Гобелен - Кайли Фицпатрик

Я помню Годвина, он часто посещал Кентербери, чтобы купить подарки аристократам, чьи симпатии хотел завоевать, или ткани для своей леди. Кроме того, эрл является покровителем монастыря Святого Августина, и именно поэтому Одерикус столько знает о нем. Монах говорит, что его называют «делателем королей» за талант, который он показал, помогая датским королям взойти на трон. Теперь же, когда он умер, из всех братьев клана Годвина больше всех на него похож его сын Гарольд, эрл Уэссекса.

Не вызывает сомнений, что он собирается выступать от имени короля. Я вижу эрла Годвина редко, и он ни разу не делал мне заказов, потому что он военный командир и государственный деятель, а не человек, восхищающийся изысканной работой портних и вышивальщиц. Но мой Джон часто отправляется в сражения в рядах его войска, он говорит, что Гарольд — тот самый вождь, который нужен нашей стране. Джон судит мужчин по воинской доблести, и, по его словам, Гарольд великий человек. Он может два дня проскакать верхом без еды и сна, а затем повести за собой людей в сражение. Гарольд силен и кажется высоким, хотя на самом деле он среднего роста. У него темные волосы, совсем как черные драконы, вытатуированные на его запястьях, а глаза — такие же бледно-голубые, как у сестры, хотя темнеют, когда он сердится.

Я видела это только один раз, когда меня позвали в покои королевы Эдиты обсудить гобелен, который мы должны были вышить по ее желанию. Он слишком большой, чтобы работать над ним в башне, и я должна была позаботиться о том, чтобы хозяйка мастерской в Винчестере поняла, чего желает миледи. Королева показала мне свои рисунки всадников в плащах, скачущих по лесной поляне, и, когда я принялась восхищаться ее искусством рисовальщицы, в комнату без объявления ворвался Гарольд. За ним по пятам мчалась Изабель, сидевшая за вышиванием в маленькой соседней комнатке. Ей не удалось его остановить, в такой он был ярости. Кровь викингов, полученная им от матери, превращается в прозрачную воду, когда он гневается, а его ярость, граничившая с безумием, напугала меня так, что мне хотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Однако его сестра не испугалась. Она неторопливо поднялась со стула, стоявшего у стола, и так же неторопливо накрыла рисунок листом пергамента. Я поняла, что она не хочет, чтобы Гарольд его увидел. Мне известно только, что дело каким-то образом касалось их младшего брата Тостига, которого королева страстно защищает, хотя его поведение часто не нравится Гарольду. Он принялся поносить ее за какой-то разговор, состоявшийся между ней и Тостигом без него. Затем он заметил меня и приказал мне покинуть комнату. На мгновение мне показалось, что миледи собралась возразить, но затем она, видимо, тоже решила, что так будет лучше, и потому я ушла.

Гарольд, как и отец, очень хотел, чтобы его сестра вышла замуж за короля, стремясь к тому, чтобы их семья стала еще могущественнее. Но теперь, возможно, он опасается, что королева представляет опасность для его устремлений. Бездетный брак Эдиты приближает Гарольда к короне, но также дает миледи все основания сделать приемным сыном и наследником Эдгара Этелинга.

Эдгар еще очень молод, но Эдита и Тостиг готовят его к трону, чтобы, когда умрет Эдуард, ни у кого не возникло сомнений, что Эдгар сможет вынести груз обязательств, накладываемых короной. Те из нас, кто поддерживает Этелинга, поддерживают и королеву Эдиту, а через нее династию истинных саксонских королей. Дракон все еще спит.

На следующий вечер, сидя в тапас-баре, Мадлен рассказала Розе про дневник. Они почти допили второй кувшин сангрии, и признание получилось спонтанным.

— Сестры Бродер отдали его тебе?! — Роза, державшая кувшин над бокалом Мадлен, замерла, а на лице у нее появилось комичное выражение недоверия. — Не могу поверить, что ты мне раньше про него не рассказала, Мэдди. И где же оно, это средневековое сокровище?

— У меня дома. Ты будешь наливать?

Роза напоминала натюрморт — девушка с кувшином. Их бокалы так и остались пустыми. Роза не шевелилась, поэтому Мадлен забрала у нее кувшин с вином и, наполнив бокалы, отхлебнула из своего. Ей было не по себе, но зато появилось ощущение, что она очистилась от греха.

Роза сделала большой глоток.

— Допивай, мы идем к тебе.

На улице дул ледяной ветер, и они быстрым шагом прошли короткое расстояние до дома Мадлен. Когда они подходили, из квартиры на первом этаже звучало то же произведение Баха, которое Мадлен слышала накануне. Входная дверь с грохотом захлопнулась у них за спиной, музыка на мгновение стихла, а затем с новой силой заиграла снова.

Пока Мадлен доставала дневник, Роза обследовала кухню в поисках спиртного и была разочарована, обнаружив лишь водку и старую бутылку с можжевеловым ликером. Добравшись до холодильника в надежде найти там что-нибудь поинтереснее, она обнаружила приглашение на вечеринку Тобиаса и Луизы.

— Надеюсь, ты не собиралась проигнорировать вечеринку в пятницу, Мэдди? — крикнула она. — Или, того хуже, скрыть ее от меня?

Мадлен вошла, держа в руках шкатулку, завернутую в овечью шерсть, и сделала вид, что ничего не слышала. Она знала, что скоро Роза забудет про вечеринку.

Они уселись на диван и положили шкатулку на кофейный столик, стоявший между ними. Мадлен почувствовала укол раскаяния, что так легко раскрыла свою тайну. Но, когда Роза благоговейно открыла резную крышку, она с нетерпением впилась взглядом в лицо подруги, совсем как Маргарет Бродер, которая торопилась похвастаться своим средневековым сокровищем.

— Это та же форма латыни, на которой кентерберийские писцы записывали историю монастырей и делали подписи под иллюстрациями в книгах, — пояснила она, пока Роза переводила взгляд с поблекших коричневых строчек, покрывавших хрупкий пергамент, на перевод в блокноте Мадлен. — Большинство документов написано на древнеанглийском или англо-норманнском, но эту женщину учил грамоте монах, что объясняет использование латыни.

Роза сидела так неподвижно, что казалось на пурпурном диване разложили образцы ярко-синей замши и мохера цвета фуксии.

Позже, после водки, можжевелового ликера и обстоятельной дискуссии на тему, была ли Леофгит влюблена в монаха Одерикуса, Роза сказала:

— Надеюсь, ты не собираешься оставить дневник себе, Мэдди. Ты не думаешь, что это не слишком этично?

Мадлен начал охватывать гнев, и это чувство застало ее врасплох. Она — хранительница дневника, и никто не будет указывать ей, что с ним делать!

Но Роза бывала невыносимо назойливой, когда перебирала спиртного.

— О чем ты только думаешь, Мадлен? Ты не должна хранить такую вещь в секрете — в дневнике могут обнаружиться важные исторические сведения! — Роза махнула рукой в сторону кофейного столика.

Мадлен знала, что в ее словах содержится правда, от которой не скрыться, и это возмущало ее еще больше.

— Я собираюсь закончить перевод, — сказала она решительно. — Уже поздно, и нам обеим завтра на работу.

Роза пожала плечами.

— Мне завтра не нужно на работу. Но если ты решила вышвырнуть меня вон, что ж, ладно.

Они попрощались без обычной теплоты.

ГЛАВА 5

23 июня 1064 года

Наступил рассвет, и мне достаточно света, проникающего в открытую дверь, чтобы писать, не зажигая свечи. Малыш сейчас крепко спит рядом на шали, хотя и разбудил меня, вырвав из грез. Сегодня — канун дня летнего солнцестояния, и в это время из своих укрытий появляется волшебный народец. Так рассказывала мне мать. Со своего места у двери я вижу поля со спелыми колосьями золотой пшеницы, а за ними небо, словно пылающее огнем.

Когда я открыла дверь, чтобы впустить в дом новый день, мимо прошла повитуха Мирра с корзинкой. Она направлялась в лес. Сегодня она соберет много лечебных трав, потому что летнее солнцестояние — время, когда растения набирают силу, помогающую бороться с болезнями и облегчать роды.

Позже на улицах разведут костры, и соседи станут угощать друг друга. Я испекла медовый хлеб и пироги с черникой, которую собрали Мэри и маленький Джон. Сегодня я не пойду во дворец, а останусь с детьми, и мы будем готовиться к празднику. Мы сплетем гирлянды из березовых веток, фенхеля и белых цветов.

Этот обряд относится к древнему верованию и не имеет отношения к христианам, но они назвали этот праздник днем Святого Иоанна, чтобы тоже иметь возможность повеселиться. Мы с Джоном шутим, что праздник носит его имя, потому что именно в канун дня летнего солнцестояния мы впервые поцеловались. Я не видела его несколько недель с тех пор, как мы ужинали на берегу ручья, — он отправился с эрлом Гарольдом на охоту. Его впервые включили в отряд воинов, которых Гарольд выбрал из хускерлов[17] короля и взял с собой в лес, принадлежавший его брату Гирту и расположенный рядом с Кентербери. Гарольд обратил внимание на острый глаз Джона и его великолепное умение стрелять из лука.