Путь улана. Воспоминания польского офицера. 1916-1918 - Ришард Болеславский

– Молчать! Тишина! Поддерживать революционный порядок! Товарищи, сохраняйте дисциплину!

Шум постепенно стихал, и мы стали слышать оратора, утвержденного политическим комиссаром военного округа. Он объяснил, что означает отречение императора. Зачитал первый приказ Временного правительства, подписанный Керенским, приказ, который предоставлял свободу солдатам воюющей армии. Приказ льстил солдатскому самолюбию и умалял офицерское достоинство. А по сути этот приказ уничтожил армию, дал выход личной мести, развязал гражданскую войну.

Приказ номер один преследовал ту же цель, что французская Декларация прав человека и гражданина[13].

Свобода личности – отлично. Политическая свобода – замечательно. Мир – превосходно. Но первыми последствиями приказа номер один стали расстрелы и убийства офицеров солдатами. Не обращая внимания на военные приказы, воюющая армия прекратила существование.

Правительство Керенского попыталось исправить положение, выпустив дополнение к приказу. Но было уже поздно.

Русские люди, потерявшие все, многое могли простить вождям революции, но никогда не простили тех, кто подписал этот истеричный, неразумный и трусливый документ, приказ за номером один.

Спустя несколько лет Керенский выступал в Нью-Йорке. После выступления к нему подошла женщина с букетом цветов. Глядя в глаза Керенскому, она дала ему сильную пощечину.

– За приказ номер один! – бросив букет на пол, крикнула она.

Одна пощечина за сотни и сотни офицеров русской армии, принявших мученическую смерть.

Итак, комиссар пытался разъяснить этот приказ пятитысячной беспорядочной толпе, собравшейся в зале. Увы, все было тщетно. Эти люди уже сами объяснили его так, как им этого хотелось.

– Долой войну!

– Долой офицеров!

Выступление комиссара затягивалось. Каждый раз, когда он не знал, что сказать, комиссар начинал выкрикивать революционные лозунги:

– Да здравствует народ! Вся власть народу! Долой буржуазию! Долой защитников старого режима!

Толпа отвечала одобрительными воплями. Комиссар был настроен абсолютно радикально. Он выступал не только против императора и аристократии, но и против Временного правительства.

Я впервые слушал выступление коммуниста. Его интерпретация приказа делала этот документ наиболее удобным оружием для осуществления победы коммунистической партии. Придя к власти, коммунисты отменили приказ и установили другой, жестокий порядок.

– Солдат имеет равные гражданские права с офицером, – объяснил оратор и следом выкрикнул: – Солдат имеет право делать все, что захочет, когда не находится при исполнении обязанностей!

Толпа взревела от восторга.

Свобода!

Свобода!

Эти уставшие от войны, измученные, голодные люди однозначно поняли: солдат имеет полное право делать, что пожелает, и никто не может его за это арестовать.

Время было военное, а война является благодатной почвой для развития всех видов человеческих пороков.

Одним махом были уничтожены все препятствия; можно было грабить, насиловать, убивать.

Солдаты уже представляли, как распорядятся предоставленной свободой.

– Долой армию! – неистовствовала возбужденная толпа.

– Конец войне!

– Долой приказы!

Благосклонно выслушав призывные лозунги, комиссар продолжил выступление:

– Будут сформированы солдатские комитеты. Они получат право осуществлять контроль за всеми военными операциями.

Эти слова были встречены бурей восторга.

Солдаты испытывали катастрофическую нехватку боеприпасов и оружия. Бессмысленные переброски войск, которые, вероятно, были частью стратегии, солдаты относили за счет тупости высшего командования. На третьем году войны девяносто процентов армии составляли непрофессионалы. Офицеры отдавали приказ перейти в наступление. Их приказы заставляли солдат страдать. Значит, на совести офицеров раненые и убитые солдаты.

– Долой офицеров!

– Пусть объяснят нам, почему мы должны воевать, ходить в атаку, страдать, погибать. Дайте нам право управлять ими.

– Правильно, товарищи! – закричал комиссар. – Требуйте свои права. Теперь вы можете проверять любой приказ. Вы можете спросить: «Нам действительно нужно нападать на немцев или австрийцев? Нам нужно страдать и умирать? Мы должны заставить их страдать и умирать? Нам действительно это надо или просто кто-то хочет получить очередные награды и звания?»

Толпа пришла в исступление. Потрясая кулаками, солдаты выкрикивали охрипшими голосами проклятия. Кто-то карабкался на спины товарищей, чтобы увидеть офицеров, зажатых толпой в дальний угол зала.

Комиссар был отъявленным демагогом. Когда он закончил выступление, солдаты, находившиеся на грани безумия, устроили ему овацию.

Офицеры, бледные и молчаливые, застыли отдельной группой. Тридцать шесть часов назад на ужине в кадетском корпусе они в состоянии практически такого же психоза выкрикивали: «Да здравствует император!» Почему же они молчали сейчас? Что заставило их побледнеть? Нет, причина заключалась не в страхе или трусости: они не раз встречались со смертью. Дело было не в отсутствии преданности: позже многие из них погибли, не давая «мозолистым рукам» сорвать шевроны.

Это необъяснимая магия революции. Спокойствие людей, пребывающих в нервном возбуждении, которое намного страшнее криков и истерики. Спокойствие, приходящее, когда тело прощается с духом.

После комиссара на трибуну поднялся начальник гарнизона. Этот пожилой человек получил приказ оставаться на посту. Никогда прежде он не выступал перед такого рода аудиторией. Со страхом оглядывая зал, он дрожащим голосом объявил, что в соответствии с приказом из Петербурга гарнизон должен принести присягу новому правительству. Закончив речь, начальник гарнизона отдал честь и спустился с трибуны.

Никто не обратил на него никакого внимания. Его просто не слушали. Теперь солдат не интересовала никакая присяга.

На трибуне появилась новая фигура, артиллерийский капитан, подтянутый, с бритой головой и круглым, добродушным лицом. Он имел обыкновение теребить небольшую бородку, подбирая нужные слова. Человек, безусловно, образованный, обладавший индивидуальностью.

– Не теряйте головы, солдаты, – уверенно заговорил он. – Во времена, подобные этому, лучше всего самым тщательным образом продолжать выполнять свои обязанности и следить за развитием событий.

По толпе прокатился глухой ропот, и кто-то выкрикнул:

– Моя обязанность – следить за тобой, ты, кровопийца!

Капитан повернул голову в направлении крикуна и, резко побледнев, выкрикнул в ответ:

– Я не больший кровопийца, чем ты, подлец!