Аккрециозия - Андрей Касатов

Улыбнулся про себя, будто хотел что-то сказать, но передумал и сказал совсем другое:

— Романтика, наверное. У нас столько миров вокруг. Всюду следы истории. Здесь, в институте, мы трудимся на очень плодородной почве. Мне кажется, что ни на одной работы, я больше бы не смог посетить столько миров, изучить столько культур….

— Безграничность истории притягательна. — ухмыльнулся Фадин. — Похоже мат. — С шумом он поставил коня на доску. Затем победно осушил свой бокал и посмотрел на Олега с ликованием.

Я подумал о том, что это нарушение правил. Слишком явный отказ от безличности и не вовлеченности. Победив в шахматы, он проиграл в этой игре. Или это были всего лишь поддавки?

— Похоже на то, — невозмутимо сказал Олег. — Давайте сначала.

— Можно я? — попросился Коля.

— Охотно. — Олег пригласил его сесть за стол, предложил кресло.

— А вы, Игорь Семенович — не унимался я, посылая сигналы в воздух над чужой территорией. — почему пошли в институт?

Фадин потянулся, откинулся в кресле. Попросил жестом Олега налить ему еще. Тот охотно согласился. В этой игре на безразличие, последний явно выигрывал. Затем закурил сигарету и вальяжно затянулся, выпустив облако едкого густого дымы. С нескрываемым удовольствием позволил себе расслабиться в кресле, вытянув в сторону свои длинные ноги.

— Не знаю. — пожал он плечами. — Хотел всё знать. Вот уже восемьдесят лет пытаюсь и никак не могу пресытиться. А вы, молодежь?

Коля задумчиво расставлял фигурки на доске. Щеки у него, как и уши были пунцовые. Ворот рубах расстегнут. Рукава закатаны выше локтей.

— Слишком рано для таких вопросов. — сказал он, не отрываясь. — Мы еще в возрасте юношеского безрассудства, в плену романтических, неполных представлений о жизни… — протараторил он.

— О, как — удивился Олег.

Он остановился в своем полете по каюту у столика и сейчас нависал на ними в кумаре дымы, высокой тучной фигурой. Фадин рассмеялся.

— Хороший ответ. Хороший ответ.

— Потому, может быть. — продолжил Коля. — Мы сможем либо разочароваться, либо точно сформулировать ответ. Но пока, — он торжественно поднял бокал. — будем идти неуклонно по пути знания, прикладывая максимум усилий.

На его лице читалась довольная ироничная ухмылка. Он улыбался глазами мутными. Румянец на его щеках выдавал в нем количество выпитого коньяка.

— А ты, Артем? — Фадин посмотрел на меня. — Мне кается, ты не согласен с таким ответом.

Я пожал плечами, утопая в мягкости дивана.

— По форме — согласен. По существу — не знаю. Будто бы я всю жизнь ищу ответ на вопрос. Только забыл какой вопрос и где искать ответ. Потому хожу кругами по местам, где ответ, теоретически, вероятностно, может быть.

В воздухе пальцем я нарисовал круг, подытоживая сказанное.

— Какой-то заколдованный круг. Не могу понять, что же нужно сделать, чтобы его разорвать…

Все замерли в своих позах. Только Коля рассматривал доску, щурясь, то одним глазом, то другим. Будто прицеливаясь на следующих ход. Фадин первый продолжи диалог. Я с удовольствием для себя отметил, как стремительно он теряет очки в игре в безразличие.

— Помню-помню наш разговор. — мягко улыбнулся он. — Этот вопрос, что вас мучит, это ваш экзистенциальный горизонт. Ответы на подобные вопросы, между прочим, сформировали наших предков как людей предела.

— Молодость. — развел руками Олег, — Это пройдет.

— Подобное чувств, может служить хорошим драйвером для деятельности. Главное, только знать меру. — продолжил Игорь, явно намекая на что-то.

Осушив бокал, попросил Колю налить еще. Он, наконец, прекратив прицеливаться за белых, сделал ход.

— К барьеру, Игорь Семенович. — сказал Коля.

— Ц-ц-ц. Дерзкий ход.

— Молодость. — сказал Коля.

Все посмеялись.

— А как это будет? Как это пройдет? К чему стоит готовиться? — бросил я через комнату Олегу.

Тот изменился в лице. Заинтересованность на миг уловил в его взгляде. Он взял еще закусок со стола. Затем прошелся по комнате, будто бы готовя ответ. Затем уселся в глубокое кресло в дальнем углу. Рядом с горой своих чемоданов, перед ширмой.

Пока шел к нему пальцем грозил кому-то в воздухе, будто подчеркивая интересность вопроса. Затем долго жевал губы, готовя ответ и наконец сказал:

— Не думаю, что к этому можно подготовиться. Не думаю, что это может произойти одномоментно. Только если будет какое-то событие… — тут он осекся. — В смысле, глобально… — опять замолчал. Дожевал, то, что хотел сказать. Смочил губы коньяком и продолжил. — В смысле, что со временем…

Как же сложно давалась ему игра.

— Со временем, всё это теряется за устойчивым ритмом жизни. События несутся мимо. Становятся понятными. Ты начинаешь понимать как с ними работать. Ничего уже более не ново. Вот, допустим, тебе нужно организовать экспедицию. Нужно обосновать цель, найти бюджет, подобрать команду, найти рейс. Потом тебе всё завернут. Кто-то заболеет, что-то сорвется… — Олег притормозил, выбирая дальнейший путь для своей мысли. — А потом, через десять — двадцать таких поездок. И все как-то становится понятно. Что, где, как.

Все это время пока он говорил его руки забавно помогали ему подруливать в движении его мысли. А я все это время смотрел на красный, ядовито красный свет трусиков на кровати. Спичка загудел, свет в помещении моргнул.

— Начинаешь ценить мелочи, которые доступны в этом круговороте. Понятные мелочи, которые вносят во все это приятное разнообразие. Дают вновь почувствовать свежеть этого томления молодости. Понимаешь?

— Хороший ход. — сказал задумчиво Фадин. Их борьба потонула в монологе Олега. — Но не такой хороший.

Игорь Семенович, поднял ферзя и уверенно с гулким звуком сделал ход.

— Да ну не. — сокрушенно отозвался Коля.

На какое-то время мне показалось, что по здесь, по ту сторону монолога, мне кажется, что я смог подобраться к тому определителю, той функциональной идее, которая заставляла его, Олега, естественно существовать цельно. Существовать так как он этого хотел. В идее гармонии, созвучии в самом себе и с миром.

И как любое озарение, понимание это пришло умолчанием. Так и не дав мне на тот момент выразить этот определить. Назвать его так, чтобы он стал существовать. Стал видим.

Неужели, такая невидимая сила, этого определителя, была достаточной для того, чтобы укрыть измученный разум от приступа пустоты. От аккрециозии.

— Это как? — выдержав паузу спросил я. — Что за мелочи, как их найти?

— Не знаю, они должны пахнуть легкостью. Давать это чувство. Все идет вокруг своим чередом, и мы можешь раствориться в этом потоке. Рутина уже не рутина. События уже не события, а так, просто досадный попутчик. Вот, наверное, что это.

— Неужели удается?

— По больше части, да. Даже наше вынужденное заточение. — он обвел руками каюту. — Не выглядит столько обременительным. И стоило-то всего ничего.

Тогда я вернулся к