Отравленная сталь - Всеволод Георгиев

Большой лапой весна нежно сжимала сердце. Подсиненный вечерней ясностью воздух слегка пружинил. Его подгонял легкий, мятно-прохладный ветерок. Можно расстегнуть куртку, сунуть руки в карманы и идти себе навстречу закату. Идти, развернув плечи, приподняв подбородок, ловя отблески розового света в разрезе между домами.

При Сталине по этой улице ходил трамвай. Костя это помнил, а Артуру достались только остатки трамвайных путей вместе с выстланной булыжником мостовой. При Хрущеве мостовую заасфальтировали. При Брежневе построили два высоких дома. Вот они стоят, похожие на два белых паруса. А там, впереди, на пересечении улицы с Садовым кольцом стоял кинотеатр «Спартак». Он находился на втором этаже двухэтажного здания, а на первом был большой магазин. Здание сломали. И еще несколько домиков пошло на слом, в них тоже были магазины – молочный, часовой, галантерейный. На этом месте поставили большой кинотеатр «Новороссийск». Он должен был напоминать о местах, где воевал Брежнев. Перед входом в кинотеатр установили тяжелый чугунный якорь.

Ничего не построили при Горбачеве, ничего при Ельцине, только стали менять названия магазинов. Что за время?!

– Смутное время, – сказал Артур.

– Да, – сказал Костя.

Они помолчали. Ветер на Садовом кольце вовсю фрондировал, ходил колесом, как акробат на арене. На перекрестке автомобили танцевали свою кадриль. Они лишь изредка нарушали движения танца и убегали налево к Курскому вокзалу. Маэстро-светофоры в сиреневых сумерках светили особенно ярко.

Большой кинотеатр – это хорошо, но все-таки жаль было маленьких магазинчиков.

– Я, – сказал Костя и кашлянул, – я, когда ушла Ирина, почувствовал себя каким-то инвалидом, будто потерял ногу или правую руку, не мог приноровиться, как жить дальше.

– Да, – сказал Артур, – что-то похожее действительно есть.

– Фантомные боли остаются на всю жизнь, – сказал Костя.

– Сейчас – просто рана, – сказал Артур.

– Да, – сказал Костя. – А что, обратно не приставишь?

– Кажется, она нашла другого.

– Не ревнуешь.

– Нет, что ты! Сожаление. Оно все выжигает.

– Да. Сожаление выжигает все иные чувства. Ты прав, – Костя опустил голову.

Теперь они шли по левой стороне улицы.

– Сколько это может продолжаться? – спросил Артур.

– Что?

– Боль.

– Боль? У меня она была долго. Очень долго. – Костя шагал, глядя на свои ботинки.

– Сколько?

Костя выпрямился.

– Сколько, сколько?! Шесть лет постоянного присутствия. Но ты – не я! Жить надо, понимаешь? Жить! Пока ты в деле, ты, считай, на излечении.

Артур вздохнул.

– Живи так, как будто тебе в следующий час отправляться в путь. И отправляйся. Не отказывайся. Откликайся на призывы. Вот твое лекарство, Артур.

Костя похлопал его по плечу.

– Со временем все будет выглядеть в ином свете. И этот свет будет настоящим, потому что сейчас он во многом, поверь, выдуман тобой. Слишком много тебя для объективности.

– Понятно! – сказал Артур уныло.

И все-таки, когда такое случается не у тебя одного, когда люди прошли через это и победили боль и бессилие, становится легче на душе и появляется надежда излечиться.

– Понятно? Чего тебе понятно? – весело сказал Костя. – Ничего тебе не понятно. Слушай сюда! Мы с тобой скоро поедем жить ко мне на дачу. Тебе ведь там всегда нравилось. Подальше от этого шумного города. Весна, брат, на носу! Все цветет и благоухает! А? Как тебе?

– Ну, в принципе неплохо, – стал поддаваться Артур.

– Неплохо?! Прекрасно! В путь, Артур, в путь! Возьмите нас с собой, туристы! Отказы не принимаются.

– Пожалуй, не откажусь, – согласился Артур. – Когда стартуем?

– Скоро. Вот с погодой разберемся, и – вперед.

Они миновали гостиницу «Урал».

– Послушай, Костя.

– Да?!

– А сейчас? Уже ничего?

– Сейчас? – Костя с силой потянул носом воздух. – Нормально, Артур! Нормально! Как говорится, все забыто и пропито! Жизнь прошла, как прошли Азорские острова!

– Хм! Онегин жил анахоретом?

– Точно! А что делать? Каждый проживает свою жизнь.

Артур помолчал, затем тоже выпрямился и тоже потянул носом воздух.

– Весна-а! – мечтательно зафиксировал он очевидный факт. – Эх, значит, едем на дачу?!

Костя взглянул на него.

– Вот это – другое дело! – сказал он. – Вот так, как говорится, будет – типично!

Они свернули к Чистым прудам, где еще не растаял снег.

Проводив Костю, Артур не торопясь шел обратно. Стемнело, и фонари цепочками уходили вдаль. Цепочка белых, цепочка желтых. Холодно-огненные, как белые и желтые хризантемы. Ветер ласковым котом шутливо тыкался лбом в затылок.

«Все образуется, – успокаивал себя Артур. – Когда-нибудь все образуется. В жизни каждая фраза кончается многоточием. Но это не смертельно. Только смерть ставит точку. Все может вернуться, все можно исправить, а если не сложится – значит, так тому и быть…

А может, и смерть не ставит точку? Не знаю. Я бы предпочел ясность. Лучше бы уж ставила. Вот эта неопределенность – хуже всего! В жизни – неопределенность, и на тебе – в смерти тоже неопределенность! Что там, за гранью? Зеленая страна вечной охоты или темные казематы? Прозрачные родники и вечное лето или дикая теснота напуганных и агрессивных душ?

Здесь, конечно, не всегда сладко, иногда – даже очень горько. Жизнь прекрасна и ужасна одновременно, но она конечна. Что, если смерть сулит ужас без конца?!

Увидим ли мы после смерти тех, кто был нам дорог здесь? Сможем ли прийти на помощь, если они в беде? Или там каждый сам за себя?

Нам остается только мужественно смотреть в глаза и жизни и смерти. Вот и все наше оружие! Мужественно и, вероятно, глупо. Мы держим в руке шпагу, но не знаем, какое оружие у них. Гамлет сражался с Лаэртом, не зная, что у Лаэрта шпага с отравленным клинком.

Ясно одно: мы, несмотря ни на что, любим жизнь, а она нас – не очень, и мы не любим смерть, а она нас любит, очень любит. Верно и не требуя взаимности».

Вот так, строя догадки, Артур шел, погрузившись в весну, как в теплую ванну. Как всегда бывает весной, было рассветно и горизонтно и немного тревожно. И будущее, как флаг, полоскалось впереди на ветру.

Нам скажут: нет ли здесь банальности? Возможно!

Но банальность – это единственная вещь на свете, которая по праву претендует на то, чтобы именоваться истиной.

Часть вторая

Антитеза

1. Старая площадь

Комплекс зданий на Старой площади, где раньше размещался аппарат ЦК КПСС, где по ковровым дорожкам, сообразно обстоятельствам, осанисто передвигались или, торопясь, семенили вожди и члены Политбюро, где работали Андропов и Суслов, Горбачев и Яковлев, этот комплекс зданий теперь занимала постперестроечная элита – администрация президента, – некое подобие той, старой, руководящей и направляющей. Раньше, например, вот тут находился комитет партийного контроля, теперь, пожалуйста, находится контрольное управление президента. На нем мы и задержимся ненадолго.

Здесь, в кабинете с высокими потолками, прохаживался невысокий худощавый человек. Он снял пиджак и, сунув руки в карманы брюк, изредка останавливался у окна. Снаружи зарядил обычный московский дождь, казалось, ему не будет конца. Холодные мокрые крыши не оставляли никакой надежды на лучшие времена.

Когда в кабинет вошел гость, хозяин сделал несколько шагов ему навстречу. Рукопожатие его было стальным и заставляло вспомнить о существовании слесарных инструментов. Вообще, в нем чувствовалась ухватистая сила, притом что взгляд он опустил и сузил, как бы скромно потупившись.

Гость был полной противоположностью хозяина: дороден, рыхловат, с бородкой и в клетчатом пиджаке. Добродушен, но с цепким взглядом. А рука – мягкая котлетка.

Хозяин расположился за столом, пригласив гостя присесть. Гость говорил, он терпеливо слушал, скосив глаза и накрыв ладонь ладонью.

– Да, я в курсе, – сказал он, после того как гость закончил. – А когда истекает срок аренды?

– Еще восемнадцать лет.

– Неплохо устроились!

– Вот и я говорю! Это, фактически, наш главный актив. Без него наши акции и рубля не стоят.

– Ну, не прибедняйтесь. За реноме или, как сейчас говорят, за бренд тоже надо платить.

– Бренд брендом, но владеть зданием на Невском – это чистые деньги, – не удержался гость.

– Верно! – хозяин кивнул. – Однако юридически вы утратили свое право. И нам стоит подумать, как выйти из сложившегося положения с наименьшими для вас потерями.

– Они там, в Питере, арбитраж готовят.

– Да, да, конечно. Это очень… в духе времени, – хозяин усмехнулся.

Гость только рукой махнул.

– Против КУГИ, – сказал он, – мы, может, суд и выиграли бы. Но там есть третье лицо. Собственно, новый владелец здания.

Хозяину кабинета не надо было объяснять, что КУГИ – это комитет по управлению имуществом города Санкт-Петербурга, хозяин отлично это знал.