Бабочка на асфальте - Дина Ратнер

Если подниматься по центральной улице Мелех Джорж, справа на тротуаре, рядом с центральным банком Ха-Поалим баянист играет «Подмосковные вечера». Судя по вдохновению, с каким растягивает меха, его больше радуют не те редкие шекели, которые падают в его пустой футляр от баяна, а останавливающиеся послушать прохожие. Эта песня уже переведена на иврит. Я вижу, как по другой стороне улицы, медленно, опираясь на палку идет женщина похожая на мою маму: раздуваемые ветром лёгкие волосы и такая же синяя трикотажная кофта обвисает на её худых, согнутых плечах… Мальчик-разносчик пытается поднять на ступеньку тяжело гружённую продуктами тележку, я помогаю ему и чувствую себя силачём, как никак в молодые годы подрабатывал грузчиком. Только что разговаривал с внуком по пелефону, никаких изменений в их взводе сегодня не предвидится, — до вечера можно спокойно жить. Я прошу у Всевышнего чуда — чтобы мой мальчик вернулся домой, и чтобы у него была хорошая семья. Жизнь, нормальная жизнь — это и есть чудо.

Когда придёт мир на эту землю? «Если вы хотите мира, — говорят наши арабы, — вернитесь в Россию, Америку, Францию, туда, откуда приехали». Их дети растут под девизом — «убей еврея»; для них не суть важно, будет ли палестинское государство, главное — чтобы нас здесь не было. Увы, только силой можно отстоять право на место, где создавалась наша история, без которой еврей перестаёт быть евреем. Нам бы разделиться; мы — здесь, они — там. У каждого свой дом. Но тогда не сможем заходить на их территорию и уничтожать склады с оружием, не сможем отслеживать размещённую под боком пороховую бочку. А если жить без чётко фиксированных границ, они задавят нас количеством — размножаются как кролики.

Вот и попробуй — отыщи здесь Соломоново решение. Всё должно быть по справедливости.

Чего-чего, а чувство справедливости евреям не занимать, рождаются с этим чувством. Вот и внук всякий раз оглядывается — чего можно, чего нельзя.

Маленький, он безутешно плакал, когда я ему читал сказку про петушка, которого съела лиса. Пришлось придумывать другой конец, дескать, убежал доверчивый петушок от коварной лисы. В детском сознании мир устроен для добра. Но и теперь, взрослый, мой мальчик чувствует себя за всё в ответе.

Сегодня шаббат, Илюша дома. В Израиле его зовут Эли, в паспорте написано Элияху. Элияху — имя пророка, вера которого увлекала колеблющихся, укрепляла слабых, пробуждала равнодушных. Уже за полночь, а Эли со своим другом Элиэзером всё не наговорятся. Они вместе учились в ешиве Шило, сейчас служат в одном взводе. Шило — первый город, где евреи, ступив на землю Израиля, разместили Ковчег со скрижалями Завета. Когда это было? Примерно, в пятнадцатом веке до нового летоисчисления. Сейчас в Шило учатся мальчики в вязанных кипах — цвет Израиля: знатоки Торы, солдаты, будущие студенты университетов. Проходишь мимо ешивы и слышишь гул; это ешиботники спорят, доказывают друг другу. Иудаизм — не только вера, но и самостоятельное познание истины. Вопросы, сомнения — не ересь, более того, предполагают личностную, творческую связь с Богом. Не может быть знания без свободы мысли. Для Маймонида* истина Божественного откровения не противоречит истинам открытым умом человека. Он был убеждён, что великие пророки владели умением философского осмысления мира, нет противоречия между религией и философией. Это не я придумал, — Маймонид.

Ешиботники не только учатся, но и танцуют; смотришь как они бегут по кругу, положив руки друг другу на плечи и думаешь: мы победим все напасти. А когда в пятницу, после зажигания свечей, поют — в синагоге поднимается крыша.

— Что самое трудное в армии? — спрашиваю я у ребят.

— Самое трудное — когда гибнет друг, — говорит Илья. — В отчаянье трудно удержаться от мести. Некоторые срываются. Невозможно смириться со смертью того, кто только что был рядом.

«Господи! — пугается Давид Иосифович. — Если у человека всего лишь одна овечка, не забирай её!» — Мысленно молится он о спасении мальчиков. Элиэзер тоже один сын у своих родителей. В семьях евреев из России мало детей. У арабов по несколько жён и детей без счёта, вот и подставляют их под пули, чтобы кричать на весь мир о злодействе израильтян.

— Пока левые, с их готовностью на мир любой ценой, уповали на дружбу, арабы готовились к войне, — Вскидывается Элиэзер. — Я тут одному миролюбцу из старожилов три года назад говорил: «автоматы, которые мы даём палестинской полиции, повернутся против нас». А он, козёл, злился: «Вы, молодой человек, только приехали, не понимаете наших проблем, мы устали воевать». — «Устал, иди на пенсию и не подставляй других». Тогда он запел: «Можно ли отстаивать силой оружия гробницу Рахели и право на владение пещерой Махпела в Хевроне, если при этом нарушается основной принцип иудаизма: каждый спасающий хоть одну человеческую душу спасает мир». Его послушать, так получается не арабы шли на нас войной, а мы на них, и будто не они учат своих детей с младенческого возраста — «убей еврея».

— Конечно, хочется видеть в наших сводных братьях обычных людей и относиться к ним по человечески, — отзывается мой миролюбивый внук, — но всё время помнишь:

— Маймонид — учёный, философ, раввинистиский авторитет. Средние века, — как бы не воткнули тебе нож в спину. Эту опасность в армии сознают все одинаково, потому вмиг исчезают различия между светскими и религиозными, ашкеназами и сефардами. Случись что — каждый может рассчитывать на помощь рядом идущего. Будь такое братство не только в армии, все раввины призвали бы свою паству быть верной Талмуду, где сказано: война за землю Израиля — заповедь, и её исполнение обязательно для всего еврейского народа.

— Некоторые из раввинов ссылаются на недостаточную кошерность израильтян, — смеётся Элиэзер, — но других евреев не будет. Какие есть. Показали бы равнители святости пример героизма и терпимости, все постепенно стали бы жить по Торе. А то отговаривается тем, что левиты — священослужители не воевали. Это неправда.

Да и на каком основании они причисляют свою паству к левитам.

— Всё повторяется, — как бы отвечая своим мыслям, в раздумье говорит Илья. — Когда евреи только ступили на эту землю, главной заботой было сохранить душу, преодолеть соблазн. Иеошуа потерпел поражение в сражении с малочисленным противником, когда люди его взяли из заклятого имущества побеждённого города Иерихо. И, наоборот, когда народ бережёт свою душу, один прогоняет тысячу, как в битве Гидеона с мидианитянами.

— Человек изначально несовершенен, — разводит руками Элиэзер, — потому Творец не только судит, но и милует. Удаляет и возвращает. Нам ещё нужно отвоевать безопасность на своей земле, призыв пророка Йоэйля сегодня так же актуален как и в древние времена: «Перекуйте орала ваши на мечи, а садовые ножницы ваши — на копья, да скажет слабый: „Силён я“».

Слушает Давид бен Иосеф разговоры детей и думает: «Неправда, что у разных поколений разные ценности, истина всегда одна. Мальчики, словно, дополняют друг друга; вдумчивый, медлительный с классическим профилем Эли и курносый, быстрый, смешливый Элиэзер. Вместе они сильней — на каждого четыре руки и четыре ноги.

Насмотреться бы на ребят, чтобы хватило до следующего увольнения, никогда не знаешь, сколько придётся ждать».

Утром, чуть свет, старик будит солдат, подсовывает им в вещмешки заготовленные с вечера бутерброды, носовые платки, запасные носки. Провожает, смотрит вслед и медленно возвращается в опустевший дом. Слоняется по квартире, не зная, за что взяться. Надо убрать, вымыть посуду, вынести мусор, но он не хочется уничтожать следы присутствия детей. Стоит в растерянности посреди комнаты. В начале нового дня Давид ощущает себя, как в начале жизни, когда нужно было уяснить что-то самое главное и наметить план действий. Будто от его умения и старания понять это главное зависит благополучие всех и его собственный покой. Да ведь и хождение к Александру Меню, беспрерывное чтение книг — ничто иное как стремление постичь организующую наше сознание истину. Всё взаимосвязано, человеческая мысль в высших её проявлениях едина. Слова Сократа о том, что добродетель — это знание, созвучны этике иудаизма — Галахе. Во многом сходны с иудаизмом философские положения Аристотеля. На этот счёт существует предание: Александр Македонский, ученик Аристотеля, будучи в Иудеи, послал своему учителю рукопись царя Соломона. Есть ещё и такое предание: когда Александр Македонский подходил к Иерусалиму, его встретил первосвященник в священническом облачении. При виде благообразного старца завоеватель сошёл с колесницы и поклонился. На вопрос удивлённой свиты, чем этот иудей заслужил такую честь, ответил, что образ этого человека носился у него перед глазами во всех сражениях. Реальность соприкасается с мистикой. В благодарность за лояльность к религиозным законам побеждённой страны евреи, всем мальчикам, родившемся в том году, дали имя Александр. Имя это стало национальным и распространилось из Иудеи по всему свету, на английский манер оно звучит — Сендер.