Удача колес (Колеса удачи) - Робин Хобб

— Эти дети, — тихо сказал он, — заставляют меня чувствовать себя старым.

— Гм, — согласилась Ки. Она для пробы поцеловала его в затылок.

Он вздохнул.

— Очень старым. Ки, ты слышала меня раньше? Диктовал, отчитывал, направлял, предупреждал. Я говорил совсем как мой дядя, когда я был ребенком.

— Твой опекун? — спросила она. Кончиком пальца она написала свое имя на теплой коже его спины.

— Да. Он всегда руководил мной, никогда не позволяя мне делать что-либо самостоятельно. Я даже не выбирал, с какими женщинами буду спать, — голос Вандиена затих, когда его мысли вернулись к тем болезненным временам, к его тщетным попыткам зачать наследника для своего рода. Он слегка отодвинулся от Ки, и она, зная его старую боль, позволила ему. Он бы не хотел, чтобы к нему сейчас прикасались. Проклятье. Что ж, значит, так тому и быть. Она закрыла глаза, пытаясь уснуть.

— Мне бы не хотелось думать, что я вырос таким же, как он, — внезапно сказал Вандиен. — Ки, ты слышала, что Уиллоу сказала раньше? Она думала, что никто в моем возрасте не сможет понять, почему она сбежала к своему любимому? Я кажусь тебе таким старым? Достаточно взрослым, чтобы быть ее отцом?

— Зависит от того, насколько молодым ты начал, — сонно ответила Ки. Затем: — Извини. Не для меня, Вандиен. Только для такой молодой, как Уиллоу.

Он перевернулся на спину и уставился на дно фургона.

— На сколько лет я, по-твоему, выгляжу? — тихо спросил он.

Усталость дня внезапно навалилась на Ки.

— Я не знаю, — вздохнула она. Она приоткрыла глаза и уставилась на него. Он был серьезен. Следы морщин в уголках рта. Несколько намеков на седину в темных кудрях, в основном из-за старых шрамов. Обветренная кожа, на которую больше повлияли солнце и ветер, чем годы. Она подумала, как и в первый раз, когда увидела его, что это неплохой способ выглядеть для мужчины. Она скорее умрет, чем скажет ему это.

— Достаточно взрослый, чтобы быть умнее, чем ты себя ведешь в большинстве случаев. Достаточно молодой, чтобы беспокоиться о глупостях.

— Ммм. — Он повернулся к ней лицом, стаскивая с нее одеяло. — Это не очень удовлетворительный ответ.

Она потянула за одеяло, открыла глаза. Его лицо было в нескольких дюймах от ее собственного, рука на изгибе ее талии.

— Неудовлетворительный ответ?

Он покачал головой, изгиб его улыбки под усами был едва виден в тусклом свете костра.

— Тогда позволь мне сказать по-другому, — она схватила его за кудри на затылке и притянула его лицо к своему.

Глава 4

В предрассветной прохладе странно яркие сны Ки обрывались и тянулись за ней, как паутина. Она осторожно отодвинулась от Вандиена и натянула одежду. В лагере было тихо; Готерис крепко спал у потухшей золы костра, широко раскинув руки во сне. Ки взяла чайник и ведро с водой и направился к источнику. Она подумывала разбудить Вандиена, чтобы он разделил с ней тишину, но передумала. Ей нужно было это одиночество; остаток дня мало что мог предложить ей.

На обратном пути в лагерь она встретила Вандиена. Его волосы были взъерошены, глаза затуманены со сна. Он молча поприветствовал ее и двинулся дальше, к источнику. В лагере она нашла несколько тлеющих угольков, зарытых в золе, и заставила их расцвести. Она поставила чайник с каплями воды на поверхности на маленький костер и взобралась на подножку фургона.

Дверь заклинило. Она несколько раз безуспешно подергала ее, прежде чем поняла, что Уиллоу заперла ее на задвижку. Внезапно разозлившись, что кто-то может запереться в ее собственном фургоне, она забарабанила в дверь. Ответа не последовало.

— Уиллоу! — крикнула она. — Открой эту дверь! — Козел перевернулся и открыл глаза.

Последовал приглушенный ответ, но Ки еще несколько мгновений кипела на ступеньках, прежде чем зевающая Уиллоу открыла дверь.

— В чем дело? — сонно спросила она.

— Почему ты не открывала дверь? — спросила Ки, протискиваясь мимо нее. — И почему она вообще была заперта?

— Я была не одета, — Уиллоу села на смятую постель. — И ты знаешь, почему я заперла ее. Потому что он где-то там.

Ки сердито посмотрела на девушку, которая надулась в ответ. Тишина была напряженной, пока Ки натягивала свежую тунику. Ки достала из корзин с едой дорожный хлеб и сыр. Уиллоу все еще дулась на кровати, когда Ки вышла из фургона. Дверь за ней захлопнулась и защелкнулась. Она чуть было не повернула назад, но стиснула зубы и пропустила это мимо ушей. Глупо поднимать шум из-за запертой двери. Но ей не нравилось само предположение, что место в фургоне принадлежит Уиллоу, и он может быть закрыт от нее. Забудь об этом. Ки сделала сознательное усилие, чтобы расслабить мышцы плеч и подавить раздражение.

Она положила хлеб и сыр на деревянное блюдо из кухонного шкафа и только успела достать чай, как чья-то рука легла ей на плечи.

— Я голоден! — объявил ей на ухо Готерис. Пакет с чаем выпал у нее из рук, когда она вздрогнула.

— Ты все разлила! — воскликнул он, подходя ближе, чтобы взглянуть на сморщенные комочки листьев и трав, разбросанные по беспорядочно расставленным тарелкам.

Руки Ки были сжаты в кулаки. Она произносила каждое слово отдельно.

— Не подкрадывайся ко мне сзади и не хватай меня вот так.

— Я этого не делал! — запротестовал Козел. — Я только…

Стук множества копыт прервал его. Ки подняла руку, призывая к тишине, в то время как ее глаза расширились. Обойдя фургон сзади, она уставилась на длинную ровную дорогу. Ее сердце болезненно подпрыгнуло, затем начало колотиться в груди так, что она больше ничего не слышала. Рустеры.

Там было шесть — нет, семь — брурджанцев и два толстых, уродливых человека, все верхом на огромных черных лошадях с алыми копытами. Она вцепилась в угол своего фургона, наблюдая за их приближением, зная, что бежать некуда, негде спрятаться. Воспоминания детства нахлынули на нее: о фургонах, подожженных темной ночью, о женщинах-ромнийках, убегающих с детьми на руках, о мужчинах, сбитых с ног летящими копытами, когда они стояли, не в надежде защитить свои жизни, а только для того, чтобы выиграть своим семьям время для побега. Рустеры, приезжающие с