Меч сквозь столетия. Искусство владения оружием - Альфред Хаттон

Мы в Ла-Рошели у гугенотов, при дворе Генриха Наваррского. Среди прочих здесь находится молодой д'Обанье, дворянин из Ангулмуа, достаточно храбрый, но склонный к хвастовству, чрезмерно усердный, но не самый удачный подражатель знаменитого Бюсси д'Амбуаза. Однако это не повод относиться к нему свысока: он пять лет провел в Италии и времени там не терял, а посвящал в значительной степени изучению оружия, в особенности — «одиночной рапиры», под руководством знаменитого Патерностриера. И в этом виде поединка приобрел репутацию человека в сто раз более опытного, чем избранный им противник — уроженец Анжу по имени ла Фотриер. Из-за чего эти двое поссорились, история умалчивает; они встречаются, как и было оговорено, в старом саду, на ограде которого расселись секунданты и сочувствующие, с интересом наблюдающие за происходящим. Обанье вооружен одной лишь рапирой, а ла Фотриер по общепринятой манере держит в одной руке рапиру, а в другой — кинжал. Его противник возражает против использования кинжала:

— Я умею драться только одной рапирой, так что нечестно было бы с твоей стороны пользоваться еще и кинжалом.

В ответ ла Фотриер просто выбрасывает кинжал за ограду сада. Обанье думает, что это обеспечит ему преимущество; однако судьба распорядилась по-другому, его противнику повезло: будучи гораздо слабее в фехтовании, все же после короткого обмена ударами он оставляет более опытного бойца на земле мертвым.

Добрая душа месье де Сурдеваля

Франциск I как-то раз послал своего любимого министра, кардинала Лотарингии, во Фландрию на заключение договора с императором Карлом, а с ним — и немалую свиту. Был в той свите один немного своевольный дворянин из Бретани по имени месье де Сурдеваль, и он поссорился с неким другим французским дворянином, имя которого история умалчивает. Решив уладить дело исключительно между собой, не беспокоя никого из своих друзей, они нашли тихое местечко за стенами Брюсселя, где располагался императорский двор. Скрестили шпаги, и храбрый Сурдеваль получает ранение, но в целом судьба к нему благосклонна, и ему удается нанести сопернику почти смертельную рану. Получилось так, что он прибыл к месту дуэли верхом, и хорошо, что у него был сильный конь, поскольку второй дуэлянт пришел пешком. Сурдеваль оказался не только храбр, но и великодушен: он поднимает поверженного противника, сажает его в седло, а сам садится на круп коня позади и, придерживая раненого, со всеми предосторожностями везет его обратно в город в дом хирурга-цирюльника, где пострадавший получает такой великолепный уход, что вскоре полностью выздоравливает. Император, прослышав о таком поступке, желает видеть доблестного Сурдеваля, приказывает ему явиться в большой зал дворца, перед лицом всего двора горячо благодарит его за великодушие и отличает героя, вручая ему величественную золотую цепь.

Граф де Гран-Пре и сломанная шпага

Граф де Гран-Пре был одним из самых благородных и великодушных людей, когда-либо служивших при французском дворе, и при этом храбростью он обладал не меньшей, чем его добрая шпага; что, впрочем, не спасло его от ссоры с неким месье де Живри. Когда они встретились на дуэли, удача изменила Живри, и его шпага переломилась пополам, однако он продолжил бой, не обращая на это внимания. Граф опустил оружие, воскликнув:

— Возьмите другую шпагу; моя вас не смеет коснуться в таких неравных условиях.

Живри не стал принимать одолжение и ответил:

— Нет, я прекрасно смогу убить вас и этим обрубком.

Однако граф наотрез отказался продолжать бой, ставший неравным, и после недолгих переговоров дуэлянты пришли к взаимопониманию и помирились.

Командир Левинстон отказывается от предложенного одолжения

Некий шотландский командир по имени Левинстон, бывший в свите шотландской королевы Мэри во время ее пребывания во Франции, добился себе должности в Монтагю, что в Оверне. Это был крупный сильный мужчина, любитель прихвастнуть; особой совестливостью он не отличался и брал взятки со всех и каждого, с правого и виновного, так что за два года пребывания на должности сколотил состояние в сто тысяч крон. Именно эта алчность и послужила причиной его смерти, приведя к столкновению с неким господином, которого Левинстон каким-то образом ущемил. Этот господин присылает Левинстону вызов, тот, хотя и выказывает откровенное презрение к своему противнику, несмотря на то что тот имеет репутацию храброго бойца и честного человека, вызов принимает. Как только дуэлянты берутся за рапиры и кинжалы, противник сразу же наносит Левинстону сокрушительный удар в корпус, сопровождая его словами:

— Друг мой Левинстон, для первого удара этого достаточно; удовлетворены ли вы?

Однако разъяренный командир отвечает только:

— Второго вы мне нанести уже не успеете, потому что я разделаюсь с вами!

— Ну, если вам мало, может, отразите вот этот? — спрашивает учтивый господин, нанося второй удар и добавив, как только оружие достигает цели: — Мне кажется, уж этого-то должно хватить, шли бы вы лучше домой и вызвали врача! — Местный дворянин все еще не хочет убивать шотландца, если только тот сам захочет уйти живым.

Но Левинстон, в ярости оттого, что его уверенно побил столь презираемый им человек, кричит:

— Так добей же меня, если можешь, или я уничтожу тебя!

Тут местный дворянин становится серьезным:

— Вас ничем не проймешь, вы так и будете продолжать храбриться, дерзкий вы человек? Тогда я вас убью.

И в два удара он укладывает шотландца наповал. И разве его можно винить? Хотя, наверное, лучше было бы подобных хвастунов, у которых не хватает храбрости поступать в соответствии со своими словами, разоружать, лишая возможности творить зло, и выставлять на посмешище, как они того заслуживают.

Доброта графа Клаудио

В царствование императора Карла V в Милане жил некий храбрый господин, чья фамилия ныне утеряна и забыта. Он настолько славился своей доблестью, великодушием и искусством сражаться и был всеми вокруг настолько любим, что называли его только по имени — граф Клаудио. В один прекрасный день граф отправляется на охоту, и случай выводит его на поляну, на которой крестьяне соорудили в свое время загон для скота, как раз в тот момент, когда четверо солдат решили выяснить свои отношения.

Представители обеих сторон раздеты до рубашек и уже стоят наготове с оружием наголо, и тут появляется Клаудио, здоровается с собравшимися и говорит:

— Господа, я умоляю вас не разбрасываться попусту столь ценными жизнями; лучше расскажите мне, в чем суть вашего спора, и, может быть, я помогу вам его разрешить.

Наверное, не надо объяснять, что, когда достойные люди собираются для того, чтобы как следует подраться, ничто не способно вызвать у них такое раздражение, как появление незваного миротворца. Так произошло и на этот раз. Собравшиеся в резкой форме отвечают, что это не его дело, но не возражают против того, чтобы он остался посмотреть на бой и, может быть, считать удары. Граф спешился со словами, что счел бы себя подлецом, если бы позволил им перерезать друг другу глотки в его присутствии, а для придания своим словам пущей значимости обнажил шпагу. В глазах дуэлянтов он переходит тем самым все границы, и они единогласно принимают решение сначала избавиться от надоедливого приставалы, а затем уже спокойно подраться. Соответственно, вся четверка одновременно набрасывается на графа, но не тут-то было! Клаудио хитро маневрирует, прикрываясь от одного противника другим, и так доблестно контратакует, что не проходит и минуты, как двое из нападающих уже лежат на земле. Граф и рад бы пощадить хотя бы двух оставшихся, но те, видя, что их все еще двое на одного, и слышать об этом не желают и набрасываются на него с пущей яростью. Горя желанием отомстить за жизнь уже поверженных не по его вине, Клаудио меняет стойку, как это принято у фехтовальщиков, искусно парирует атаку и вскоре прерывает мирское существование третьего дуэлянта.

Теперь он может развлечься с последним оставшимся героем, которому в конце концов наносит тяжелую рану, но великодушно оставляет жизнь; как можно быстрее граф присылает к раненому врача. Поправившись благодаря искусному уходу, выживший дуэлянт оказался благодарным человеком — он всем рассказывал о бойцовском подвиге Клаудио, восхваляя великодушие графа и объявляя о том, что при первой же возможности отплатит за добро. В дальнейшем он верой и правдой служит графу, который милостив к нему, и лишь сожалеет о том, что не удалось сохранить жизнь трем другим.

Как месье де Креки сохранил жизнь дону Филиппу Савойскому, и что из этого получилось

Причина ссоры была пустяковой: ею стал обычный шелковый шарф — по крайней мере, так утверждает Вюльсон де ла Коломбьер. В 1597-м и 1598 годах Генрих IV Французский вел войну против герцога Савойского, армией его командовал знаменитый Лесдигере, который, помимо прочих операций, посчитал необходимым захватить небольшую крепость в местечке по названием Шамуссе на реке Лизере. Крепость быстро пала, и все ее защитники были преданы мечу за исключением тех немногих, кто спасся вплавь. Среди них был дон Филипп, единокровный брат герцога. Он, к несчастью, не умел плавать, но трое его людей придумали, как спасти господина, — они скрепили вместе две бочки из-под вина, все разделись, дона Филиппа посадили на этот импровизированный плот, а сами поплыли, толкая плот в направлении безопасного места. Дон Филипп был весьма огорчен потерей своей одежды, поскольку из-за нее становилось ясно, что спасся он не совсем достойным образом.