Мародеры на дорогах истории - Аполлон Григорьевич Кузьмин

ужасах татаро-монгольского разорения. Но Рим надеялся договориться с монголами за счет той же Руси и других завоеванных Батыем земель. Главное же в другом: в какой "государственной измене" обвиняет Л. Гумилев Михаила Черниговского? Ведь черниговский князь монографий Л. Гумилева явно не читал и не знал, что монголы опустошили Русь для ее же собственного блага. И что же все-таки: "симбиоз" или деспотически-террористическое государство? Михаил Черниговский, как известно, причислен к лику святых православной церкви. Его поведение в ставке Батыя воспринималось на Руси как подвиг, подвиг верности Отечеству и вере. У евразийцев вера, очевидно, другая.

Другой сюжет — русские летописи и археологические материалы. К летописям Л. Гумилев призывает относиться "критически" из-за их антимонгольской направленности. Очевидно, все летописцы тоже были "государственными изменниками". Напомним слова еще одного "изменника" — проповедника XIII века Серапиона Владимирского: "Наведе на ны язык немилостив, язык лют, язык не щадящь красы уны, немощи старець, младости детий… Разрушены божественныя церкви; осквернены быта ссуди священнии; потоптана быша святая;…плоти преподобных мних птицам на снедь повержени быша; кровь и отец и братия нашея, аки вода многа, землю напои; …множайша же братия и чада наша в плен ведени быша; села наши лядиною по-ростоша, и величество наше смерися; красота наша погыбе; богатство наше онем в користь бысть; труд нашь погании наследована; земля наша иноплеменникомъ в достояние бысть; …в посмехбыхом врагом нашим… Не бысть казни, кая бы преминула нас; и ныне беспрестани казнима есмы". По утверждению Л. Гумилева, оппонент "не может объяснить, почему церкви во Владимире, Киеве и даже Владимире Волынском и многих других городах не были разрушены и сохранились до нашего времени". О Владимире выше сказано словами Серапиона Владимирского. О Киеве надо сказать, поскольку именно на его руинах в первую очередь воздвигается химерическое здание евразийства.

В публикации "Молодой гвардии" проскользнула одна весьма существенная опечатка: Плано Карпини проезжавший через Южную Русь в 1246 году, насчитывал в Киеве не 2000, а менее 200 домов. "Бесчисленные головы и кости мертвых людей", которые видел Карпини шесть лет спустя после разорения на поле, оставались неубранными даже на территории самого города. Раскопки М.К. Каргера и П.П. Толочко рисуют ужасающую картину уничтожения города и его населения — стариков, женщин, детей. Разрушенные жилища, дворцы, храмы и всюду насильственно умерщвленные люди до "сущих млеко". Когда Даниил Галицкий возвращался из Польши после отхода татар, они с братом "не возмогоста ити в поле смрада ради и множьства избьеных, не бе бо на Володимере не остал живыи: церкви святой Богородицы исполнены трупья, иныа церкви наполнены быша трупиа и телес мертвых". Поистине правы современники, полагавшие, что от ужасов татарского погрома "мог бы прослезиться антихрист". Антихрист мог. Евразиец — нет. Л. Гумилев это продемонстрировал и в последнем письме отношением к факту уничтожения населения Москвы заботливым "другом" московского князя Тохтамышем: он настаивает, что приведенные в "Молодой гвардии" летописные сведения вполне согласуются с его точкой зрения.

В письме Л. Гумилева есть еще аргументы сугубо личностно-клеветнического свойства. Оппоненту предъявляется обвинение, будто он писал "доносы" на самого Л. Гумилева в застойные годы. А было все наоборот. И тогда на Старой площади преобладали "евразийцы", рупором которых были Оскоцкие и Суровцевы. Журнал же "Наш современник" после публикации статьи "Писатель и история" (1982, № 4), в которой критиковалось евразийство, в 1982–1984 годах рассыпал более чем наполовину каждый номер. Отказываться же от научного метода познания не собираюсь я и сейчас, сколько бы доносов ни поступало новым (а по существу, и старым) хозяевам остатков нашей страны. Естественно, не принимаю и исходный тезис Л. Гумилева, что "доносы" — врожденная национальная черта русских. Вообще полемические выпады такого рода у Л. Гумилева не случайны. При всех трудностях с памятью он, конечно, знает, что концепция его построена на домыслах и вымыслах, которые научного спора выдержать не могут. Отсюда и стремление свести спор к перебранке на кухонном уровне. Это своеобразная охранная зона, за которой скрывается вполне политическая и отнюдь не безобидная концепция, затрагивающая судьбы русского и не только русского народа. И в этой связи крупного разговора никак но избежать, даже если бы личные отношения с евразийцами ничем не омрачались.

Наверное, и татарской темой в будущем стоит заняться основательней. Работ хотя и не мало (В.В. Бартольд, А.Ю. Якубовский, А.Н. Насонов, В.В. Каргалов и многие другие), но мало освещенные аспекты остаются, а все более нарастающий археологический материал нуждается в основательной обработке, в увязке со всем комплексом письменных и фольклорно-этнографических источников. Но и хрестоматийных данных достаточно, чтобы оценить это узловое звено евразийства. И неизбежно возникает вопрос: а какая же роль предназначена заведомо ложной концепции в наши дни?

Недавно знакомый сотрудник упраздненного сельскохозяйственного министерства заметил в сердцах: "Как же мы ругали вас, патриотов! Развалить такую страну, разорить хозяйство, разрушить все устои общества!". Разумеется, служащим тоже можно предъявить счет. Но и то верно: иные патриоты (или так себя называющие) пошли под лозунгами своих вроде бы оппонентов, соревнуясь с ними в разрушительном усердии. "Евразийству" в этой кампании разрушения отведено не последнее место. По меткому определению Карема Раша, это "наиболее подлая форма русофобии", опасная именно тем, что разместилась на "русском направлении". О евразийстве тоже надо будет еще писать. Пока отошлю к публикации в "Молодой гвардии", книгам В.В. Каргалова, а также к статье И.Н. Смирнова в "Нашем современнике" (№ 11 за 1991 г.). Последняя посвящена модной ныне русской религиозной философии начала века, через которую под прикрытием православия протаскивались идеи розенкрейцерства и теософии. Но оккультно-мистическая основа у них сходная.

Собственно, мистика в данном случае тоже играет отвлекающую роль: больше принимай на веру и не сопоставляй с фактами. И вот уже читающему вроде бы и все равно: уничтожили татары города или не уничтожили, убили нескольких "изменников" или вырезали большую часть населения, постоянно грабила 8 поколений покоренного населения или готовили их для воплощения особой миссии. В итоге же — полная атрофия чувства и сознания, этакий сомнамбулизм, в равной мере обращенный в прошлое и в будущее.

В том же номере, где помещено письмо Л. Гумилева в рубрике "На "русском направлении"" опубликована очередная статья известного "евразийца"-гумилевца, выступающего в последнее время под очередным псевдонимом — "Балашов". Лейтмотив выступления — отвержение социального и приверженность мистически понимаемому "национальному". Автор сетует по поводу трудностей восприятия "русского" для неофита (у себя он отмечает эстонскую и цыганскую "кровь"), и из этого делается вывод о большей значимости "национального" перед классово-социальным. А между тем демонстрирует он как раз решительный перевес