Путь улана. Воспоминания польского офицера. 1916-1918 - Ришард Болеславский

Гражданский чин взял себя в руки и продолжил прерванную речь. Сам он не принимал участия в драке и теперь даже не упомянул о человеке, только что растерзанном многотысячной толпой. Он принялся рассказывать о развитии социалистического движения в мире и о способах предотвращения будущих войн. Он говорил о мире и установлении рая на земле.

Полагаю, что в те минуты свершившееся на моих глазах убийство и речь этого оратора сделали из меня белого.

В какой-то момент наш полк постепенно собрался в одном углу зала.

– Мы все же поляки. А это дело русских, – спокойно говорил полковник уланам и офицерам. – Почему мы должны принимать участие в их делах? Мы давали присягу императору. Он передал империю Временному правительству, и наш долг – повиноваться приказам Временного правительства. То, что происходит в этом зале, не может происходить ни по чьему приказу. Я не останусь здесь, и это касается всех уланов.

Мы стали переходить от улана к улану, передавая им слова полковника. Вскоре мы уже стояли все вместе.

– Мы поляки и не хотим иметь никакого отношения к тому, что здесь происходит, – вынесли вердикт уланы.

Пока мы совещались, в зале произошло событие, само по себе несущественное, но оказавшее огромное влияние на решение уланов.

На трибуну поднялась женщина.

Ее голос, платье, еврейский акцент, излишняя нервозность и монотонно-истеричная манера чтения заранее подготовленного доклада – все это произвело на нас странное впечатление. Увидеть женщину здесь, в этом зале, после всего, что произошло, было столь невероятно, что в первый момент я решил, что просто брежу.

Женщина говорила в основном о правящем классе Российской империи и представителях этого класса, офицерах. Теперь уже она объясняла, почему офицеры хотят воевать, а солдаты не хотят этого делать. Она не использовала бранные слова, но ее выступление было пропитано такой ожесточенной ненавистью, какую можно было ощутить только на основании собственного страшного опыта. Она кричала, как ее после ареста подвергали мучительным пыткам и побоям, а в 1905 году отправили в ссылку.

Словно капли яда, ее гневные речи медленно отравляли солдатский мозг. Я увидел, как головы присутствующих постепенно стали разворачиваться в ту сторону, где стояли офицеры. Женщина призывала арестовать и уничтожить всех офицеров. В противном случае война будет продолжаться и истребит всех солдат.

Она разжигала ссору. И без того возбужденные, солдаты были готовы к новому убийству. Снова толпа начала раскачиваться, постепенно сжимаясь и двигаясь, словно змея, изготовившаяся к прыжку, в сторону группы офицеров. Наблюдая за этим страшным зрелищем, каждый из них задавал себе вопрос: «Кто следующий?»

Женщина говорила и говорила. Ее гипнотическое воздействие на толпу, казалось, вдохновляло ее, и уже ничто не могло остановить ее, даже следующее убийство.

Неожиданно Шмиль, наш молодой корнет, подошел к полковнику, щелкнул каблуками, отдал честь и спросил:

– Господин полковник, разрешите отдать команду моему эскадрону?

– Если сможете, – пожал плечами полковник, – отдавайте.

Шмиль выхватил саблю из ножен и закричал звонким голосом:

– Второй эскадрон польских улан, стройся!

Это были первые слова, которые оказали такое же воздействие, как глоток свежего воздуха, как глоток холодной воды на умирающего от жажды. Уланы молниеносно выстроились вдоль стены справа от Шмиля. Его команда подала пример всем польским офицерам: они прокричали команды своим эскадронам.

Полк построился за несколько секунд.

– Сабли из ножен! – скомандовал полковник.

Как один человек, полк выхватил двести пятьдесят сабель из ножен и положил на плечо.

– Полк, по трое налево! Вперед марш!

Чеканя шаг, звеня шпорами, полк: польских улан двинулся к выходу.

Нам надо было пройти через весь зал. Неожиданно я понял, что женщина замолчала. Мы шли в полной тишине под пристальным взглядом грозной толпы. Казалось, одно неверное движение, и обезумевшая толпа набросится на нас. Но каждый из нас понимал, что только собственное спокойствие и уверенность могут спасти нас. Мы прошли к выходу.

В дверях стоял капитан Бас. Он пришел в казарму один и не подходил к уланам во время митинга. Теперь ему не было места в полку.

Он бросил жребий и встал на сторону революции. Полк проходил мимо, и капитан Бас, с бледным, суровым лицом, пристально вглядывался в лица офицеров и уланов. Он ни разу не моргнул.

Когда мимо проходил его бывший эскадрон, лицо капитана исказила гримаса боли. Он стал по стойке «смирно» и медленно поднес руку к козырьку. Уланы шли, не замечая его. Капитан отдавал честь до тех пор, пока последний улан не покинул помещение.

Глава 9

«ВО ВНЕСЛУЖЕБНОЕ ВРЕМЯ»

В течение недели после того памятного митинга все, похоже, только и занимались парламентскими процедурами. Солдатский митинг, офицерский митинг, гражданский митинг, митинг полицейских, митинг кадетов. Нас приглашали на все митинги. В нашем полку тоже прошел митинг, на котором мы решали, что делать дальше. Порядка пятидесяти наших солдат перешли к радикалам. К радикалам примкнул и капитан Бас. Он вошел в Совет рабочих и солдатских депутатов. Остальные, порядка двухсот человек, остались при собственном мнении.

Мы не хотели иметь никакого отношения к изменениям, происходящим в России, и преследовали единственную цель: служить в своем полку ради восстановления Польского государства. Полковник, как любой поляк, всегда представлял свободную Польшу республикой. Когда-то Польша была одним из наиболее независимых государств в мире. В других странах существовало крепостничество и рабство, а в Польше, при имевшейся экономической зависимости, каждый человек политически был свободен.

Поэтому уланы никогда не испытывали к офицерам тех негативных чувств, которые испытывали русские солдаты к своим офицерам. Приказ номер один и все обещанные в нем свободы не внесли особых изменений в солдатскую жизнь. Наш полковник, как любой здравомыслящий человек, без всяких приказов вел себя демократично по отношению к подчиненным. Он был прирожденным воспитателем и мудро выстраивал отношения с уланами после потрясения, вызванного событиями последних дней. Полковник ни при каких обстоятельствах не сдавал своих позиций. В начавшемся хаосе наш небольшой полк оказался единственным воинским подразделением, сохранившим себя в прежнем виде.

Русская армия неожиданно превратилась в политическую силу. Быстро выяснилось, что она является руководящей силой. От установленного в армии порядка не осталось и следа. В течение трех дней в стоявшей по соседству артиллерийской дивизии никому даже в голову не пришло заняться чисткой лошадей.