Сражение за Варшавское шоссе. Битва за Москву - Сергей Егорович Михеенков

осторожно выглянул в проём. Наступавшие под прикрытием танка немцы отсюда были видны как на ладони. Тела многих из них сейчас лежали там, в траве, в кустарнике, на земле, перепаханной взрывами и гусеницами танков. Что и говорить, хорошая позиция. «Положили вполне», – согласился я. Ни к чему мне было оспаривать эту победу, хотя туда бросали гранаты и мы. «Вы подтвердите?» – «Да, вы здорово стреляли. И нас поддержали вовремя», – сказал я. «Нам нужно доложить нашему лейтенанту. Может не поверить. Вам поверит. Если, конечно, он жив». Я кивнул. «Откуда родом?» – говорю. В 17-й стрелковой, куда мы попали после выхода из окружения, воевали в основном москвичи. Ополченцы. «Москвичи?» – «Да нет, мы из области. Из-под Орехово-Зуева. Вот он, – кивнул молодой на своего напарника, который всё это время курил молча, – со станции Костерёво, а я со станции Петушки». Хорошие были ребята.

В бинокль было хорошо видно, что мы влипли хуже некуда. Соседние роты отошли в лес. Левее же ещё кто-то копошился на позициях. Видимо, вытаскивали раненых.

Позвал связного. Тот быстро поднялся наверх. «Пётр Маркович, – говорю, – видишь санитарные повозки, там, на дороге, за сараями?» – «Вижу». – «Пригони их сюда. Надо забрать раненых и пулемёт. Сержантов и старшину ко мне».

Пулемётчики сразу заторопились, подхватили своего «максимку». Я их остановил: «Подождите, ребята, позицию оставлять. Мы вас не бросим. Но сперва надо погрузить раненых. Немцы могут появиться в любую минуту. Никто их, кроме вас, остановить не сможет. Патроны есть?» – «Есть патроны. Две коробки. И вот, в приёмнике, на две хорошие очереди». – «Смотрите в оба. За пулемётом я пришлю ещё двоих человек. Вы должны будете прикрывать нас до того момента, когда последняя санитарная повозка не пересечёт вон тот рубеж. Видите, воронка у дороги?» Вздохнули орехово-зуевские: «Только смотрите, товарищ лейтенант, не обманите».

Впервые надо было принять решение об оставлении позиций самостоятельно, без приказа сверху. Прибежали командиры отделений. Я им сказал, что отходим во вторую линию, а там, мол, посмотрим по обстановке. «Во второй линии немцы, лейтенант! – сказал Крапивин. – Мои ползали туда. Вернулись с двумя ранеными. Лучше бы не посылал». – «Какие у тебя потери?» – спросил я Крапивина. «Трое убито, двое ранено». – «Светлогор жив?» – «Жив». – «Раненых всех на повозки. Кроме тех, кто может идти сам. Соберите оружие. Сбор возле церкви. Готовность – десять минут. Повреждённое оружие бросить, взять трофейное. Собрать все патроны и гранаты. Всё. Действуйте».

Раненых мы погрузили на подводы. Уже ясно было и без разведки Крапивина, что во второй линии никого из наших нет. Бросили. Чёрт бы их побрал, думал я.

Танки урчали теперь левее нас, где-то уже возле леса.

Мы бежали бегом по просёлку, который, к счастью, оказался свободным. Бой ещё шёл. Теперь он сместился в наши тылы. Полк был рассеян. Никаких симптомов попытки перегруппироваться и контратаковать с целью восстановить положение не предпринималось. На дороге валялись трупы красноармейцев. В поле тоже виднелись бугорки. Некоторые были вмяты гусеницами танков в стерню. Мы бежали и не знали, что вечером вдоль этой же дороги будем контратаковать вместе со вторым эшелоном и возьмём село, и сутки будем держаться на прежних позициях. Но это случится потом.

Наш взвод не отрезали и не растерзали в полном окружении только потому, что немцам было попросту не до нас.

Вскоре мы добрались до леса. Нас встретил политрук роты и сказал, что ротный убит и командование ротой он принял на себя. «А где рота?» – машинально спросил я, пока не вкладывая в это никакого особого смысла. Рядом с ним стояли трое красноармейцев, которых я раньше не видел ни на КП командира роты, ни в траншее. «Из взводов кто-нибудь ещё, кроме нас, вышел?» – снова спросил я политрука. Мой вопрос ему, видимо, не понравился.

Рядом располагался штаб батальона. Комбата нет – убит. Начштаба посмотрел на меня и отвернулся. Ничего я ему не стал говорить о том, что нас, взвод, бросили на произвол судьбы и прочее. Он по-прежнему не смотрел мне в глаза. Или у него была такая манера разговаривать с младшими по званию, или всё же понимал, в каком положении они оставили взвод. Я доложил. В том числе и о пулемётном расчёте. Он с горечью усмехнулся: «Представления… Какие сейчас представления, лейтенант? Какие награды?» Тогда я попросил, чтобы пулемётчиков у меня не забирали. Он удивлённо посмотрел на меня и кивнул. Причина его удивления была понятна: во время отступления, когда войско теряет управление и распадается, некоторые командиры, стараясь не брать на себя лишнюю ответственность, отбирали самых надёжных и выносливых и уходили с ними своим маршрутом. Так больше шансов выйти. Остальных, тем более раненых, просто бросали. А за чужих людей отвечать вообще никто не хотел. Пулемётчики, да ещё обмотанные кровавыми бинтами, старшему лейтенанту, конечно же, были не нужны – лишняя обуза. Воевать он, похоже, уже не собирался. А я этих ребят успел узнать в деле – надёжные, терпеливые. Даже санитаров не звали, сами себя перевязывали. И они меня знали. Без командира им было страшно.

Подошёл политрук, что-то начал говорить старшему лейтенанту. Тот кивнул и снова позвал меня: «Товарищ лейтенант, – говорит, – надо кого-то послать в деревню. Там, на КП батальона, остались кое-какие документы. Очень важные. Необходимо их забрать, чтобы не достались… Ну, сами понимаете…» – «Какие документы?» – говорю. Они переглянулись. Начштаба в глаза не смотрит. «Какая разница, какие, – вмешался политрук. Вам сказано – очень важные. Выполняйте». – «Важные документы, – говорю, – не бросают». Они снова переглянулись. Смотрю, испугались, что я не дам своих людей. Злятся. Политрук посматривает с неприязнью. Но власть надо мной он уже потерял. Говорю: «Я должен знать, за чем посылаю бойцов на такое опасное задание». – «Партийные документы. Список вновь принятых в ряды партии большевиков. Список личного состава батальона. Бланки партбилетов». – «Людьми, которые только что вышли из боя и не имели отдыха, я рисковать не буду, – говорю им. – У вас, товарищ политрук, есть бойцы, вот их и посылайте». – «У меня, лейтенант, есть рота!» – решительно и зло заговорил он и подскочил ко мне. Но маленький рост не позволил ему даже сколыхнуть меня с места. «Вот и посылайте свою роту, если она у вас есть, за тем имуществом, которое вы бросили во время драпа», – говорю. А он опять: «Я командую ротой! И твои люди – часть моей роты! И я могу им отдать любой приказ, а они обязаны его выполнить!» – «Так прикажите