Отравленная сталь - Всеволод Георгиев

– Кто?

– Кто-кто? Лейба Бронштейн и Моня Апфельбаум. Вот она, их команда! Хорошо, что их Сталин прижал. Жаль не успел довести дело до точки. Только замахнулся, чтобы вдарить сапогом по копчику, так тут же и умер. Вот тебе – история! А ты говоришь! Нет, ты посмотри, посмотри! Почему всегда так? Почему всегда так быстро кончается водка?!

– Не волнуйся, – сказала Зиночка. – У нас еще есть. Я ее просто в морозиловку положила. – Она повернулась к Артуру: – Ты ничего не ешь. Что тебе положить?

Артур, захмелевший от еды больше, чем от водки, качал головой: мол, не суетись, все хорошо. Ему на самом деле было хорошо. Он слушал привычные речи Феликса, ловил украдкой брошенные взгляды Зиночки, узнавал запахи старого деревянного дома. Когда-то здесь топилась печь, в ней варилась пища в чугунках, чугунки принимались длинным ухватом на деревянной ручке. Эх, завалиться бы сейчас на продавленный диван, который оккупировал Феликс, и поспать минуточек шестьсот!

– О’кей, Порт-Артур! Скажешь, я все упрощаю?! – неистовствовал Феликс. – Возможно! Но иначе с места не сдвинешься. Будешь топтаться и переминаться. Тебе это в кайф?! Нет?! И мне нет! Надо определяться, кто твой классовый враг. Америкосы – они уже все распланировали. Знают, что, как только нефть станет дороже сорока долларов, им кранты! Оседлали Ближний Восток. Повоевали малек и прикинулись шлангом. Я тебе говорю: Америка делает свой пиар. На самом деле она, как змея, сбросила кожу и шагает себе дальше!

Зиночка спрятала смешок в горсти. Феликс посмотрел на нее.

– Надо понимать, – продолжал он, – где мейнстрим. Направление, так сказать, главного удара. Нефть, черное золото. Зачем, ты думаешь, война с Чечней затеяна? Затем, чтобы нефтепроводы на Запад шли там где надо. Сталин бы за один день проблему решил. А Боря Ельцин с Масхадовым в обнимку ходит, его папаху нюхает. А тот всю жизнь нормальным человеком был, советским офицером, а как стал президентом Чечни, ходит в рубашке без галстука и в помещении папаху не снимает, как урюк какой-нибудь. Смеху подобно! Я что хочу сказать? Я хочу сказать, что пора выпить за женщин. Хорошо сидим!

Артур посмотрел на Зиночку. Зиночка смотрела на Артура. Закуска пахла укропом и подсолнечным маслом.

«А еще хорошо, – подумал Артур, – еще хорошо бы послать куда подальше всю сложность этого мира, которая только порождает неуверенность и печаль. Видеть то, что видится, смотреть, а не вглядываться, слушать, а не вслушиваться. Зачем ему знать, что такое квантовые состояния, для чего нужен оптимальный винеровский фильтр, как связаны энтропия и информация и чем отличается провайдер от браузера? К чему никому не нужные знания, чем больше которых, тем громче они вопят: ах, как мало мы знаем?! Чтобы пришло понимание неуловимости истины? Мы только тогда видим истину, когда она отстреливает тепловые ловушки банальностей».

Он, не одеваясь, вышел на крыльцо, вдыхая подмороженный воздух, подставил горящие щеки последним лучам сдавшего дневное дежурство солнца. Снег с узором из синих теней источал запах весны. Вот мы и пережили эту зиму.

Может, и пережили. Только вот подошли к весне каждый сам по себе. Людочка сама по себе, Артур – сам по себе. Людочка серьезно предложила Артуру какое-то время пожить у матери. Она приняла решение. В кибернетике есть такой специальный термин – ЛПР, то есть лицо, принимающее решение. Ну, почему, почему некоторые думают, что они – ЛПР?! Сколько бы бед, невзгод и просто неприятностей удалось бы избежать, если бы не это их заблуждение! Способны ли они оценить все факторы, продумать последствия, готовы ли нести ответственность за решение. Знают ли, что все надо полагать существенным, пока не установлено обратное? Нет, не знают.

«Все ты усложняешь, хлопче», – сказала бы Людочка. Не надо усложнять. Артур посмотрел на небо и отыскал первые звезды. Они были на его стороне неба, а с другой стороны небо освещала Москва. А здесь был вечер, снег и тени деревьев. Здесь было так просто и… земля близко.

Когда лежишь на земле, все надежно, падать больше некуда. Можно лежать и смотреть в небо. Просто лежать и смотреть. И не надо знать, что небо голубое потому, что коэффициент молекулярного рассеяния обратно пропорционален четвертой степени длины световой волны. Лежать на донышке неба. Ты выпал в осадок. Тебе не нужен закон Рэлея. Остались одни понятия. Ты на донышке, и тебе хорошо. И пусть же никто не сравнится с тобой в скромности.

Артур жил у матери, когда вернулся с другого полушария Костя. Там вахту у него принял Виталик. Вечером следующего дня Костя был у Марины с Артуром.

И снова они, как когда-то, сидели на кухне квартиры на Старой Басманной, и в форточку бился весенний ветер, пели тормоза на Разгуляе, и, жужжа, под окнами стрелой проносился троллейбус.

– Ну, как там люди живут? – допытывалась Марина.

– Пожалуй, получше нашего, – отвечал Костя. – В смысле – более толково.

– Например?

– Например, там если есть магазин, то обязательно есть и подъезд к нему и стоянка для машин тоже. Для маленького – маленькая, для большого – большая. Если есть очередь перед окошечком, то на полу нарисована черта, и ее переступают, только когда подошла твоя очередь. Если ты кому-то позвонил и не дозвонился, то тебе обязательно перезвонят.

– Скучно как-то!

– Ну, знаешь, Марин, искать приключений в быту – это, по-моему, мазохизм. И чего мы на них взъелись?! Из-за того, что их рациональность, я имею в виду в практической сфере, оказалась более удачным подходом, чем у других? Их подход к жизни более конструктивен, более приспособлен к реальности. Я считаю, из-за особенностей веры. Никто же не говорит, что у них лучше всех по части жизни небесной, но по части земной, видимо, они все-таки не промахнулись. Недаром весь мир берет за образец, копирует именно с их матриц автомобили, самолеты, небоскребы, одежду, кинематограф, телевидение, компьютеры. А чьим календарем все пользуются? А чьей системой мер и весов? Чего уж тут становиться в третью позицию и принимать оскорбленный вид! Прими это спокойно. Может, лучше вначале все-таки научиться не бросать мусор из окон, а потом говорить о духовности?!

– Мне надо самой съездить, – не сдавалась Марина.

– Вот это – правильно! – сразу согласился Костя. – Меня как раз другое интересует, – продолжал он. – Я видел политику, которая плавает вся на поверхности, как кусок пенопласта. Это не айсберг, который просматривается только на десять процентов. Я хочу уловить идею, метафизику, которая ее рождает. Вот в чем вопрос.

– Типа чего? – вмешался Артур.

– Типа построения красной империи или идеи языческого империализма или евроинтеграции. Такое впечатление, будто одна эра ушла, а другая еще не наступила. Пока что видно, что накапливаются информационные технологии, мы втягиваемся в царство инфраструктуры. Согласен?

– Давай выпьем?

– Обязательно!

– Любишь ты все усложнять, – это уже Марина.

– Мам, тебе же известно, что сложные системы не любят простого анализа и только они способны к самоорганизации. – Артур двигал к себе миску с квашеной капустой. – Можно я рукой возьму? – Он зацепил капусту и вместе с кусочками льда отправил ее в рот.

– Именно. Одна проблема цепляет другую, – это Костя.

– Что вам сказать, мужчины? Не проблема цепляет проблему, а случайность цепляет случайность. За каждым шагом идет следующий. Что было до того, нам нет дела. Это еще как-то называется, не помню как.

– Ну, мам, ты даешь! Бьешь в яблочко! Это называется марковским процессом.

– Точно! Я уже позабыла.

Артур не смог удержаться от обобщения.

– Друзья мои, – он обращался к матери и крестному. – ледиз энд джентльмене, вы представляете два противоположных взгляда на действительность. Одна стоит за фатальную цепную случайность, а другой – за тщательно скрываемую предопределенность.

– И истина – посередине?

Артур покачал головой.

– Увы! Посередине всякий раз оказывается не истина, а проблема, – сказав это, Артур поднялся и пошел в ванную мыть руки.

Костя перевел глаза на Марину.

– Как он? – Костя покосился в сторону ванной.

– Держится.

– Я скоро на дачу собираюсь. Давай возьму его к себе. Там природа. Перемена места. Как думаешь?

– Ты предложи. Я думаю, ему это только на пользу пойдет. Пусть отвлечется.

– Аминь, – сказал Костя.

– Вы чего тут? – спросил Артур, возвращаясь в кухню.

– Ничего, – сказала Марина. – Садись… Костя, налей еще. Что-то вы совсем у меня не пьете и не едите!

Когда стало темнеть, Костя засобирался домой. Артур пошел его провожать.

Большой лапой весна нежно сжимала сердце. Подсиненный вечерней ясностью воздух слегка пружинил. Его подгонял легкий, мятно-прохладный ветерок. Можно расстегнуть куртку, сунуть руки в карманы и идти себе навстречу закату. Идти, развернув плечи, приподняв подбородок, ловя отблески розового света в разрезе между домами.