Удача колес (Колеса удачи) - Робин Хобб

В голосе Козла послышалось хныканье.

— Но я думал, что помогаю. Это спасло тебе жизнь, ты это знаешь. Эти брурджанцы собирались сварить кашу из Вандиена.

Ки не испытывала к нему жалости.

— Ты знаешь это, не так ли? — саркастически спросила она. — Ты так много знаешь о брурджанцах, не так ли? Я бы сказала, что они как раз собирались попросить у нас взятку.

— И ты была бы неправа! — внезапно вмешался Козел. Теперь в его голосе не было хныканья, только дикий мальчишеский гнев. — Алликата решил, что было бы интересно медленно ломать Вандиена, посмотреть, сколько боли он сможет вынести. И один из людей, была его очередь первым подходить к женщинам, и ему было интересно, будете ли вы драться или плакать.

В его голосе прозвучало дикое удовлетворение, от которого Ки похолодела. Против своей воли она повернулась и встретилась взглядом с его светлыми глазами, скорее желтыми, чем карими. Ей не хотелось признавать, что к ее отвращению примешивался страх.

— Верь своим собственным диким историям, если хочешь, — начала она дрожащим голосом.

— Я верю в то, что знаю, и я знаю больше, чем тебе нравится. Больше, чем кому-либо нравится, и поэтому они ненавидят меня. Ты хотела бы ненавидеть меня еще больше? Тогда я предупреждаю тебя, что неразумно оставлять Вандиена и Уиллоу одних в фургоне. Не тогда, когда она задается вопросом, защитил бы он ее, если бы брурджанцы пришли снова, и он задается вопросом, так ли он стар, как чувствует себя. Достаточно молод, чтобы беспокоиться о глупостях… Разве не это ты ему сказала?

На мгновение Ки растерялась. Затем ее охватила смертельная ярость. Значит, мальчик не спал прошлой ночью и слушал их. Внезапно кровь прилила к ее лицу. И наблюдал за ними тоже? Серые вскинули головы, сбитые с толку дрожью, передавшейся им от поводьев. Она не ударит его. Она заставит себя вспомнить, что он всего лишь мальчик. Но…

— Если когда-нибудь… — от гнева ее голос дрогнул. — Если ты когда-нибудь снова будешь шпионить за нами подобным образом, я…

— Что? — злобно спросил Готерис. Он уставился на нее. — Что ты можешь со мной сделать? Ты уже ненавидишь меня. Каждый раз, когда ты думаешь обо мне, тебя переполняет досада. Но ты выполнишь свой контракт, ты доставишь меня в целости и сохранности в Виллену. Каким бы ужасным я ни был, ты отдашь меня моему дяде. И каким бы милым я ни был.

При последних словах в голосе мальчика зазвучали другие нотки. Долгое время Ки ехала молча. Теперь деревьев было больше, в разбросанных поодаль от дороги рощицах. Возможно, это остатки неудачных фермерских усилий. Когда она решилась заговорить, то сказала:

— Я не думаю, что ненавижу тебя, Готерис. Многое из того, что ты делаешь, злит меня, но… что это?

“Это” было чем-то вдалеке, россыпью предметов рядом с дорогой и на ней. Они беспорядочно двигались. Ки откинулась на сиденье.

— Похоже на чье-то стадо свиней, разгуливающее по дороге. Катаются в пыли.

— Достаточно близко, — бессердечно заметил Готерис. — Тамшины.

При этих словах Ки встала, чтобы посмотреть вперед, а затем испугала упряжку криком. Она хлопнула поводьями по серым спинам, и лошади перешли на медленную рысь, а затем и в тяжелый галоп. Она гнала их стоя, покачиваясь в такт их движениям. Вход в фургон скользнул в сторону позади нее. Уиллоу выглянула.

— В чем дело? — требовательно спросила она. Ки не ответила. Дорога перед ней простиралась все дальше, отчего казалось, что она никогда не приедет.

Когда она добралась туда, было уже слишком поздно. Она остановила упряжку, чтобы они не затоптали первое из тел. Судя по тому, как они лежали, было очевидно, что тамшины двигались, когда их догнали рустеры. Это были отставшие, которые пали при бегстве, первые жертвы алых копыт и клинков.

Ки застыла, глядя на них сверху вниз. Слишком яркими были воспоминания, которые они пробудили, о других телах на пыльной дороге, о мужчине и двух детях, которых она называла своими. Позади себя она услышала, как Уиллоу тяжело дышит, что означало начало истерики. Рядом с ней Козел беспокойно зашевелился и пожаловался:

— Я чувствую запах дерьма.

— Заткнись, — голос Ки был бесстрастен. — Уиллоу. Закрой дверь. И не буди Вандиена. Ему это не нужно.

Она установила тормоз, намотала поводья на ручку. Медленно спешилась и подошла к первому телу. Пятна крови на светлой одежде уже стали коричневыми от палящего солнца. Не было необходимости проверять наличие признаков жизни. Мухи сердито жужжали, когда она переворачивала тело. Она отказывалась смотреть в лицо. Отведя глаза, она приподняла тело за плечи и оттащила его с дороги на некоторое расстояние в скудную тень умирающего дуба. За ним была выжженная местность, где давным-давно, возможно, когда-то стоял дом. Она была слишком убита горем, чтобы интересоваться этим. Она медленно вернулась на дорогу, подошла к следующему телу. Ребенок. Не обращая внимания на кровь и фекалии, которые покрывали его маленькое тельце, она подняла его и отнесла, чтобы положить рядом с другим. Козел жадно наблюдал за ней из фургона, молчаливый, но поглощенный действом. Она не обращала на него внимания.

Она подвинула повозку вперед и начала поднимать за плечи третий труп, когда женщина вышла ей навстречу. Она была тамшин, высокая и гибкая, но грация исчезла из ее движений. Ее лицо было в синяках до черноты, а в длинных волосах запеклась кровь. Из-за сильного акцента и распухших губ ее было трудно понять.

— Остановись. Остановись, пожалуйста. Оставь их. Оставь нас и уходи.

Ки подняла глаза, чтобы встретиться взглядом с женщиной, но та отвернула голову в сторону, отказываясь приобщиться к горю.

— Я бы помогла тебе, — мягко предложила Ки. — С мертвыми и с ранеными. У меня есть еда, вода и бинты.

Мальчик подошел и встал рядом с женщиной. Его глаза были широко раскрыты и пусты. Ки посмотрела на дорогу и увидела других выживших, возившихся среди мертвых. Они не издавали ни звука.

— Нет, — женщина выговорила с трудом, покачнулась и положила руку на плечо мальчика. Он устоял под ее весом. — Нет. Уходи. Мы — тамшины, наши мертвецы — тамшины. Уходи.

— Пожалуйста, — сказала Ки. — Их так много…

— Ты… — женщина подыскивала слово. — Нечистая. Ты не должна прикасаться к нашим мертвецам. Уходи.

— Я понимаю,