Холодный Яр - Юрий Юрьевич Городянин-Лисовский

Петра Грушко и Василя Запорожца[158]. Они в Каменке на хорошем счету, часто туда наезжают и приятелей завели среди тамошних коммунистов. Те их уже и на службу звали.

За лошадьми присмотрит твой побратим. Мы его поставим командовать кавалеристами, когда расселим их у крестьян.

Лещенко недавно получил приказ увеличить милицию вдвое – до тридцати человек. Так что завтра вечером отправишься туда с парой хлопцев. Заедешь в местечко со стороны станции и прямиком к нему. Он будет ждать. Вооружитесь револьверами, карабинами и гранатами. Сабли не берите.

10 лет заключения как холодноярец и в 1931 г., изменив имя, бежал, не дожидаясь отправки на Соловки. Предателей Запорожца и Зализняка убили, соответственно, Соловий (застрелил летом 1920 г.) и Чорнота (зарубил). – Прим. авт. к журн. изд.

Если в Каменке вас кто-нибудь задержит, никакого сопротивления – ссылайтесь на Лещенко. Он назначит тебя своим помощником. Другие хлопцы будут приезжать по двое-трое и немедленно поступать на службу. Как помощник начмила обрати внимание на личный состав. Всех, кому с нами не по пути, потихоньку увольняй. На их место пришлем в Каменку еще ребят. Установи связь с Телепинóм, там начмилом служит Калиниченко[159] – наш человек.

Бродяг своих крепко поднатаскай – чтобы каждый мог ответить, откуда он приехал и чем раньше занимался. С грушковскими ребятами я уже поговорил. Кто не имеет нужных документов, пускай спросит у Бондаренко. У него в кладовой целый ящик всяких бумаг, выданных в свое время «товарищам», которые уже на том свете. Выбери, какие подойдут.

Как действовать в Каменке – время покажет. Пока что усердно исполняйте свои обязанности и держите нас в курсе всех событий. Мы выбрали тебя, Андрий, потому что нужен человек хладнокровный, зоркий, бдительный и сдержанный на язык. Мы верим, что ты легко справишься с этой задачей.

Андрий почесал бритую голову.

– Вот уж никогда не думал, что доведется играть полицмейстера. Что ж, лихо его забери – попробую… Только ты, Гриб, не попадайся мне тогда в руки. Упеку в кутузку на две недели за то, что седло в монастыре взял и не вернул.

Василь встал из-за стола и подошел к старой Чучупачихе, жарившей во время совещания пышки. Выражение на её маленьком, добром личике не оставляло сомнений – она в толк не возьмет, что творится на белом свете и о чем рассуждают атаманы на сходке. Да и не бабье это дело.

Сын нежно обнял её за плечи:

– Ну, мама, теперь слово за вами.

– Погодите, детки, сейчас будет вам угощение… Господи, когда уже покой настанет? Одного убили[160], не дай Боже, еще кого из вас убьют, я не переживу…

Степан сидел на лежанке с довольным видом, поглаживая седую бороду[161], как будто думая: «Это уже, детки, вам виднее… Мне, старику, за вами не угнаться… На то я вас и учил за последние гроши… Распоряжайтесь, как знаете, лишь бы к лучшему – все села только на вас надеются».

Он встал и принес из клети несколько бутылок сливового самогона. Хозяйка начала подавать на стол. В хату зашла жена Петра, Ганна Эрестовна, и, поздоровавшись с нами, взялась помогать свекрови. Шестилетнюю дочь Лиду[162] передала мужу и та сразу же забралась ему на колени. Эта интеллигентная и очень милая женщина была немкой по отцу, полькой по матери, но выросла среди украинцев убежденной, преданной делу националисткой[163].

Тем временем Лида, которая откровенно изучала гостей, проведала, что я Зализняк, и смотрела на меня круглыми глазами. Потом развернула голову Петра в мою сторону.

– Папа, это Зализняк?

– Он самый, дочка.

– А чего он такой молодой?

– Отчего ж ему не быть молодым?

– А сколько ему лет было, когда он на Умань ходил?[164]

Этот вопрос, заданный совершенно серьезно, развеселил всех.

Петро поставил дочь на лавку.

– Это она «Кобзаря» начиталась с мамой. Ну-ка, Лида, вжарь нам что-нибудь из Шевченко!

– Ну тогда «Холодный Яр», хорошо?

– Замечательно.

Девочка, картинно жестикулируя, продекламировала стихотворение почти без ошибок, назвав только Нерона Мироном. Когда она грозным детским голоском закончила:

Он настанет, день веселый,

Вас настигнет кара,

И огонь повеет новый

Холодного Яра![165]

слушатели устроили ей бурную овацию.

После ужина вся компания отправилась на представление, которое давали в примыкавшей к Мельникам Медведовке. Проводили его в начальной школе, а гвоздем программы была постановка «Степного гостя»[166].

На входе стояли часовые с пулеметом; все мужчины в зале были вооружены. Вечер открывал хор, который славно исполнил украинский гимн. Затем ученики декламировали стихи. Маленький мальчик в казацкой одежде безукоризненно прочел «Суботов»[167].

В этот раз строки Шевченко звучали не так, как обычно: родовое село Богдана с его «церковью-гробницей» лежало в каких-то десяти километрах на восток. Именно поэтому во дворе поставили заряженный максим, повернув дуло в ту сторону, откуда могли явиться незваные гости…

Переночевали на устланном соломой земляном полу – одна интеллигентная девица отвела нам просторную комнату в своем доме.

Назавтра мы с Чорнотой вернулись в монастырь. Он собрал будущих милиционеров и поехал в Грушковку, а я, как и весь гарнизон, занялся приготовлениями к эвакуации. Пару дней спустя мы вывезли всё военное имущество, а потом ушли оттуда сами. Игуменья была счастлива – не то что некоторые монахини.

Все повстанцы, переодевшись в обычное крестьянское платье, рассредоточились по хуторам и селам. Округа приобрела вполне мирную наружность – мужики не ставили уже в хатах рядком винтовки и пулеметы и на улице с ними не красовались. Впрочем, обрезы, револьверы и гранаты носили и дальше – только скрыто. Популярны были обрезы из двустволок – удачная находка местного слесаря.

А вот на медведовской ярмарке оружием торговали по-старому. Продавали его жители отдаленных сел, холодноярцы лишь покупали. Советских денег никто не брал, а украинские гривны ценились высоко[168]. За пятьсот гривен я приобрел восемь дюжин патронов для своих кольта и парабеллума (в армии достать их стоило немалого труда), а за тысячу двести – еще и здоровенный маузер и к нему семьдесят патронов.

Большевики в наших краях почти не показывались. Один полк повел наступление на коцуровцев левым берегом Тясмина, но после неудачного боя вернулся в Черкассы. С юго-востока доносился иногда гул канонады. Красные прощупывали Чигирин со стороны степи.

III

Приближалась весна. Положение не менялось. Малочисленные отряды красных рыскали по селам на левом берегу Днепра,