Дорога в апельсиновый рай - Натали Н. Гагарина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Фрэд! Где ты, Фрэд? Где ты, любовь моя? – без конца повторяла она, как в горячечном бреду.
Телефон Фрэда не отвечал. Джина набирала все телефонные номера в компании «Каско плюс», какие она знала. Телефоны секретарей и дяди тоже не отвечали. Все справочные и спасательные службы были переключены на автоматический режим…
«Аутенок», проснувшись, будто чувствуя несчастье, плакала не переставая… Джина не обращала внимания на девочку. Она думала только о муже. Она не могла себе представить его мертвым. Как она будет жить без него?! Зачем ей этот ребенок без него? Зачем ей сама жизнь без него? Джина беспрерывно смотрела на экран. Она не могла оторвать глаз от того, что происходило там, в центре мегаполиса, она видела, как обрушивалось здание, как гибли люди… Как выносили из-под обломков трупы людей, работавших в этих зданиях! В каждом из них она видела своего Фрэда. Ее любимый муж летел вниз с тридцать второго этажа, где работал… Она мысленно старалась спасти его. Лететь рядом с ним и спасти его, во что бы то ни стало! Сохранить его от падения! От смерти! Она мысленно подставляла ему свое «крыло», летя рядом и пытаясь спасти его, и молилась, молилась, молилась…
В свое обычное время Фрэд домой не пришел. Для Джины это был конец жизни! Она оделась, затем наспех одела орущего месячного ребенка, положила его в переносную корзину и вышла из квартиры. Она направилась на автобусную остановку, откуда отходили и куда прибывали автобусы из центра Нью-Йорка. Она решила ехать туда, где исчез ее муж. Жизнь для нее остановилась. Она хотела только одного: быть с ним рядом. Умереть вместе с ним.
Сентябрьская ночь опускалась на город. Дым и пепел накрыли нижний Манхэттен. Пыль висела в воздухе и не оседала. Люди закрывали лица масками, платками, шарфами. Джине было все равно. Подошел автобус из Нью-Йорка. Джина, подхватив корзину с ребенком, вошла в переднюю дверь и, сев у окна, машинально посмотрела на улицу. В эту самую секунду из средней двери автобуса выскочил Фрэд.
– Фрэд?… – не веря своим глазам, прошептала Джина, хватая корзину с ребенком.
Фрэд отходил от автобуса.
– Фрэд! – заорала Джина, стуча изо всей силы в стекло.
Он услышал и оглянулся:
– Джина! Джина!! – закричал Фрэд. – Ты куда, Джина?
Он подбежал к автобусу , и Джина буквально вывалилась из дверей ему на руки.
– О! Джина! – схватил он ее в объятия и зарыдал. Горло сдавил спазм… он не мог ничего сказать… – О! Джина! Джина!
– Ты жив… Ты жив… Ты жив… – плача, повторяла Джина, даже не пытаясь освободиться из его крепких объятий…
Автобус уже отъехал от остановки. Люди разошлись. А они все стояли и не могли оторваться друг от друга. Странно, но ребенок в корзине молчал. Вылупив глаза, и, косясь на родителей, малышка неистово болтала ручонками и ножками.
Светлый костюм и рубашка Фрэда были черными от пыли и копоти. Лицо, волосы, руки – все было перепачкано копотью и кровью. Но Джина не замечала этого. Она целовала его лицо, руки, повторяя: «Фрэд… Фрэд…Фрэд…».
Они пережили вместе эту страшную национальную трагедию. Вся Америка застыла от ужаса. Люди в скорбном молчании боялись смотреть в глаза друг другу. Американцы, никогда не видевшие войны и бомбежек, были в шоке! Это потрясение заставило их прочувствовать смерть и потери. Пережить то же горе, что и люди в других странах, где бомбежки и война не прекращаются никогда! Никогда!
Через месяц Фрэд стал замечать, что с женой что-то происходит. Ее поведение было абсолютно неадекватным. Джина запиралась в ванной и стирала там одну и ту же рубашку в течение двух-трех часов без остановки, изводя на стирку весь стиральный порошок! Когда Фрэд спрашивал ее, зачем она это делает, Джина отвечала, что сейчас она выстирает эту рубашку до конца, и все будет хорошо. Все будет, как прежде. Что хорошо? Фрэд не мог понять.
Джина перестала обращать внимание на ребенка, перестала заботиться о нем, и Фрэд вынужден был нанять няню для малышки. Дальше – больше! Джина, дождавшись, когда Фрэд заснет, выходила во двор их элитного дома в центре Нью-Йорка, раздевалась донага и прыгала по газонам! Узнав об этом, Фрэд обратился к психиатру. Диагноз был страшный: шизофрения. Врач настаивал на госпитализации Джины, и ее положили в психиатрическую клинику в небольшом городке Клемон, в трех часах езды от Нью-Йорка.
Фрэд очень скучал без жены и приезжал к ней каждую субботу. Они гуляли, обнявшись, по парку вокруг клиники. Это был великолепный парк с множеством искусно выложенных газонов, клумб и цветочных бордюров по бокам дорожек.
Прошло два месяца. Фрэду казалось, что Джина абсолютно здорова. Она прижималась к нему и ласково говорила:
– Забери меня, Фрэд! Я так соскучилась по тебе! Я тут умру без тебя, мой любимый…
– Джина.. Джина.. Я поговорю с доктором… Он посмотрит тебя еще раз, милая…
– Я в порядке, Фрэд… Я в полном порядке..
– Знаю, моя дорогая… Я тоже очень скучаю без тебя. И наша Клэр тоже скучает. Она стала такая большая… Такая умница… Она уже многое умеет, Джина. Ты хочешь, чтобы я привез ее к тебе?
– Ко мне? Нет…
– Почему, Джина? Ты не хочешь видеть ребенка?
– Нет. У меня нет ребенка… О каком ребенке ты говоришь, любовь моя?
– О нашем, Джина! У нас с тобой маленькая дочь Клэр.
– Я не знаю ее, Фрэд.
Слышать эти слова для Фрэда было невыносимо. Он бросился к лечащему Джину врачу. Тот был категорически против выписки. Но Фрэд настаивал. И к февралю Джину отпустили.
Снег еще лежал кое-где на газонах, притаившись и, словно заигрывая с дворниками, никак не хотел таять. Но настойчивость мексиканских дворников побеждала любой непорядок на улицах американских городов и, тем более, во дворах, где проживают такие придирчивые американцы.
Джина ходила по дому с отрешенным видом. Казалось, ее ничего не интересует. Даже чуть подросший «аутенок», которому уже исполнилось шесть месяцев, ее мало интересовал.
Малышке было всего полгода, но она уже начала самостоятельно двигаться в кроватке и даже вставать. Клэр подолгу сидела одна, молча, открыв рот и скосив глаза на Джину.
