Вниз, сквозь ветки и кости - Шеннон Макгвайр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дротик эгоистичного восторга вонзился в ее сердце.
Джек здесь не было. Джек не стояла в этой комнате, глядя на ванну, достойную сказочной принцессы. Все это было только для нее, только для нее одной. В этой истории принцессой была она.
(Расстроилась бы она из-за своего самодовольства, если бы узнала, что в этот самый момент Джек ломает голову над тем, как бы ей доставить воду из колодца в котелок, а затем в жестяную ванну, и при этом не ошпариться и не замерзнуть? Или ей доставила бы удовольствие мысль о том, что ее невозмутимая, изнеженная сестра сидит в едва теплой воде, доходящей только до бедер, маринуясь в собственной грязи, оттирая с себя самые грязные пятна ломкими желтыми губками, которые были когда-то живыми существами, а теперь о них вспоминают только по их останкам? Как быстро люди отдаляются друг от друга, когда один в чем-то превосходит другого!)
Джилл сняла запятнанную грязную одежду и ступила в ванну. Температура была идеальная, а вода – шелковисто-гладкая от духов и масел. Она погрузилась до подбородка и закрыла глаза, наслаждаясь теплом, наслаждаясь ощущением того, что скоро она будет чистой.
Через некоторое время раздался стук в дверь и бодрый голос Мэри сказал:
– Пора выходить, мисс. Одежда готова, и обед уже скоро.
Джилл вышла из оцепенения, открыв рот, чтобы возразить – еще не могло быть время обеда, они только что позавтракали, – но тут у нее громко заурчало в желудке. Вода была еще теплая, но, возможно, это ни о чем не говорило в этой волшебной комнате волшебного замка.
– Иду! – отозвалась она и пробралась, не выходя из воды, к тому месту, где оставила одежду. Но одежды там не было, а вместо нее лежали полотенце и халат.
Сообразив, чего от нее ждут, Джилл вытерлась полотенцем и надела халат – мягкий и белый, почти как пена в ее ванне. Здесь не было ни вешалки для полотенец, ни корзины для белья. Сложив использованное полотенце так аккуратно, как только смогла, Джилл положила его у основания стены, надеясь, что оно выглядит достаточно опрятно, достаточно хорошо для хозяина. Затем она вышла к ожидающей ее Мэри.
Горничная задумчиво оглядела ее и сказала слегка удивленно:
– Думаю, вы подойдете. Вот.
Она взяла сверток бледной ткани – фиолетовой, голубой и белой, будто заживающий синяк, – и протянула девочке.
– Одевайся. Если понадобится помощь с пуговицами, я здесь. Господин ждет.
Взяв сверток, Джилл молча кивнула и совсем не удивилась, увидев, что у дальней стены появилась ширма. Она скользнула за нее, положила одежду на табурет, сняла халат и начала одеваться.
Она облегченно вздохнула, увидев, что нижнее белье было вполне узнаваемо: трусики и сорочка, больше напоминавшая тонкую майку. А вот платье… ох, платье.
Это был океан ниспадающего шелка, море драпировочной ткани.
Платье не было взрослым, предназначенным для взрослой фигуры; это был фантастический наряд для ребенка, в котором девочка выглядела перевернутой орхидеей.
Только с третьего раза она поняла, какое отверстие предназначено для головы, а какие для рук, но когда она наконец разобралась, платье топорщилось, не желая правильно сидеть.
– Мэри? – позвала она с надеждой.
Горничная появилась из-за угла ширмы, прищелкнув языком при виде состояния Джилл.
– Платье нужно застегнуть, если хочется, чтобы оно сидело, – сказала она и принялась застегивать пуговицы и завязывать завязки в таком количестве, что у Джилл, наблюдавшей за движениями пальцев Мэри, голова пошла кругом.
Но когда Мэри закончила, оказалось, что платье сидит на Джилл так, будто его шили специально для нее. Поглядев вниз, Джилл увидела, что из-под ниспадающих юбок выглядывают пальцы ее босых ног, и она была благодарна этому, потому что без этой маленькой погрешности все было бы слишком идеальным, чтобы быть настоящим. Она подняла взгляд. Мэри держала бордовую бархотку с маленькой, свисающей по центру жемчужно-аметистовой подвеской. Выражение лица у нее было мрачным.
– Теперь вы член семьи нашего Господина, – сказала она. – Вы должны всегда и всюду носить эту бархотку, если вы на людях – за исключением слуг. И при Господине тоже. Понятно ли вам?
– Зачем? – спросила Джилл.
Мэри покачала головой.
– Скоро вы все поймете, – сказала она.
Наклонившись, она застегнула бархотку на шее Джилл. Она сидела плотно, но не настолько, чтобы доставлять неудобство; Джилл подумала, что скоро привыкнет. Тем более бархотка была красивой. Джилл не часто позволяли носить красивые вещи.
– Вот так, – сказала Мэри, отступив на шаг назад и откровенно ее разглядывая. – Вы настолько хороши, насколько можно было этого добиться, не имея времени, а времени сейчас у нас нет. Вам нужно сидеть тихо. Говорить можно, если к вам обращаются. Подумайте, прежде чем на что-нибудь соглашаться. Понимаете?
«Нет», – подумала Джилл, и «Да», – сказала Джилл, и все: ее уже нельзя было спасти.
Мэри, которая не произносила слово «вампир» уже больше двадцати лет и которая слишком хорошо знала ограничения, в рамках которых они трудились, только вздохнула и предложила девочке руку.
– Хорошо, – сказала она. – Пора.
* * *
Когда доктор Блик, закончив свои дела, вернулся домой с охапкой хвороста и пучком трав, он обнаружил Джек во дворе, тщательно оттирающую остатки грязи со стенок бадьи. Услышав его шаги, она подняла взгляд. Он остановился и посмотрел на нее так, будто видел в первый раз.
Ей понадобилось шесть походов к колодцу и три кипячения котелка, но она смыла грязь с тела и волос, используя густое едкое мыло, которое нашла рядом с губками. Волосы были тщательно зачесаны назад, и единственное, что осталось на ней из старых вещей – лакированные кожаные туфли, и они были вычищены так же, как все остальное. Она все еще выглядела слишком хрупкой для того, чтобы быть подходящим лаборантом, но внешность бывает обманчива, и она выполнила то, о чем он попросил.
– Что на ужин? – спросил доктор Блик.
– Понятия не имею, но вы не захотели бы
