Крестоносцы. Полная история - Джонс Дэн

Позже битва при Дорилее войдет в легенды как тот самый момент, когда Первый крестовый поход развернулся в полную силу. Раймунд Ажильский, путешествовавший в свите графа Раймунда Тулузского, рассказывал, что видел в рядах латинян дивных призрачных защитников: «Два конных воина с сияющим оружием, прекрасноликие, предшествовали воинству нашему, и… когда турки пытались оттолкнуть их своими копьями, они оказались неуязвимы»{39}[151]. То обстоятельство, что эти чудесные рыцари подозрительно похожи на небесных воинов, в давние времена пришедших на выручку Иуде Маккавею, скорее всего, не совпадение[152]. Одно можно сказать с уверенностью: в битве при Дорилее франки впервые встретились в бою с турецкими конными лучниками, чья тактика молниеносных налетов и притворных отступлений, в процессе которых они осыпали неприятеля градом стрел, была призвана сеять хаос в рядах врага и подстрекать конницу кидаться вдогонку, сломав строй. Алексей оставил князьям Татикия, своего евнуха с золотым носом, как раз для того, чтобы тот увещевал франков не поддаваться на эту уловку (к слову, девиз «Будьте единодушны» предполагает, что слова его были услышаны). Тем не менее все, что могли сделать Боэмунд и Роберт Куртгёз, чтобы не дать солдатам бросить лагерь и бежать врассыпную, так это послать отчаянную мольбу другим князьям, чтобы те поспешили им на выручку.

Ожесточенное противостояние, в котором враги то обрушивали друг на друга град стрел, то схватывались в яростной рукопашной, продолжалось с девяти утра до полудня. В какой-то момент турки вломились в центр лагеря латинян, и казалось, что франки дрогнут и побегут, но тут в долину ворвался Раймунд Тулузский вместе со свежим подкреплением из нескольких тысяч своих верных рыцарей. Турки обратились в бегство, надеясь поквитаться с франками в другой раз. Франки, раздувающиеся от гордости и преисполненные облегчения, что уцелели, отпраздновали победу, декламируя воинственные строчки из Ветхого Завета («Десница Твоя, Господи, прославилась силою; десница Твоя, Господи, сразила врага»), похоронили как мучеников тех павших, кто носил крест, ограбили и осквернили тела, на которых креста не было, и приготовились продолжать свой путь на Восток.

В общем, когда во главе Первого крестового похода встал Боэмунд в компании других князей, фиаско Крестьянского похода постепенно позабылось. Роберт Реймсский позже пытался представить себе, как разъяренный Кылыч-Арслан бранил турецких воинов, которых встретил, когда они бежали из-под Дорилея. «Безумцы! Вы никогда не сталкивались с доблестью франков и не испытывали их мужества. Их сила не человеческая: она исходит с небес — или от дьявола»[153]. Может, это и выдумка, но Кылыч-Арслан действительно не пытался больше сойтись с крестоносцами на поле брани. В каком-то смысле ему это и не нужно было. Вдохновленные победой, князья решили отправиться в Антиохию, большой город на границе Анатолии и Сирии. Впереди их ждал путь через крайне враждебные земли, который растянется на три летних месяца. И проблем у них будет хоть отбавляй.

Глава 7. Долгая зима

Земля обагрилась кровью…

Все те, кто сопровождал князей в походе из Константинополя в Святую землю, и мужчины, и женщины, выступая в путь, знали, что впереди их ждут неимоверные трудности, а может, и смерть. Им, прошедшим испытание силой оружия под Дорилеем, в следующие три месяца, когда колонны вооруженных и безоружных пилигримов числом в десятки тысяч направились на юго-восток к Икониуму (Конье) и далее, в Антиохию, предстояло сносить тяготы, нужду и опасности. Там, куда лежал их путь, турки Кылыч-Арслана применяли тактику выжженной земли, опустошая города и уводя гарнизоны, угоняя скот и увозя с собой продовольствие, золото, серебро, церковную утварь и все, что могло бы пригодиться франкским армиям.

Эта тактика, пусть ее и не назовешь особо изощренной, как нельзя лучше подходила для того, чтобы измотать противника на марше. Князья, следуя совету Алексея и его посланца, евнуха-полководца Татикия, намеренно двигались по Малой Азии не по прямой: они сделали крюк длиной почти в 300 километров, углубившись в Таврские горы. Перед ними стояла задача отвоевать утраченные Алексеем территории — и они ее выполнили. Не встречая серьезного сопротивления, они освободили от власти турок ряд важных для Византии городов: Антиохию Писидийскую, Икониум, Гераклею, Кесарию Каппадокийскую, Коксон и Мараш. Может, освобождение Иерусалима и было конечной целью крестоносцев, но князья не забыли свой долг перед Византией и клятвы, данные императору.

Рис. 5. Осада Антиохии (1097–1098 гг.)

Алексей, вернувшийся в Константинополь, ничего другого и не желал: вот оно, достойное воздаяние за роскошные пиры и подарки, которыми император осыпал предводителей франков, пока те гостили в столице. Тем временем крестоносцам приходилось совершать длительный переход по местности, представлявшей не меньшую опасность, чем турецкие конные лучники, атакам которых они периодически подвергались. Преодоление пустынного, засушливого и скалистого Анатолийского плоскогорья стало для крестоносцев той самой искупительной мукой, которой столь многие из них искали, принимая крест[154]. Петр Тудебод, священник из местечка Сивре, что в графстве Пуату, писал: «Голод и жажда повсюду стесняли нас, и не было для нас здесь никакой пищи, разве что, срывая, мы растирали в руках колючки… Там погибла большая часть наших лошадей, и потому многие из наших воинов остались пешими»{40}[155]. Приходилось ехать на волах, а как вьючный скот использовали козлов, баранов и даже собак. Крестоносцы погибали от жажды. Один автор писал о страданиях беременных женщин: «с запекшимися губами и пылавшими внутренностями, с нервами, истомленными от невыносимого жара солнечных лучей и раскаленной почвы»{41}, они по причине крайнего обезвоживания прямо на обочине разрешались от бремени мертворожденными младенцами[156].

Порой путь пролегал через плодородные, напоенные водою земли, такие как Писидия с ее благодатными «дивными лугами», где простые крестоносцы смогли пополнить водой бурдюки, добыть или выторговать съестное, а их предводители «нашли превосходную охоту, любимую потеху и упражнение рыцарства»[157]. Но опасности подстерегали и здесь. Когда войско встало лагерем в лесистой местности, на Готфрида Бульонского напал громадный медведь, который стащил его с лошади и попытался разодрать ему глотку когтями. «Рев зверя потрясал лес и горы». В панике Готфрид выхватил запутавшийся между ног меч, но лишь ранил себя же в ляжку, перерезав мышцы и сухожилия. Только скорость реакции и храбрость одного простолюдина по имени Гузекин спасла Готфриду жизнь: мужчина прыгнул на медведя и заколол его ударом в печень. Граф выжил — о его исцелении позаботились лекари. Медведя пустили на шкуру и мясо. Но «все войско было встревожено этим печальным происшествием»[158].

Еще одну причину для беспокойства подкинул брат Готфрида, Балдуин Бульонский. Когда армия крестоносцев прошла Гераклею и приготовилась забирать в сторону от Таврских гор, своенравный Балдуин решил отделиться от основных сил и повести своих людей в Киликию, в Тарс (Тарсус). Это был город, овеянный многочисленными легендами: здесь Марк Антоний встретил египетскую царицу Клеопатру, здесь родился святой апостол Павел. К тому же Тарс стоял почти на берегу Средиземного моря: идеальное место, чтобы организовать логистическую цепь, связавшую бы Византию с побережьем Сирии и Палестины — в том случае, конечно, если бы крестоносцам удалось забраться настолько далеко.