Пусть правит любовь. Автобиография - Ленни Кравиц

Нам не разрешалось слушать поп-музыку, за исключением The Beatles. Это заставило меня задуматься. Конечно, «Битлы» были гениями, но как насчет Элтона Джона? Или Билла Уизерса? Или Кэрол Кинг? Почему бы нам не послушать их пластинки? Я не спорил, но мы с Финеасом и Джоуи слушали все, что хотели. В хоровом лагере было классно – пока я не свалился с гриппом. Как и еще один мальчик, Дэвид Альба, который был на год младше меня. Чтобы не заразить остальных, нас поместили в карантин в одной из комнат общежития.

В какой-то момент к нам заглянул хормейстер Неслунд и сказал, что умер Элвис Пресли. Хотя я и не застал расцвет карьеры Элвиса, я знал, как сильно он повлиял на мир музыки. И мне было жаль, что он умер таким молодым.

Мой новый сосед по комнате, Дэвид, был латиноамериканцем из лос-анджелесского района Бойл-Хейтс. Его отец был проповедником. Дэвид был сдержанным ребенком с милым характером. Нас изолировали на три дня, и нам нечего было делать. У нас даже радио не было. Через два дня нам стало лучше, но на всякий случай нас оставили и на третий день. В тот вечер Дэвид задал мне вопрос, который никто никогда раньше не задавал.

Знал ли я Иисуса?

Я рассказал Дэвиду, как дедушка Альберт и мама водили меня в разные церкви, где Иисуса называли великим учителем. Дэвид сказал, что понял меня, но решил уточнить, знал ли я, что он был чем-то бо́льшим? Знал ли я Евангелие? На самом деле не совсем. Именно тогда Дэвид заговорил об Иисусе и его миссии. Он не пытался читать нравоучения или давить на меня. Откровенно говоря, Дэвид описал человека, Сына Божьего, который посвятил любви всю свою жизнь. Иисус всех любил, всех принимал. Он велел всем любить и прощать.

Дэвид использовал такие слова, о которых я раньше даже не задумывался, – как, например, «спасение». Он сказал, что, приняв дар благодати Христа через его жертву, мы можем обрести вечную жизнь. Все это было сказано как бы между прочим. Дэвид не пытался убедить меня в чем-то или обратить в свою веру. Это был просто разговор двух детей. Я испытывал интерес, даже некоторое очарование, но на этом все. Дэвид не просил меня встать на колени и отдать свою жизнь Христу. Он даже не попросил меня помолиться. Дэвид просто говорил от всего сердца, и говорил то, во что верил. У меня возникали вопросы, на которые он с удовольствием отвечал. Его объяснения имели смысл, но все это было для меня в новинку.

А потом случилось то, чего никто из нас не мог объяснить. Посреди разговора в комнату ворвалась сила, на удивление мощная, вибрирующая энергия, которая повергла нас в молчаливый шок. Дэвид взглянул на меня. Я посмотрел на него. Мы оба думали: неужели это происходит на самом деле? Так и есть. Вибрация стала еще более отчетливой. Мы задрожали, а потом безудержно разрыдались. Мне не было страшно. Меня переполняли эмоции. Я никогда раньше не испытывал ничего подобного. Через минуту или две все прекратилось.

В душе я знал, что это такое. Я знал, что почувствовал в тот момент. Я почувствовал Бога. Я почувствовал живую реальность слов, сказанных Дэвидом. Думаю, Бог знал, что нужно для того, чтобы до меня достучаться, и что это больше чем просто истории. Мне нужно было встряхнуться. Мне нужен был опыт, одновременно духовный и физический.

Впоследствии я понял, что именно этого прозрения я и искал с тех пор, как, будучи маленьким мальчиком, начал видеть кошмары о том, как я застрял в гробу. Оно показало мне то, что Христос показал миру: что он победил смерть. Уверовав в его послание о всеобъемлющей любви, я победил свой страх. Это прозрение стало лекарством. Кошмары больше не возвращались.

На следующий день нас с Дэвидом выпустили из карантина, и мы присоединились к остальным хористам. Я ничего не сказал, но в глубине души знал, что родился заново.

Вернувшись домой, я не рассказывал об этом ни маме, ни папе. Я хотел оставить этот секрет для себя хотя бы на некоторое время. В то же время я испытывал жгучую потребность посещать церковь вместе с другими верующими. Вскоре школьный друг привел меня в Верейскую Церковь адвентистов седьмого дня, расположенную ниже по склону холма от нашего дома, на бульваре Адамса – улице, вдоль которой стояли афроамериканские храмы. Теология АСД сочетала в себе обе стороны меня – Новый Завет и Ветхий. Они подчинялись всем левитским законам и, подобно иудеям, соблюдали Шаббат. Богослужения были исполнены Святого Духа: большой хор, радостная музыка. У меня были смешанные чувства по поводу церемониального омовения ног. Было унизительно, но странно – мыть чужие пальцы ног.

Также странным, но вдохновляющим было присутствие Ричарда Уэйна Пеннимена, более известного под сценическим именем Литтл Ричард, одного из отцов-основателей рок-н-ролла. Он приходил в Верейскую церковь, чтобы поклоняться Богу и участвовать в проповедях. Я чувствовал связь с этим человеком не только потому, что он называл себя «черным евреем», но и потому, что чувствовал Святой Дух в его светских песнях. «Tutti Frutti» и «Long Tall Sally» несли в себе мирские слова, но с евангельским пылом. Я чувствовал волнение Бога во всей музыке Ричарда. А еще мне нравилась его внешность: высоко уложенные волосы, насыщенный макияж глаз и неоновые костюмы из гладкой блестящей ткани. То, что я поклонялся Богу, вовсе не означало, что я отошел от рок-н-ролла.

Помимо харизмы Литтл Ричарда, адвентисты привлекали страстностью своей веры и четкой интерпретацией Евангелия. Библия допускает двоякие толкования, а в детстве мне не нужна была двоякость. Я хотел определенности. И в то время восприятие АСД казалось абсолютно верным. Будучи подростком, заново открывшим любовь к Богу, я ждал наставлений.

Мама и папа были озадачены. Они видели, как я хожу в церковь, что, по крайней мере для них, было странно. Им также странно было видеть, что я соблюдаю Шаббат от заката пятницы до заката субботы.

Отдам должное маме за то, что она не вмешивалась в мое личное пространство. Мама была таким же духовным искателем, как и ее отец, поэтому поняла, что я отправился в свое путешествие. И, будучи толерантным человеком, она не собиралась вставать у меня на пути. Пусть мальчик найдет Бога по-своему. Папа ничего не понимал. Уверен, что он считал мое увлечение нелепым, но молчал. Он все равно почти не разговаривал со мной, так что это была очередная тема, которой он старался избегать.

Тем временем энергии во мне становилось все больше. Однажды я курил травку и слушал Black Sabbath