Измены - Джина Кэйми

Проверяя, удобно ли устроилась Лорис на своем сиденье, Прескотт почувствовала, словно что-то ударило ее. Сходство девочки со своей матерью было столь поразительно, что казалось, Анхела вернулась, чтобы преследовать ее.

Хотя волосы Лорис были коротко острижены, и их концы были ровными, словно кто-то просто их обрубил, в них была та же превосходная пышность, тот же иссиня-черный блеск, как у Анхелы. Ее губы с опущенными уголками, даже когда они улыбались, были такими же сладострастными и нежными, как у Анхелы. И была та же фигура, чувственные линии которой не портило даже строгое темно-синее платье в полоску.

Она была возрожденной Анхелой с ее длинными-предлинными ногами, ростом в пять футов восемь дюймов. Это была Анхела с исключительно изящными чертами лица, чья красота не искажалась ни единым недостатком.

Поворачивая ключ зажигания, она удивилась, почему настроение девочки так изменилось, когда она села в машину. Думала ли она о том водителе, что вез ее на похороны двенадцать лет назад? Или она вспомнила время, когда она везла их с матерью от Кинсли обратно в Нью-Йорк? Прескотт было интересно, что помнит Лорис из того рокового воскресенья.

— Такое впечатление, что, когда мы встречаемся, — сказала Прескотт, выезжая со стоянки около монастыря, — я всегда везу тебя куда-то.

Лорис повернула голову и посмотрела на нее светло-серыми глазами Картера, которые были даже более яркими в контрасте с ее густыми черными ресницами.

— В самом деле?

— Ты помнишь тот день, когда мы с тобой увиделись впервые? Я отвозила тебя и твою маму домой.

Лорис снова отвернулась.

— Я не очень хорошо помню свою мать.

В тот день, когда Лорис увидела мертвое тело Анхелы, у нее началась горячка. Три дня и три ночи в бреду, практически без сознания, она звала свою мать и постоянно плакала. Доктор, которого в конце концов пригласили сестры, сразу же забрал ее в больницу и сумел снять стрессовое состояние. После этого Лорис больше не вспоминала того, что случилось в то воскресенье, которое коренным образом навсегда изменило ее жизнь. Она знала, что ее мать умерла, и не захотела посещать кладбище. И никогда больше не плакала.

— Я помню, как вы везли меня сюда, в монастырь, — сказала она, подумав.

— Но это же было на следующий день.

— Да?

— Ты просто была очень маленькой.

Прескотт выдерживала легкий разговорный тон, когда вернулась к отправной точке.

— Мне все-таки кажется, что ты помнишь тот последний день, когда ты видела свою мать.

— У меня только осталось в памяти, как она накручивает на палец мои волосы. Я не знаю, куда мы ехали, но, видимо, в какое-то особенное место, потому что она была очень возбуждена и обрадована. Остальное только… на уровне ощущений.

Прескотт гладко перевела на второй вопрос.

— А ты совсем не помнишь своего отца?

— Совсем.

— Даже его имени?

— Как же, имя его я помню.

Словно захваченная неожиданной судорогой, Прескотт сжала руками руль. Она вновь успокоилась, когда Лорис прибавила с кривой улыбкой:

— Его звали Дэдди.

Ее улыбка стала жесткой.

— Интересная вещь, он иногда мне снится, и я вижу его очень четко, но когда я просыпаюсь, я никогда не могу вспомнить его лица.

Она порывисто потянулась к женщине.

— Я никому никогда не говорила, но после смерти мамы я много фантазировала о нем. Какие истории я только не придумывала! Мои собственные волшебные сказки, — рассмеялась она.

Оказалось, что Прескотт в первый раз видит, как Лорис смеется Осторожность, которой Лорис окружила себя, как защитной стеной, неожиданно спала. Ее глаза заблестели, а лицо ожило. Было ясно, что она была счастлива, только когда терялась в мире фантазий.

— Мой отец был королем в той мифической стране, которую я себе придумала, — говорила она. — Он влюбился в одну очень красивую деревенскую девушку, мою маму. Но его придворные втайне отравили мою маму, а меня заперли в монастыре. А мой папа пошел на поиски, убил дракона, перехитрил великанов-людоедов и злых волшебниц, пока не нашел меня. Моей любимой частью в сказке была та, в которой он объявляет всем в монастыре, что я — его дочь — настоящая принцесса. Он поднимает меня на своего белоснежного арабского скакуна, и мы несемся, как ветер, в его царство, чтобы жить счастливо как никогда.

Она опять рассмеялась, в этот раз непроизвольно, как смеются подростки своим юношеским мечтам. Затем свет в ее глазах погас, и она отвернулась.

— Естественно, когда я подросла, я поняла, что это мой отец, а не придворные, спрятал меня там, чтобы никто в мире не узнал, что у него есть незаконнорожденная дочь.

— О чем ты говоришь? — возразила Прескотт. — Твой папа погиб во Вьетнаме за два года до того, как ты приехала туда.

— Нет, он не погиб.

— Ты, очевидно, это тоже забыла. Тебе было всего лишь…

— Пожалуйста, не надо мне лгать, мисс Прескотт. Сестры могли поверить в это, но я всегда знала, что это неправда.

Лорис выпрямилась и напряглась.

— Он послал вас, чтобы вы увидели, что я закончила школу, не так ли? И вы поддерживали со мной отношения все эти годы, чтобы потом отчитываться перед ним.

Прескотт включила кондиционер.

— А как насчет поздравительных открыток? — настаивала Лорис.

На каждый день рождения и на Рождество Лорис получала поздравительную открытку с напоминанием, что подарок в пятьдесят долларов кладется на ее счет в банке. Каждый раз, когда она успешно заканчивала учебный год, к ее счету прибавлялась премия в сто долларов.

— Это ведь была его идея, да?

— Это было исключительно моей задумкой.

Взгляд и тон Прескотт были такими, что Лорис не смогла усомниться в ней.

— О, я всегда в это верила… — Она откинулась на спинку сиденья. — И он даже не знает, что вы здесь.

Прескотт сосредоточила все свое внимание на шеренге машин.

— А кстати, почему вы здесь, мисс Прескотт?

— Мне интересны твои планы после окончания школы.

Лорис задумчиво посмотрела на нее. Много лет назад она старалась узнать что-нибудь о Прескотт и своем отце. Наконец она сказала:

— В мои планы не входит беспокоить кого бы то ни было, если вас это волнует.

На какое-то время Прескотт растерялась от такой прямолинейности восемнадцатилетней девушки и обрадовалась, когда шеренга машин начала двигаться, и она смогла все свое внимание уделить дороге.

— Что меня расстроило, Лорис, это твое решение не поступать в колледж. Как я писала, твое обучение было бы оплачено.

— Спасибо, но не надо. Мне достаточно школы до конца жизни. Единственно, что мне необходимо, — это жить. Опыт, эксперимент — лучшее обучение для актрисы.