Граф Никита Панин - Зинаида Чиркова

Справедливо и мудро правил Абсалон. Он издал закон, по которому все поселяне должны были давать церкви десятую часть своих доходов. Этот же закон предписывал безбрачие священникам.

Таковы были установления Римской церкви, и их строго придерживался Абсалон. Но жители восстали против таких законов, и кровавая резня сопроводила это нововведение. Даже Вальдемар явился с войском, чтобы подавить сопротивление.

С тех пор церковная десятина выплачивалась по всей Дании. Отцы церкви богатели, но и строили храмы, помогали бедным, раздавали милостыню. Каждый нищий, бездомный мог получить кров и хлеб в монастырях.

Монахи Цистерцианского ордена, пришедшие сюда из Франции, научили датчан обжигать кирпич. С этого времени началось строительство кирпичных церквей, многие из которых сохранились и до настоящего времени. Монастыри возникали везде, где находились желающие посвятить себя Богу и труду.

Во многих битвах с вендами участвовал Абсалон. И потому в сагах и рунах сохранилось о нем много преданий. Его воспевали не столько как епископа, сколько как храброго полководца и героя.

Монастырская церковь в Соре, где он похоронен, и по сей день хранит надпись на могиле: «Добрый и благочестивый человек».

Панин бродил по городу, заговаривая с купцами в лавках и с торговцами сельдью. Они рассказывали ему, что в некоторые годы столько сельди заходит в заливы и фьорды Ютландии, что можно черпать ее ведрами. Может быть еще и поэтому стала Дания самой крупной страной, торгующей этим продуктом. Рыбные ряды у самой кромки морского мелководья изобиловали всеми дарами моря. Тут и устрицы, и треска, и кальмары, можно купить ожерелье из раковин, а янтаря навалены на прилавках громадные кучи.

Никита Иванович постоянно вспоминал свои юные годы в Пернове, когда он бродил по мелководью, засучив штаны, и выбирал из водорослей то камень янтаря, то красивую перламутровую раковину, то кусок коралла, стертый морем в меловой камень.

Но иногда, проходя торговыми рядами, видел он вдруг впереди статную фигуру женщины, и сердце его обрывалось, — она напоминала ему Елизавету плавной походкой, осанкой, белыми округлыми руками и пшеничными волосами.

Но он только горестно вздыхал. Лишь в солнечные дни цвет неба напоминал ему о глазах любимой…

Дни проходили за днями, а вестей из Петербурга не было. Не спешил Бестужев отправить верительные грамоты своему послу, не спешила и иностранная коллегия выслать деньги на расходы.

Федот, единственный камердинер, нанял повара, но тот сорил деньгами, и Панину пришлось уволить расточителя. Федот видел, как ограничен его господин, как не заботится о своем представителе русское правительство, и всячески ругал Бестужева. Никита Иванович только строго взглядывал на слугу, и тот, вздыхая, отправлялся в самую дешевую лавку. Давали, слава Богу, в кредит. Но Никита Иванович уже подумывал о том, что можно продать из вещей. И взгляд его все чаще останавливался на добротной бобровой шубе. Надежды иссякли, ко двору он все еще не был представлен, а время шло…

Но это время Никита Иванович потратил не зря. Он знакомился с городом, много расспрашивал о здешних порядках и законах, узнавал настроения простых людей, ремесленников и торговцев, служанок и кучеров. И когда пришла, наконец, почта, с которой были доставлены ему верительные грамоты и жалованье, он уже был хорошо осведомлен о том, с каким двором ему предстоит знакомство.

Отец нынешнего короля был из дома герцогства Ольденбургского. Христиан VI всю жизнь деятельно трудился, как он считал, на благо своей страны. В его правление считалось, что каждый должен усердно работать, приносить как можно больше пользы народу и стране. Он полагал, что обязан наблюдать, чтобы народ учился религии, чтобы в церквях произносились проповеди, как это заповедал Лютер[9]. С самой Реформации Дания стала лютеранской страной, и религия эта свято почиталась королями и народом. Тех, кто мыслил иначе, кто ратовал за свободу вероисповедания, Христиан VI попросту высылал из страны или сажал в тюрьмы. Религиозные преследования стали нормой. Однако, когда в Германии появились пиетисты, их учение стало быстро распространяться и в Дании. Пиетисты проповедовали, что гораздо важнее, нежели соблюдать внешние формы обрядности, жить по Слову Божьему.

Христиану VI понравилось строгое и аскетичное учение пиетистов. Он основал в Копенгагене сиротский дом, издал целый ряд законов и постановлений об обязательном соблюдении воскресных и праздничных дней, ввел конфирмацию[10] и запретил всякие представления в театрах, народные гуляния и увеселения. В воскресные и праздничные дни все должны ходить в церковь, молиться и отстаивать церковные службы. Каждый, кто нарушал эти законы, подвергался штрафам или выставлялся на площади у позорного столба. Даже те, кто занимался работой по праздничным и воскресным дням, подвергались таким же наказаниям. Естественно, такие жесткие порядки вызывали ропот, в стране развивалось ханжество и лицемерие.

Его супруга, происходившая из бедного княжеского германского рода, София-Магдалина, став королевой, всем была недовольна. Ей казалось, что правление короля недостаточно пышно и великолепно, и потому она настаивала на роскоши. Старый деревянный дворец в столице был разобран, срыт, а на его месте воздвигнут новый — Христиансборг. Расходы настолько возросли, что денег постоянно не хватало ни на что другое — налоги увеличились, многочисленная свита требовала все новых и новых трат, а это ложилось непосильным гнетом на простых горожан и крестьян.

Когда король или королева проезжали по улице, весь народ должен был останавливаться, снимать шапки и кланяться, а по дворцовой площади запрещалось проходить в головном уборе, а только держа в руках шапки.

Дурным тоном считалось говорить на датском языке — при дворе был принят только немецкий.

Никита Иванович только усмехался, слушая такие сетования. Русский двор уже давно отвык от родного языка, и русские стали чужеземцами в своем отечестве.

Для постройки и украшения королевского дворца и других правительственных зданий в стране не находилось мастеров — их выписывали из-за границы, платили большие деньги, приглашались и иностранные фабриканты, построившие много фабрик. Они получали от правительства ссуды, льготы. Своим же в этом отказывалось. Несмотря на огромные расходы и долги, Христиану VI удалось купить в Вест-Индии остров Святого Креста.

Сельское хозяйство хирело. Молодежь бежала в города, где можно было хоть что-то заработать не таким тяжким трудом, как на фермах и мызах, а заодно избавиться от воинской повинности. Тогда Христиан издал закон, по которому ни один юноша от 14 до 35 лет не мог оставить места рождения. Крепостной гнет стал еще более тяжким. Солдат поставляли армии только сельские крепостные.

Два года назад на престол взошел Фридрих V. И образ правления сразу же изменился. Новый король так не походил на своего деятельного и благочестивого отца, что в первое время вся страна вздохнула от тяжелой длани Христиана VI. Уже никто не исполнял закона о праздничных и воскресных днях, потому что сам король их не соблюдал. Он был весел, прост и доступен, не имел привычки трудиться и все свое время делил между охотой, праздниками, балами, театром и народными представлениями.

Первая его супруга, англичанка Луиза, любила Данию, и впервые за многие годы заговорили при дворе по-датски. Но ее скоро не стало, а вторая жена Фридриха V, немка Юлиана-Мария, снова ввела в употребление только немецкий язык и никогда не интересовалась тем, как живет народ страны, где она правит.

Никогда не занимался Фридрих V делами и заботами Дании. И потому правили за него приближенные. Самым выдающимся среди них датчане называли Иоанна Гартвига Бернсторфа.

Наследник престола Христиан воспитывался дурно, как говорили о нем все, кто только судачил о королевском дворе. Мачеха его не любила, пороки и слабости отца развились в нем с детства, уже с десяти лет Христиан бражничал с солдатами конвоя, водил во дворец разгульных женщин.

Отец смотрел на его дурные повадки благосклонно. Он и сам распутничал, считая, что королю все дозволено…

Эти недели вынужденного безделья Никита Иванович потратил с большой пользой. Еще в Петербурге не раз он слышал, как заговаривал наследник престола Петр Федорович, великий князь, о том, чтобы начать войну с Данией, завоевать ее, присоединить ее к своему крохотному герцогству Голштинии. И Панину с ужасом представлялось, как войдут сюда русские войска, как здесь, далеко от родины, придется им сражаться за этот клочок земли ради прихоти будущего императора. «Зачем, — думалось ему, — воевать здесь, зачем присоединять к Голштинии страну, в два раза превышающую герцогство своими размерами, зачем убивать?». Но он привык держать свои мысли при себе, знал, что одно неосторожное слово может многое сломать в его жизни. Неосторожное слово Елизаветы, услышанное коварным царедворцем, уже лишило его родины, друзей и родных, заставило отправиться в эту чужую страну, нравы, обычаи, язык которой, может быть, лишь по прошествии времени станут ему близкими и понятными. Здесь даже не было православной церкви, где он мог бы постоять перед иконой, своей, православной, помолиться искренне и горячо, и не мог он услышать голоса священника на русском языке, прекрасных хоров, ангельского пения певчих придворной капеллы. Строгие и сухие лютеранские кирки навевали на него уныние и тоску. Они были так не похожи на домовитые, украшенные, праздничные храмы его родины. Он не понимал, как можно молиться, сидя на скамьях, как можно внимать голосу бритых, одетых в пасторские костюмы священников, тосковал по православной церкви с ее красивыми и торжественными обрядами, золоченым иконостасом, праздничными ризами священников, густыми басами и тоненькими ангельскими голосами мальчиков на хорах.