязнь к Николаю II. Нет сомнений, что эта неприязнь сыграла не последнюю роль в неудаче «бумажного» похода Иванова на Петроград 27 февраля — 2 марта 1917 г.

Пока Гучков «обрабатывал» М. В. Алексеева, другой лидер оппозиции М. И. Терещенко активно склонял на свою сторону генерала А. А. Брусилова{337}.

В этот же период стали регулярными встречи князя Г. Е. Львова с М. В. Алексеевым, на которых обсуждалась возможность ареста царя в Ставке{338}. Тогда же этими же лицами планировался арест императрицы Александры Фёдоровны, её ссылка в Крым и принуждение царя «согласиться на министерство „доверия“ во главе со Львовым»{339}.

В ноябре 1916 г. М. В. Алексеев передал доверенному лицу Г. Е. Львова, что «всё, о чем он просил, будет выполнено»{340}.

А. Ф. Керенский демонстрирует в своих воспоминаниях поразительную осведомлённость в том, что касается планов Львова и Алексеева. Вполне возможно, Керенский знал об этих планах из своего источника в Ставке, военного цензора штабс-капитана М. К. Лемке. По сведениям русского контрразведчика генерал-майора Н. С. Батюшина, бывший эсер, историк и журналист М. К. Лемке попал в Ставку «благодаря своему очень давнему знакомству с генерал-квартирмейстером при верховном главнокомандующем генералом Пустовойтенко»{341}.

М. К. Лемке писал, что «около Алексеева есть несколько человек, которые исполняют каждое его приказание», в том числе и арест государя в Могилёвском дворце{342}.

15 июня 1916 г. генерал М. В. Алексеев подал Николаю II секретную докладную записку. В ней генерал предлагал для организации деятельности в тылу ввести должность верховного министра государственной обороны, наделив его чрезвычайными полномочиями{343}. «Лицу этому, — писал М. В. Алексеев, — облечённому высоким доверием вашего императорского величества и полнотой чрезвычайной власти, необходимо представить: объединять, развивать и направлять единой волей деятельность всех министров, государственных и общественных учреждений, находящихся вне пределов театра военных действий»{344}.

В свете февральских событий 1917 г. идея начальника штаба о введении военной диктатуры в тылу видится как возможный этап переворота. Став «диктатором», М. В. Алексеев гораздо бы облегчил осуществление парламентаристских планов оппозиции. Идея Алексеева о «диктатуре» солидаризировалась с планами другого кандидата в «диктаторы», начальника ГАУ генерала А. А. Маниковского, который объяснял затруднения в обеспечении армии боевыми припасами и расстройство железнодорожного транспорта отсутствием в тылу «единой твёрдой власти»{345}. Похоже, что у идей М. В. Алексеева и А. А. Маниковского были одни те же соавторы из Прогрессивного блока. Его представители Г. Е. Львов и А. И. Коновалов в июне 1915 г. предлагали создать Комитет государственной обороны, глава которого был бы наделён чрезвычайными правами и

был бы ответственен только перед императором{346}. В комитет кроме министров должны были войти представители общественности и законодательных палат. Так как Алексеев не ограничивал «диктатора» только лицами из военной среды, то в подобной роли мог оказаться тот же Г. Е. Львов. Таким образом, Прогрессивный блок при помощи военной верхушки пытался проникнуть во власть.

Несмотря на то что 28 июня на совещании совета министров в Ставке под председательством царя идея М. В. Алексеева о «диктатуре» была отвергнута, Алексеев не прекратил свои контакты с оппозицией.

Вполне вероятны контакты М. В. Алексеева с А. Ф. Керенским через доверенное лицо последнего, подполковника В. Л. Барановского, который являлся штаб-офицером Ставки и одновременно зятем Керенского.

18 сентября 1916 г. императрице Александре Фёдоровне стало известно о переписке между М. В. Алексеевым и А. И. Гучковым, о чём она написала царю в Ставку{347}.