Селижаровский тракт - Вячеслав Кондратьев

- Шергин, держи, - отдает Кравцов ему карабин. - А мне бы винтовочку со штыком, смени у кого-нибудь.

- Вам "токаревку"?

- Нет, нашу, образца... К ней привык.

Действительно ли думает Кравцов, что дойдет до рукопашной, или так, для поддержания их духа и веры, меняет он свой карабин на винтовку, об этом никто не ведает, но впечатление нужное производит.

Шергин ведет свой взвод к оврагу, Коншин к краю леса левее, а еще левее располагается третий взвод. Дальше - вторая рота, но ее не видать. Оттуда же, слева, слышно урчание танков и треск ломающихся деревьев. Значит, выходят на исходные позиции, значит, будет им поддержка.

А там, на немецкой стороне, никакого движения. Угрозно и молчаливо глядят избы с пригорка. Сзади темной полосой невысокий лесок. Что же будет сейчас, когда выйдет на поле взвод Шергина? Что?

Уже наготове он, пока скрытый деревьями, но вот-вот выбежит он на поле, нырнет в лощину, которая скроет его на время от немцев... Но лощина, наверно, пристреляна минометами, вспоминает Коншин слова ротного.

- Сержант, туда можно перейти? - спрашивает Коншина подошедший сзади старший лейтенант и указывает рукой через овраг, на тот лесок, в котором недавно они находились.

- Можно, только бегом. Простреливается, - отвечает Коншин.

У старшего лейтенанта пушечки в петлицах, на шее висит бинокль, в руках раскрытая планшетка с картой. Наверно, будет засекать немецкие огневые точки, думает Коншин и смотрит, как старшой перемахивает через овраг.

Кравцов сам не знает, почему выбрал он первый взвод. Да и выбирать-то было не из чего. Коншина, слышавшего разговор, посылать нельзя было, а этого молоденького лейтенанта - не хватило духу. Вообще вся эта затея с "пробой" была поперек горла: помирать - так всей ротой, а так стоять и смотреть, как без толку гибнут люди, просто невмочь. И потому думал он, что опытный и спокойный Шергин, может, сбережет людей, может, как-то избежит уж очень больших потерь - и тогда... тогда поддерживать его надо всей ротой... Стыдно же иначе. Да и как же иначе?

"Ну, Дуська, - говорит он про себя, - останешься вдовой, нагуляешься вдоволь, если мужики останутся. Может, тогда и поймешь, что был у тебя муж неплохой, что любил тебя... Так тебя вряд ли кто полюбит, побалуются - и в сторону. Покусаешь еще локти... Да ладно, - перебивает он себя, - чего это вздумал хоронить прежде времени. Поживем еще, повоюем". Он кладет руку на плечо Шергина:

- Давай, Шергин, двигай. Как из лощины выйдешь, веди огонь что есть сил. Патронов не жалей. Оттуда уже будут видны немцы, понял?

- Есть. Первое отделение, вперед! - И Шергин, обгоняя людей, бросается на поле.

За ним цепью рассыпаются сперва первое, а потом и остальные отделения и, пробежав несколько десятков метров по полю, ныряют в лощину. Не очень-то она глубока, но все же скрывает... И сразу же треск нескольких пулеметов и завывание мин. Потом над взводом в воздухе рвется что-то - раз, два... четыре, а дальше уже не сосчитать...

Небольшие серые облачка почти неподвижно висят над лощиной... Бризантные, думает Кравцов, представляя, как сверху на головы и спины людей летят раскаленные кусочки металла, от которых уже не спастись ничем...

Время перестает существовать для Коншина. Он стоит за большой елью и не сводит глаз с шергинского взвода. Ему даже невдомек, что надо бы лечь, потому как пули шаркают по лесу, взвывают над головой и отделенные без его команды укладывают людей у кромки леса. Поодаль, тоже за елью, стоит Чураков, он на правом фланге своего, третьего, взвода, а его лейтенант на левом. Он тоже не спускает взгляда с поля, на котором мечется первый взвод, и, пожалуй, только сейчас в его душу холодной противной струйкой вливается страх.

"Не так все делается, не так", - думает он и сжимает свой тяжелый кулак, стараясь придавить легкую дрожь в пальцах, и ему хочется не быть одному. Он оглядывается - Пахомыча нет, он со своим отделением левее, а Коншин тут, рядом. Надо к Алехе, решает он, резким движением выбрасывает тело и в несколько прыжков достигает Коншина, хватает его за руку. Тот секундно отрывается от поля, слегка пожимает пальцы Чуракова.

- Иван?

- Я... Вдвоем веселее.

- Да... Лучше.

Конечно, лучше, только ствол дерева не укрывает их двоих, а пули-то рыскают по роще...

От первого взвода тянутся первые раненые - кто бегом, придерживая простреленную руку, кто ковыляет, припадая на раненую ногу. Носилок на роту четыре штуки. С одними санитары, подгоняемые санинструктором, бегут вдогон первому взводу и через некоторое время обратно - тащат тяжелораненого.

- Если потери будут большие, взвод отведут и наступление отменят, говорит Коншин Чуракову.

- Откуда знаешь? - удивляется тот.

- Слыхал.

- Точно?

- Точно.

- Дела... - протягивает Чураков. - Это ж ни в какие ворота не лезет. - И чувствует, что какая-то постыдная надежда заползает в душу. - Выходит, может, нам и не придется?

- Может. Но как глядеть на это?

- Да... - Чураков разражается длинным ругательством.

Подбегает Кравцов и бухается под ель.

- Чего столбами стоите? Ложись!

И вот они втроем лежат около ели и видят, как из лощины уже на поле выбегает Шергин, падает и, лежа, взмахом руки подтягивает людей. Появляются еще двое, трое, потом еще, еще, рассыпаются цепью и открывают огонь. Их стрельба почти не слышна в грохоте разрывов, треске разрывных пуль, которыми засыпали немцы их расположение, но огоньки из стволов видны.

- Молодец Шергин-то, - протягивает Кравцов, и не поймешь - одобрение в его словах или боль какая-то.

- Мы пойдем? - не может скрыть дрожи в голосе Коншин.

Кравцов не отвечает, только смотрит долго, а потом, чуть скривив губы в улыбке, тихо говорит:

- Ничего, держитесь, ребятки... - поднимается и тяжелой рысцой отбегает от них к землянке помкомбата.

Лежа им плохо видно поле, и потому они встают - у каждого полтуловища закрыто стволом, а половина открыта.

Шергин поднимается, что-то кричит и бежит вперед. За ним - взвод. Но теперь-то уже видно, как мины рвутся прямо среди людей. Видно, как раненые отползают назад; видно, что некоторые лежат уже недвижно... И вдруг Шергин падает!

- Видишь, Иван?

- Вижу.

К Шергину подползает кто-то из бойцов. Наверное, его связной Сашка. Склоняется над Шергиным, что-то делает. Поле окутано дымом от разорвавшихся снарядов, мин, и потому видно плохо.

- Перевязывает, - говорит Чураков.

Ну, теперь вряд ли без Шергина взвод станет передвигаться, - думает Коншин. Теперь надо его отводить. Скажу ротному, что Андрей ранен. Но что это? Шергин поднимается. Виден закатанный рукав телогрейки и бинты на руке. Еще слышен его голос - "вперед", и он опять бежит по полю, а за ним - перебежками его поредевший взвод.