Завещание барона Врангеля - Вениамин Кожаринов

— Терпеть не могу фламандцев! — сказал Николай подошедшему к нему полковнику. — Каково твое мнение на сей счет? — Император с интересом ожидал ответа полковника, как будто от этого зависел дальнейший ход их встречи.

— Осмелюсь заметить, ваше величество, это — не «фламандия».

Николай поморщился.

— И ты туда же!.. Но я точно знаю, что это писано фламандцем! Все будто сговорились против… Догадываешься ли ты, Алексей Дмитриевич, зачем приглашен во дворец? Вряд ли. Видишь ли, матушка, по рассеянности, забыла уничтожить одно письмо… — С этими словами Николай вынул из-за пазухи и помахал в воздухе неотправленным посланием Мэквилла к сэру Уилсону. — Итак, говори всю правду!

Прозоров слушал Николая и про себя проклинал императрицу за преступную беспечность. Что было делать? Неужели рассказать Николаю о том, чему дал зарок на всю жизнь? А может быть, покривить душой и свалить на покойника чужие грехи? Мэквиллу оттого хуже не будет, решил Прозоров.

Николай выслушал его с недоверием.

— Стало быть, подлец-доктор и осуществил заговор?

— Да, ваше величество, — еще раз солгал полковник.

— Врешь! — в голосе императора не было злости. Скорее, он походил на удава, знающего, что его жертве некуда деться. — Не понимаю: зачем? Верно, что Мэквилл адресовался Уилсону, но из сего послания вовсе не следует, чтобы он был вдохновителем и исполнителем злодейства одновременно! Не та фигура! Зачем, спрашиваю, все валишь на одного негодяя? Если тайна касается меня, то грешно умалчивать… Если нет, тем паче.

Прозоров услышал в словах императора подвох. Теперь он знал наверняка: Николай не ведал самой главной тайны Марии Федоровны.

— Ваше величество, доктор наказал себя… Надо ли было причинять ее величеству новые страдания? Ее состояние в то время вызывало опасения…

Николай не нашелся что-нибудь возразить. Его следующий вопрос прозвучал вполне миролюбиво:

— Известна ли тебе, полковник, тайна престолонаследия?

— Да, ваше величество.

— И что же?..

— Ваше величество хочет знать: был ли этот шаг Александра Павловича поводом к убийству?

— Пожалуй…

— Я допускаю это, ваше величество.

— Ясно: кто-то надоумил брата составить Манифест? — Николай вперил в Прозорова недоверчивый взгляд. — Может быть, Мэквилл напомнил матушке страшную мартовскую ночь и подсказал подменить сосуд? Не повторилась ли история с Витвортом? — Николай имел в виду английского посла начала века в России, сыгравшего не последнюю роль в убийстве Павла I. — Я вполне допускаю, что Каннинг благословил заговор.

— Ваше величество, с мертвых спросу нет, — заметил Прозоров.

— С кого прикажешь взыскать? Уж не с есаула ли? Я держал его до последнего дня в ростовской тюрьме, полагая как безумца отпустить на свободу. А теперь вижу, что нет в этом деле всей правды. Коли так, то сей казак останется заложником твоего упрямства! К тому же он до сих пор не раскаялся. Пускай охолонится в Сибири… Что касается тебя, полковник, то в службе, я считаю, оставаться более ты не должен. Езжай-ка в деревню, на покой! До соответствующего приказа ступай на гауптвахту…

Кременчуг, 14–15 октября 1850 г.

Только что Россия подавила венгерское национальное восстание, до смерти напугавшее австрийского императора Франца Иосифа. Во главе русской экспедиционной армии стоял генерал Остен-Сакен, отлично зарекомендовавший себя в боях с персами еще в 1826–1827 годах. Он же в тридцать первом усмирял поляков.

Судьба благоволила Остен-Сакену. Он не получил за всю кампанию ни единой раны и возвратился в Россию в звании генерал-лейтенанта. Сакен не без оснований полагал, что впереди его ждут новые щедроты монарха, возлагая в этом смысле надежды на прибытие Николая в Кременчуг по пути на юг…

Отдыхая после обеденной трапезы, Сакен услаждал свой слух щебетаньем канареек и вспоминал, попыхивая трубкой, о недавних событиях в Венгрии. Его размышления были прерваны сообщением дворецкого.

— Неужто?! — в радостном изумлении Сакен вскочил с кресла. — Так проси ее тотчас! — Покряхтывая, генерал надел поверх сорочки халат и вышел в залу. Там, в крестьянском полушубке, подвязанном крест-накрест пуховым платком, стояла девушка…

— Вот ты какая!.. — произнес Сакен, обходя девицу вокруг, как некую диковину. — Пойдем, голубушка, побалакаем… — он радушно пригласил гостью к себе в кабинет. — Стало быть, ты — воспитанница Федора Кузьмича?! Святой человек твой старец. Сам император не единожды интересовался его подвигами.

Мистик от рождения, Остен-Сакен легко верил в чудеса и столь же благоговейно относился к юродивым и прокаженным, коими от века полна была Россия. Имя сибирского старца, появившегося четверть века тому назад в Пермской губернии, а затем сосланного в окраины Томска за укрывательство своей настоящей фамилии, год от года становилось все знаменитей. Оттого-то генерал и воспринял приезд в Кременчуг посланца старца как дар божий.

— Ну-с, рассказывай…

Девица вынула из котомки конверты, завернутые в тряпицу.

— Старче приказывали передать это вашему превосходительству, — пояснила она.

На одном из конвертов была надпись: «Его Императорскому Высочеству Александру Николаевичу». Сакен отложил конверт в сторону. Другой надорвал и вынул оттуда письмо… Часть его была написана по-русски, часть — какими-то «иероглифами». Генерал начал читать: «Ваше превосходительство, настоящим к вам обращается раб божий Федор Кузьмич, о коем вы, наверное, достаточно наслышаны. Превеликим открытием будет для вас узнать, что некогда мы встречались. Помните ли вы бои у Бородина? Багратионовы флеши, взятые французом… обход вражеской кавалерии батареи Раевского с флангов… Вы были рядом с генералом Лихачевым, павшим от укола штыка…» Сакен дошел до середины письма, где русский текст заканчивался: «Прочее, ваше превосходительство, вы прочтете при помощи ключа. Подобрать его будет легко, коли вспомните, как я учил вас шифровать тавро».

Всем своим мощным телом Сакен откинулся на спинку кресла. Так вот оно что!.. Выходит, этот старец и есть тот самый казак, что спас ему жизнь у Бородина, когда заслонил его своей грудью от пули гвардейского улана?!

Усадив девицу напротив себя, Сакен попросил:

— А ну-ка, голубушка, расскажи мне во всех подробностях о Федоре Кузьмиче!

Девица живописала о святости старца, его популярности среди сибирских обывателей; о том, как в течение восьми лет Федор Кузьмич воспитывал ее, сделав покорной восприемницей всех его заповедей. Сакен слушал и в процессе рассказа не раз вытирал набегавшую слезу:

— Из доброго родника пьешь, — подытожил он свои впечатления. — Послушай, красавица, что скажу! Есть у меня на примете один майор. Холост и привередлив по женской части, но на тебе, думается, гордыня его падет. Днями отправлю тебя в Киев… Вернешься в Сибирь майоршей! С умом ежели жить, то быстро в гору пойдешь. А теперь — ступай с богом! Завтра императора встречать будем.

Проводив гостью, Сакен поспешил в кабинет, где достал заветную ореховую шкатулку. В ней он хранил ценные бумаги и дневник, начатый им в двадцать втором году. Порывшись среди документов, Сакен нашел клочок застаревшей бумаги, на которой без малого сорок лет назад он записал ключ к «иероглифам»… Ими по старому казачьему обычаю клеймили на Кубани скот.

Сакен склонился над письмом старца. Оно состояло из букв старославянского алфавита, расположившихся в строке в виде нескольких ромбовидных фигур. Положив поверх письма шифр, генерал начал читать…

Час спустя Сакен пришел к выводу, что является обладателем наиважнейшей государственной тайны. Сведения старца были очень правдоподобны. В обмен на откровенность старец просил Сакена всеми возможными путями передать цесаревичу конверт.

Сакена так и подмывало отобразить сенсацию последнего дня в дневнике. И все-таки он поостерегся доверить бумаге столь крамольные сведения. Он хотел уничтожить и письмо старца, но потом передумал и положил его до поры в ореховую шкатулку. В то же время генерал кинул в печь бумагу с шифром.

На следующий день, по прибытии императорского кортежа в Кременчуг, Остен-Сакен стал изыскивать способ передать цесаревичу секретное послание сибирского старца. Принимая высоких гостей вечером у себя дома, Сакен улучил момент, когда Александр Николаевич остался один, подхватил его под руку и повел через анфиладу комнат в кабинет для игры в карты.

— Ваше высочество, верно ли говорят, что вы азартный игрок? — Сакен начал разговор с далеко не юным наследником престола издалека.

— Коли судачат, стало быть, не зря, — обронил Александр и замедлил шаг. — Уж не пари ли хотите держать, генерал? — спросил он свысока, как игрок, знающий себе цену.