Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект - Зубова Людмила Владимировна

Свернутыми метафорами являются и сочетания черный взгляд-верста (И., 351), за плечьми-просторами (И., 422), летами-плесенью (И., 372). Такие метафоры, как и сочетание жар-птица, представляют собой характерный пример синкретизма названия предмета с его признаком, определения и определяемого.

Синкретизм субстантивированных форм

Одним из средств семантической конденсации в поэзии М. Цветаевой является активное употребление субстантивированных форм различных частей речи, как узуальных, так и окказиональных, например:

Квиты: вами я объедена, Мною — живописаны. Вас положат — на обеденный, А меня — на письменный (И., 302); Двусторонний клинок, синим Ливший, красным пойдет… Меч Двусторонний — в себя вдвинем. Это будет — лучшее лечь! (С., 260); Но узришь! То, что в мире — век Смежение — рожденье в свет. Из днесь — В навек (С., 202); Мир без вести пропал. В нигде — Затопленные берега (С., 71)

Этот тип трансформации оказывается таким органичным в стиле М. Цветаевой потому, что субстантивированные формы, становясь существительными, сохраняют в себе и семантику производящих частей речи с адъективными, предикативными, адвербиальными и т. д. способами представления смысла. Наиболее подвержены субстантивации и в языке, и в произведениях М. Цветаевой прилагательные и причастия.

Подсчет субстантивированных прилагательных и причастий в издании 1965 г. (И.) показывает, что их окказиональное употребление почти вдвое превышает узуальное, что свидетельствует об осознанном внимании поэта к этому типу словообразования и морфологическому сдвигу. Некоторые стихотворения оказываются целиком построенными на субстантивации прилагательных и причастий, находящихся в синонимических или антонимических отношениях: «Попытка ревности», «Стихи к сироте», «На льдине — любимый…», «Скороговоркой — ручья водой», «Минута», «Наяда», «Есть в мире лишние, добавочные…», «Полюбил богатый — бедную…» и др.

Е. А. Некрасова, исследующая свойства метафоры в художественном тексте, обратила внимание на стихотворение «Полюбил богатый — бедную…»:

Полюбил богатый — бедную, Полюбил ученый — глупую, Полюбил румяный — бледную, Полюбил хороший — вредную: Золотой — полушку медную (И., 128).

Отмечая, что «в художественных текстах широко распространены случаи употребления слова (в том числе и прилагательного) одновременно в нескольких значениях», Е. А. Некрасова пишет: «В данном примере в пределах строки происходит субстантивация на основе относительного значения прилагательного золотой, а весь предыдущий контекст активизирует качественное значение прилагательного» (1975а, 84). Это наблюдение представляется принципиально важным, потому что именно совмещение относительного значения прилагательных с качественным значением способствует и развитию окказиональной полисемии, накладывающейся на полисемию грамматическую. Особого внимания заслуживают факты окказиональной частичной субстантивации, когда слово в художественном тексте, сохраняя признаки и синтаксические функции прилагательного или другой несубстантивной части речи, приобретает и признаки существительного. Наиболее отчетливо такой сдвиг можно видеть на примере прилагательного в позиции поэтического переноса. Так, повышенная самостоятельность прилагательных на переносе в ряде контекстов приводит их к окказиональной субстантивации, несмотря на сохранение определяемого слова:

Как живется вам с простою Женщиною? Без божеств? Государыню с престола Свергши (с оного сошед) (И., 262).

Субстантивация в этом случае настойчиво утверждается целым комплексом выделительных средств — переносом, графикой, композиционным параллелизмом с субстантивированными прилагательными в первой и седьмой строфах и с существительным в девятой:

Как живется вам с другою, — Проще ведь? — Удар весла! — (…) Как живется вам с чужою, Здешнею? Ребром — люба? (…) Как живется вам с товаром Рыночным? Оброк — крутой? (И., 262).

В других стихотворениях окказиональной субстантивации на переносе способствует повтор тождественных или однородных (во втором случае антонимических) прилагательных:

Что тебе в том длинном, длинном Чужестранце длинноногом? (И., 144); — Мой хладнокровный, мой неистовый Вольноотпущенник — прости! (И., 75).

В приведенных примерах эффект категориальной трансформации усиливается еще и благодаря тому, что указательное и притяжательное местоимения в том, мой, оторванные от своих существительных чужестранце, вольноотпущенник, теснее связаны с теми прилагательными, с которыми они стоят рядом, чем с теми, с которыми составляют словосочетание, т. е. между членами атрибутивного сочетания происходит переразложение: его компоненты оказываются отнесенными к разным стиховым единствам.

Стремится к субстантивации также прилагательное, отделенное от своего существительного помимо переноса другими словами:

Голубоглазый — Меня — сглазил Снеговой певец (И., 93).

В стихотворениях Марины Цветаевой можно наблюдать и явление, обратное субстантивации, когда к субстантивированному в русском языке прилагательному присоединяется новое определение:

Сокровенную, подъязычную Тайну жен от мужей, и вдов От друзей — тебе, подноготную Тайну Евы от древа, — вот: Я не более, чем животное, Кем-то раненное в живот (И., 464–465).

Пауза переноса здесь служит как бы амортизатором грамматического сдвига: она создает промежуточное звено от субстантивированной формы подноготную к десубстантивации прилагательного.

Синкретизм служебных и знаменательных частей речи

Позиция переноса вообще оказывается местом, где происходит морфологический сдвиг с повышением категориального (частеречного) статуса слова. Даже служебные части речи, как известно не имеющие собственного лексического значения, интонационно выделяясь на переносе, такое значение получают, а может быть, возвращают утраченное значение. Ю. Тынянов отмечал, что «чем незначительнее, малозаметнее выдвинутое слово, тем выдвижение его более деформирует речь (а иногда и оживляет основной признак в этих словах)» (1965, 194–195). Рассмотрим несколько случаев окказионального превращения предлогов в наречия (адвербиализации). Так, значение наречия — обстоятельства места приобретают у М. Цветаевой предлог за, наречия — обстоятельства цели — предлог для, наречия — обстоятельства образа действия — предлог на: