Старец Ефрем Катунакский - Автор Неизвестен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под окном келлии студент еще раз позвал Старца, постучал в дверь, а потом, нагнувшись, прошел через нее в большое застекленное помещение. Свернул направо и начал подниматься по каменной лестнице. Наконец послышались тяжелые шаги, дверь на веранду открылась и показалась тонкая фигура, завернутая в длинное заплатанное пальто, — отец Ефрем. Лицо сияющее, юношеское, обрамленное белоснежной бородой, орлиный взгляд из глубоких глазниц — острый и испытывающий, сверкающий.
Сели на скамеечке возле церкви. Отец Ефрем посадил рядом и второго юношу. Они начали приятную беседу о старце Емилиане[34] (в то время игумене монастыря Великих Метеор, а позднее — монастыря Симонопетра). Он был духовником юноши. "Был он здесь, — рассказывал отец Ефрем. — Сел напротив меня в келлии, снял свою жесткую скуфеечку — одет как принц. "Я игумен в Метеорах, — говорит. — Хотел вас спросить об умной молитве". — "В Метеорах очень много народа, приезжайте на Святую Гору", — отвечаю ему. Когда он ушел, то я подумал: помолюсь немного, посмотрю, что он за человек такой". Отец Ефрем восторженно замахал рукой: "Он, дитя мое, само благоухание!" В какой-то момент повернулся к другому юноше, который молча слушал беседу:
— А ты почему ничего не говоришь?
— Я слушаю, отче.
Но ему хотелось сказать: "Мне достаточно просто видеть тебя". Однако, желая убедиться в высоких познаниях и особом устроении живущего в духовном трезвении аскета, каковым он представлял его себе в своем воображении, он спросил: "Отче, как спастись?" Сокрушающая простота ответа поразила его: "Исповедью и Причащением. Все остальное только следует за этим". Сотни мудреных идей и изысканных теорий благочестивого ума рухнули перед этой простотой. Нашлось время поговорить и наедине. Юноша доверительно сказал, что хочет стать монахом, но еще не знает, что выбрать — пустынь или общежитие. Воодушевленный светлым обликом отца Ефрема и с благоговением относясь к тому, что слышал о нем от других раньше, он предпочел бы спросить, возьмет ли его отец Ефрем к себе в будущем. Но спросил совсем о другом: он прощупывал почву, так как тогда говорили, что отец Ефрем не принимает послушников. Сказывалось и влияние тех, кто говорил: "Сначала — в общежитие, а потом, когда закалишься, — в пустыню".
Отец Ефрем, прямой и цельный, ответил:
— Послушай, дитя мое, какого святого ты особенно почитаешь?
— Святого Нектария.
— Вот и помолись ему: "Святый Нектарие, я не знаю, какой из двух путей больше подходит мне, но ты ведь святой и знаешь об этом лучше меня — просвети, чтобы я избрал правильный путь".
— А что дальше? Как я пойму, что отвечает святой и чего хочет Бог?
— Изнутри почувствуешь: к чему склоняется сердце в мире и покое, туда и следуй.
— А если, несмотря на это, я совершу ошибку? — Святой, которому ты помолишься, тебя чуть-чуть подтолкнет туда, куда нужно.
Юноша был ошеломлен. Он думал, что кто-то третий должен был указать волю Божию о его личной жизни.
Отец Ефрем был очень последователен и деликатен в этом вопросе. Конечно, иногда, подшучивая, он говорил некоторым, приковывая их внимание проницательным взором: "Наш ли еси, или от супостат наших?" (Нав. 5, 13), имея в виду — будет ли вопрошающий монахом или нет. И кое-кого оставлял в недоумении — сами разберутся!
Когда речь шла о выборе между монашеством и мирской жизнью, тогда отец Ефрем отсылал их к иконе Божией Матери "Скоропослушница", в монастырь Дохиар, чтобы испросили у Пречистой просвещения, чтобы сердцем выбрали. Он — который сам был воплощенной похвалой монашеству, и словами и делами возвещал превосходство и блаженство монашеской жизни. И вместе с тем сам он никогда и никого не принуждал, предоставляя каждому свободу выбора. Когда его просили узнать волю Божию — помолиться и указать им ее, он отвечал: "Дети мои, я помолюсь, но пусть Господь Сам укажет вам тот путь, на котором вы спасетесь и прославите Его". Даже когда его уговаривали высказать свое мнение, он оставался непреклонен. Наедине с нами он наставлял, что нужно с твердостью держаться правильной позиции: "Даже если Бог известит меня о Своей воле, я о ней не скажу, потому что если сделаю это, то диавол приложит усилия, чтобы человек ее не исполнил, а тогда грех будет тяжелее".
Один юноша, которого Старец называл "вором и разбойником", потому что, найдя все двери каливы закрытыми, он влез через ограду (по слову евангельскому: "кто перелазит инуде, тот вор и разбойник (Ин. 10, 1), чтобы поговорить с отцом Ефремом, хотел стать монахом на Афоне. Но его духовник желал, чтобы юноша был в его монастыре, вне Святой Горы.
Как-то раз они пришли вдвоем — духовный отец и его чадо. Возник вопрос: должен ли юноша последовать велению своего сердца и жить на Святой Горе или послушаться духовника и остаться с ним. Брат, который приносил угощение гостям, затаив дыхание, ожидал, что скажет на это отец Ефрем. "Отче, — неторопливо начал Старец, — ваш духовный сын должен поведать вам все свои помыслы и стремления своего сердца. И, безусловно, обязан вас послушаться, если вы имеете другое мнение, но если с течением времени его помыслы будут настаивать на своем, он должен их исповедать снова и снова. Если это случится, то вы как духовник засвидетельствуете, что он имеет устойчивое стремление. Тогда вы должны признать, что это от Бога, и дадите ему благословение осуществить свое желание". Ответ этот — "золотое сечение". Да поможет Старец и нам своими молитвами рассуждать так же просто и по существу.
Некто, желающий стать монахом, пришел к Старцу спросить совета, к кому ему лучше пойти. Отец Ефрем тогда был один и, конечно же, нуждался в помощи, так что вполне оправданно его желание, чтобы кто-то был с ним. Однако юноша попросил его благословения пойти в другое, соседнее братство. "Дитя мое, — говорит ему отец Ефрем, — там, куда ты хочешь пойти, живут очень хорошие монахи, и если душа твоя там будет спокойна, то иди и живи в послушании — и спасешься". Ни слова не сказал он о своей личной нужде.
Через несколько дней Старец
