Конец времен. Элиты, контрэлиты и путь политического распада - Петр Валентинович Турчин

установлена на уровне выше федерального значения); нет, важно прежде всего то, что перед нами – свидетельство действия совокупности нерыночных сил, в том числе отношения элиты к коллективным договорам .

Недавние исследования экономистов содержат убедительные доказательства важности нерыночных сил для объяснения снижения заработной платы американских рабочих. Анализ 2020 года, проведенный Анной Стэнсбери и Лоуренсом Х. Саммерсом, представил множество доказательств того, что снижение силы рабочих является более важным фактором, чем усиление власти фирм на товарном рынке («монополия»), власть фирм на рынках труда («монопсония») или технологические разработки 9192. Статья Лоуренса Мишеля и Джоша Бивенса, опубликованная в 2021 году, предъявляет дополнительные доказательства того, что снижение заработной платы с 1979 по 2017 год было связано с изменением баланса сил, а не с автоматизацией и прочими технологическими изменениями. Мишель и Бивенс выделяют следующие факторы, которые сообща ответственны за три четверти расхождений между производительностью и ростом медианной почасовой оплаты труда:

1. «Аскетичная» макроэкономика, в том числе стимулирование роста безработицы с опережением инфляции, и недостаточное реагирование на рецессии.

2. Корпоративная глобализация, плод политики, в основном обусловленной поведением транснациональных корпораций, которые снижают заработную плату и ослабляют гарантии занятости работников без высшего образования, защищая при этом прибыль и оплату труда менеджеров и специалистов.

3. Преднамеренное разрушение коллективных договоров в результате судебных и политических решений, которые ведут ко все более агрессивной антипрофсоюзной деловой практике.

4. Ослабление трудовых норм, в том числе снижение минимальной заработной платы, прекращение борьбы со сверхурочной занятостью, неисполнение требований в отношении случаев «кражи заработной платы» или дискриминации по признаку пола, расы и/или этнической принадлежности.

5. Новые условия контракта, навязанные работодателем (скажем, обязательство не конкурировать после увольнения, принудительное согласие на частное, индивидуальное рассмотрение жалоб и пр.).

6. Изменения в корпоративных структурах в результате разделения компании (или внутреннего аутсорсинга), дерегулирования отрасли, приватизации, доминирующего положения покупателей, затрагивающего все цепочки поставок, и увеличения концентрации работодателей 93.

Левоцентристские экономисты все больше склоняются к тому, что неравенство во власти важнее технологических изменений для понимания повышения заработной платы неэлитных рабочих с 1970-х годов 94.

Социальное и психологическое благополучие

Ухудшение экономических условий для менее образованных слоев сопровождалось упадком тех социальных институтов, которые лежат в основании общественной жизни и сотрудничества. Речь о семье, церкви, профсоюзах, государственных школах, подразумеваемом взаимодействии родителей и учителей, а также о различных добровольных соседских объединениях. Все эти институты начали клониться к упадку на фоне общего ослабления солидарности и социальной вовлеченности 95. Как показывают Кейс и Дитон, эпидемия смертей от отчаяния лишь частично объясняется ухудшением экономических условий. Не менее важным здесь оказывается постепенное разрушение социальных связей.

Ухудшение экономических и социальных условий оказывает непосредственное воздействие на личное счастье и личное же ощущение трагедии. Социальные психологи установили, что можно измерить уровень счастья населения, просто опросив окружающих по поводу восприятия ими действительности. При всей своей, казалось бы, элементарности такой опрос обеспечивает нас надежными сведениями относительно «субъективного благополучия», тогда как иные подходы в целом их подкрепляют (а полученные результаты сильно коррелируют между собой). Несколько недавних исследований, опиравшихся на пионерскую работу Кейс и Дитона, показали, что уровень субъективного благополучия американцев заметно снизился за последние два десятилетия. Так, Дэвид Бланчфлауэр и Эндрю Освальд использовали ежемесячные опросы Центра по контролю и профилактике заболеваний для измерения уровня «крайнего стресса»96. Они выяснили, что количество американцев, страдающих от стресса, фактически удвоилось – с 3,6 процента в 1993 году до 6,4 процента в 2019 году. Причем острее всего (что согласуется с предыдущими выводами Кейс и Дитона) стресс ощущают белые американцы из рабочего класса. В этой группе больше всего тех, кто близок к отчаянию: ранее их было менее 5 процентов, а теперь стало более 11 процентов. Другое исследование дает понять, что растущая степень недовольства позволяет более или менее точно предсказывать политическое поведение. На другом наборе данных (ежедневные опросы фонда Гэллапа, распределенные по округам) Джордж Уорд с коллегами показал, что слабое субъективное благополучие – четкий признак зреющего недовольства, побуждающего голосовать против действующего президента. В частности, в 2016 году эта методика раскрыла причину голосования за Трампа на нижнем местном уровне97.

Как мы видим, здесь чрезвычайно важны социальные, культурные и психологические факторы. Сюда же, к области внеэкономического влияния, нужно добавить «разъедающие» идеологии, будь то объективизм Айн Рэнд или новая господствующая экономическая теория, превозносящая экономическую эффективность и рыночный фундаментализм в ущерб улучшению общего благосостояния. Также не следует забывать о таком несколько неожиданном явлении, как возвышение меритократии. Философ Майкл Сэндел сумел охарактеризовать положение кратко и емко:

«Победителей поощряют считать успех плодом собственных усилий, мерилом собственной добродетели – и смотреть свысока на тех, кому в жизни повезло меньше. Проигравшие могут сетовать на то, что система будто бы фальсифицирована, что победители жульничают и всячески манипулируют, прорываясь к вершине. Или же они могут тешиться деморализующей мыслью, что неудача – дело их собственных рук, что им попросту не хватает таланта и стремления к успеху»98.

К 2016 году американское население разделилось на два социальных класса: образованных и «обнищавших» – этаких современных Les Miserables[23]. Это не классы по Марксу, распределение никак не обусловлено отношением к средствам производства. Вдобавок ни один из этих классов не является сплоченным игроком на политической арене. В частности, среди менее образованных наблюдаются сильные противоречия по расовому признаку. (О разделении внутри образованного класса мы поговорим в следующей главе.) Зато две указанные группы резко отличаются друг от друга по целому ряду иных характеристик: психологических (более высокий или низкий уровень «крайнего стресса»), социальных (более низкий или высокий показатель браков), политических (склонность голосовать за республиканцев или демократов), экономических (уменьшение или увеличение экономических перспектив) и – что, возможно, наиболее трагично – биологических (снижение или увеличение ожидаемой продолжительности жизни). Пропасть между классами ныне труднее преодолевать ввиду стремительного роста расходов на обучение в колледже.

Пусть оба класса нельзя назвать внутренне сплоченными, каждый из них склонен воспринимать другого как более монолитный, чем есть на самом деле. Еще каждый склонен винить другого в том, что Америка сбилась с правильного пути.

«Насос богатства» работает снова

В главе 1 обсуждалось понятие относительной заработной платы (заработная плата, поделенная на ВВП на душу населения). Исключение поправки на инфляцию предоставляет нам менее подверженный ошибкам способ отслеживания экономического благосостояния простых американцев.

При рассмотрении динамики относительной заработной платы в Соединенных Штатах Америки (с рождения страны до настоящего времени) взору предстает замечательная схема двух «волн». С 1780 по 1830 год относительная заработная плата почти удвоилась. Однако после пика 1830 года она начала сокращаться и к 1860 году потеряла большую часть накопленного. На этом низком уровне она оставалась до 1910 года, с которого начался следующий период устойчивого роста –