Призрак (ЛП) - Заварелли А.

Я раздвигаю ноги немного шире, привлекая его внимание, пока говорю.

— Роль любящей жены? Или роль шлюхи, вставшей на путь исправления?

Он бросает на меня испепеляющий взгляд, его похоть едва скрывает равносильное ей раздражение.

— Приведи себя в порядок, — приказывает он.

— У вас найдется костерок? — отвечаю я. — Потому что он мне понадобится.

Не знаю, зачем я его дразню. Но его безразличие ко мне сегодня раздражает меня. И все эмоции, которые я не хочу испытывать, выплескиваются на поверхность.

— Душ сойдет, — лаконично отвечает он, прежде чем покинуть комнату.

Я не знаю, где сейчас Магда. Должно быть, она занята приготовлением ужина. Потому что обычно она всегда рядом, когда я принимаю душ.

Сегодня ее нигде нет. И поскольку Алексей потопал обратно в свое логово, я предоставлена самой себе.

Мои глаза скользят по ванне с темным чувством тоски и отчаяния. Мои пальцы скользят по белому фарфору, как по маслу, и я слышу голос матери в своей голове.

Я опускаюсь на колени и вставляю пробку. Так же, как она, должно быть, поступила в тот день. Я не знаю. Потому что я была последней. Но мне следовало бы догадаться. Потому что в то утро она была счастлива. А она никогда не была счастлива.

Я напеваю песню про себя, пока вода наполняет чашу ванны, рябь искажает мое отражение на поверхности. Вода теплая, когда мои пальцы скользят по ней, как в тот день.

Моя одежда валяется кучей рядом со мной, и я хватаюсь за края ванны, когда опускаюсь внутрь. Из самых темных уголков моего сознания всплывают образы лица моей матери. Она улыбалась и пела. А я при этом все еще была полностью одета.

Но ее лицо не выражало ровным счетом ничего, когда я увидела их лежащими на полу ванной. Ужас нахлынул на меня, когда я поняла, что она сотворила, и мне тоже захотелось умереть. Я даже не сопротивлялась.

На меня нахлынуло оцепенение, когда она толкнула меня под воду. Я ухватилась за искаженный звук ее голоса под водой. Но потом вода попала мне в нос. Заполнила мои легкие. Стала душить меня. Я забилась, но она удерживала меня.

Как я делаю это прямо сейчас. Мои глаза закрыты, и я плыву. Совершенно неподвижно.

Тишина.

Я больше не слышу ее голоса. Я не вижу лиц ангелов. Воспоминания украли их у меня. Исказили их.

Помню лишь какими невинными они были.

И что моя работа — защищать их.

Я потерпела неудачу.

И именно поэтому я все еще здесь. Терплю наказание. Мой младший брат и мои сестры должны были улететь, но никогда этого не сделают. Потому что я не защитила их.

В этот момент осознания именно к этому все и возвращается. Я всегда думала, что это наказание. Вот почему я выжила. Почему осталась позади.

Мои волосы нимбом окружают меня, как шелк под водой, запутываясь на моем лице и руках. Совсем как у мамы в тот день. Пузырь воздуха вырывается из моих губ. Испытание.

Желание быть рядом с ними.

Но что-то тянет меня назад. На свет и прочь от тьмы. Ноющая надежда. Что, возможно, я ошибаюсь. Может быть, я всегда ошибалась. И, возможно, это была не моя вина.

Но сегодня меня спасает не надежда.

На этот раз пара сильных рук вытаскивает меня из ванны и выводит из ступора.

Когда я открываю глаза, я нахожу не Алексея. Это кто-то другой. Маленький мальчик. Ужас и неумолимая боль отразились на его лице.

— Почему ты так со мной поступаешь? — рычит он.

Сила его хватки причиняет боль. Его мышцы дрожат, и он видит не меня, когда хватает мое лицо и кричит на меня.

— Почему?

Когда я не отвечаю, он бросает меня на пол и наклоняется, чтобы вырвать пробку из ванной. А потом он замолкает, тяжело дыша, и ударяет кулаком по фарфору с такой силой, какой даже мои глаза раньше не видели.

Когда он снова оборачивается, я стою в углу и осторожно наблюдаю за ним. Его кулак окровавлен и распух. Пальцы, наверное, сломаны. Из-за меня.

Но все дело в выражении его лица.

Боль и ярость.

Я тому причина.

Это меня беспокоит. И это моя вина.

Как только я осознаю это, он исчезает.

Глава 20

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Талия

Меня беспокоит долгое молчание Магды.

Она тщательно меня одела. В кричащее платье черного цвета с крошечными прозрачными полосками ткани, которые открывают участки моей бледной кожи. К платью идут черные туфли на каблуке и украшения. Мои волосы вымыты, завиты и ниспадают вуалью на плечи. Макияж нанесла с такой же тщательностью.

И все же я не смотрю на себя, когда она тянет меня к зеркалу. Я смотрю на нее в отражении.

— Я же говорила тебе, — говорю я ее отражению. — Я же говорила, что разочарую тебя.

Она встречается со мной взглядом в зеркале, и ее плечи опускаются.

— Вы меня не разочаровали, — заявляет она. — Вы всколыхнули в нем воспоминания.

О чем, она не говорит. Но теперь я знаю, что это правда. Я — соль в его ране. И мне следовало понять это раньше. Что Алексей такой же мазохист, как и я. Пытается утопить свои печали в коньяке, который пьет. Пытается отгородиться от мира и от того, с чем он не хочет сталкиваться.

Люди справляются по-разному.

И когда эти способы не являются тем, что общество считает благопристойным, тогда вы еще больше отодвигаетесь на обочину. Как Алексей. И как я.

Они все хотят, чтобы я испугалась. Была робкой и мягкотелой. Хныкала и плакала, когда мужчины прикасались ко мне.

Только я хочу, чтобы мужчины прикасались ко мне. Я хочу, чтобы они подпитывали мою ненависть к себе. И я использую их для этого. Алексея я тоже жажду использовать. Я хочу, чтобы он трахал меня, использовал и унижал, как мусор, которым я и являюсь. Как все твердили мне об этом в этом гребаном обществе отбросов. Это заставило бы меня чувствовать себя лучше. Я жажду этого подтверждения от него.

Но сейчас, когда я смотрю на Магду, я вижу в ее глазах совсем другое. Это не стыд, или разочарование, или неспособность понять. Это полная противоположность всем этим вещам. Это любовь и принятие.

Мои губы дрожат, и мне хочется оттолкнуть ее. Так, как я делаю это всегда. Потому что надежда — самая опасная вещь из всех.

— Иди ко мне, дитя.

Она притягивает меня к себе и обнимает. И я не знаю, что мне делать. Поэтому я просто позволяю ей. Слезы давят на мои глаза, но я не позволяю этому давлению прорваться наружу. Мое горло саднит от сдерживаемых в течение долгого времени слов и эмоций, которым я не давала выхода. Глубокой неуверенности, заложенной в моей ДНК.

— Он выбрал меня, потому что знал, что может ненавидеть только меня, — говорю я ей. — Потому что я напоминаю ему о том, о чем он не хочет вспоминать.

— Все не так просто, — говорит мне Магда. — Вы похожи больше, чем думаете.

Она берет меня за руку и выводит из комнаты. Вниз, в гостиную. Где Алексей сидит на диване спиной к нам. С бокалом коньяка в руке.

Магда неловко ерзает, как будто ее одолевают сомнения. А потом она поворачивается ко мне с суровым лицом.

— Я собираюсь рассказать вам кое-что об Алексее, — говорит она. — То, чего вы никогда не должны разглашать никому за пределами этого дома. Что-то, что требует абсолютного доверия и веры, мисс Талия. Потому что эта информация может навредить ему, если вы когда-нибудь ее раскроете. Понимаете?

— Тогда зачем вообще говорить мне об этом? — интересуюсь я.

— Потому что вам нужно знать. А он слишком стыдится, чтобы признаться вам в этом самому. Но, возможно, это заставит вас понять.

Я молчу и наблюдаю, как она делает жест рукой.

— Позовите его.

— Зачем?

Я перевожу взгляд на его фигуру на диване. Высокий и сильный, но отчаянно одинокий. Его поза — поза побежденного. Уставший. Он не более чем в трех метрах от нас, и он все еще не обернулся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Алешка, — зовет Магда.

Ничего. Ответа не последовало. Он оставался неподвижным. Как будто нас даже не было в комнате.

— Попробуйте вы, — говорит она мне.