Старец Ефрем Катунакский - Автор Неизвестен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нам написал один брат: "Я познакомился с отцом Ефремом в 1974 году. Мне нужно было посоветоваться, куда пойти жить на Святой Горе. Когда я назвал ему одного старца, то отец Ефрем, желая избежать осуждения, сказал: "Я бы не хотел, чтобы ты пошел туда сажать лук и картошку".
Когда я сказал о другом старце, он ответил: "Да, ступай. Если он примет тебя, останься на несколько дней, а потом приходи, поговорим". Так и случилось. Я остался у того старца под предлогом, что буду готовиться к экзаменам.
В те дни я встречался с другими монахами и всех их спрашивал, какое они имеют мнение о старце, у которого я живу. Естественно, каждый высказывал только свое мнение. Вследствие чего и возник у меня внутренний душевный разлад. Смущенный, пришел я в Катунаки.
— Нет, дитя мое, — говорит мне отец Ефрем, — ты сделал ошибку, вернись обратно и никуда не ходи. Побудешь там 15 дней и потом опять придешь.
Действительно, так я и сделал. За эти дни, находясь рядом с тем старцем, я почувствовал мир и покой. Впоследствии я посетил отца Ефрема в Катунаках и сказал ему, что я очень доволен. Ответ его был таким: "Сейчас отец Ефрем для тебя умер. Теперь у тебя есть старец, там будешь жить и подвизаться в послушании"".
Один из будущих его послушников посетил его, имея при себе саженцы миндального дерева. На праздник святого Ефрема 28 января 1972 года он написал отцу Ефрему поздравительное письмо, и тот, отвечая ему, попросил саженцы. Старец уже подготовил ямки под них во всех огородиках каливы. Они посадили их, поливая тем небольшим количеством воды, что имелась в цистерне. Юноша качал воду насосом в бочку и оттуда по пластиковой трубе она направлялась в огородики, где отец Ефрем занимался поливкой.
Бесплодная земля, много труда, мало воды — только миндальные деревья и могли что-то уродить. Но и они от августовской жары и засухи становились очень жалкими: листочки ржавого цвета сворачивались, висели на ветке, вялые и безжизненные. Раньше там росли оливковые деревья, но толку от них было мало: ручная маслобойня давала лишь две-три оки некачественного масла с большим осадком. Опечаленный отец Ефрем был вынужден выкопать оливки и посадить миндаль. "Пригоршню миндаля соберу, но съем его с удовольствием", — говорил он. Но особого результата и здесь он не добился. Позднее, когда подвели воду, выкопал и их, посадив фруктовые деревья. Так, когда приходит время, кушаем какой-нибудь маленький персик, какую-никакую сливу.
Отец Ефрем качал головой: "Старые монахи говорили: Катунаки не для огородов и садов. Для сада нужен горб садовника, грязь и вода и много труда. Катунаки для молитвы и рукоделия".
Не привыкший к труду юноша устал качать воду насосом, но, наконец, работа закончилась. После повечерия они сидели в полутемной церквушке и разговаривали. Юноша боролся с помыслами. Желая стать монахом, он торопился, но возникали различные препятствия в лице родителей, духовника, было не закончено образование, кроме того, в годы "семилетней диктатуры"[35] молодые монахи не освобождались от службы в армии. Он спросил отца Ефрема: "Что делать? Может, мне пора решиться?" — "Нет, — прогремел резкий голос отца Ефрема, — ты не готов еще. Когда зажжется внутри тебя пламя, тогда и спрашивать никого не будешь, и в расчет ничего не будешь принимать". Относительно того, чтобы найти ему другого духовника, отец Ефрем не соглашался. "Если перейдешь жить в другое место или станешь монахом, тогда можно, а пока оставайся у своего духовника". Отцу Ефрему даже в голову не могло придти, чтобы самому стать духовником юноши.
Отец Ефрем собирает братию
Вернемся к июню 1975 года. Вот юноша поднимается по тропинке наверх, обливаясь потом и задыхаясь в нетерпении своего сердца. Вот он останавливается, чтобы перевести дыхание в тени большого дуба, напротив почерневшей от времени маленькой двухстворчатой двери во двор, молится, чтобы Господь благословил принятое решение и утвердил его в новой жизни. К тому же и отец Ефрем сказал ему: "Да, я приму тебя". Скрипит открываемая дверь, и в глубине каливы виден отец Ефрем, согнувшийся над раковиной, в которой он что-то мыл. Оборачивается, весь белый и светящийся, узнает юношу и, приняв с обычной для него любовью, провожает его в келлию для новоначальных.
В положенный час, по четкам, они совершили келейно вечерню. На постной трапезе (была среда) — вареная фасоль с лимоном, который Старец выкопал из песка в подвале, привычные оливки из старых запасов, давно заброшенных по причине одиночества отца Ефрема. Глиняная посуда — поколотая, хлеб — домашней выпечки, горький из-за многолетней, старой муки… Пепел и металлический треножник в очаге, почерневшая кастрюля рядом, прикрытая квашня с тестом, проволочный фонарь… Кроме раковины, имелась и некоторая мебель: открытые полки для посуды и сундук. В углу стоял узкий длинный стол, уставленный тарелками с горячей едой. Сели за стол — старец, шестидесятитрехлетний отец Ефрем, а рядом юноша с пылким сердцем. Был час, когда скалы уже заслоняли свет, который совершенно растворялся в каштановом деревянном потолке (закоптившемся за многие годы) и в пожелтевших (когда-то белых) стенах.
На рассвете следующего дня служили литургию. "Повторяй за мной эту мелодию: "Го-о-споди, поми-и-и-луй" — тихонечко, спокойно, как будто голос летит издалека. Так нам передал старец Иосиф, а сам он научился мелодии во сне, когда увидел двенадцать поющих птичек и тринадцатую, которая ими управляла. В Малой Святой Анне хоть и маленькая церковка, но от тихого пения снаружи даже не было слышно наших голосов. Конечно, позже старцы уже плохо слышали, и я вынужден был петь громко".
Закончив литургию, они спустились в трапезную, чтобы что-нибудь перекусить. Какое-то время сидели молча, отец Ефрем сосредоточенно смотрел куда-то вдаль. Затем сказал: "И узрели сыны Израиля дух Моисея на Иисусе Навине" (Ср.: Втор. 34, 9). Юноша, имея только начальные богословские знания, решил, что отец Ефрем говорил что-то о Божественном участии и созерцании в Боге. Он спросил: "Благодать чувствуете, батюшка?" Тот же, погруженный в свои мысли, даже не услышал вопроса и продолжал: "Сегодня на литургии, дитя мое, я получил извещение, что ты мой последователь и преемник". — "Батюшка, я буду преемником твоим
