Вопросы святого Сильвестра и ответы преподобного Антония - Сборник

То же самое вместе пророки сделали явным, что не на суд встают нечестивые, чтобы предстать пред Судией, но ведомы на осуждение вместе с их старейшиной — диаволом.

Так и сегодняшние законы закоренелого убийцу или манихея не судят, долго заседая, но тотчас осуждают пред лицом огромного собрания народа, наставляя таким образом собрание. Когда один член тела режут или жгут, то все части вместе с ним содрогаются, испытывая боль. Если бьют одного раба, то все рабы устрашаются, мысленно наедине с собой обещая исправиться и не касаться запретного, за что покрыт ранами виновный раб, Божиим гневом влекомый на отмщение. Так, мне думается, Бог и устраивает, что в тысячном граде один дом мучим за согрешения, принимая здесь возмездие на протрезвление и исправление прочих сограждан, ибо когда нечестивые падают, умножаются праведники, — сказал премудрый в Боге Соломон (Притч. 28, 28). И никак не будет нам полезно на неподкупном и праведном Суде Святое Крещение, если здесь мы житием своим зло его похулили, живя недостойно имени Христова.

Великий апостол весьма ясно об этом говорит, велегласно восклицая: Если отвергшийся закона Моисеева, при двух или трех свидетелях, без милосердия наказывается смертью, то сколь тягчайшему, думаете, наказанию повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню Кровь завета (Евр. 10, 28–29), кто попирает Сына Божия — Бога Слово, принимая Таинство без страха руками лихоимными, поднимающимися на ближнего. Таким образом, причащаясь Хлеба и Вина, верные видят умными очами, как в них пребывает Бог. Ибо слово Божие живо и действенно, и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные, как говорит сам Павел (Евр. 4, 12): «Не на двоих же я раскололся, один из которых пригвожден, а другой растлевается» (ср.: Рим. 7, 22–23).

Бог не истощится, принимаемый всеми в Причастии, и пребывает Тот же неизменный, что запечатлевает Павел и строго являет, что примут муки с неверными те, кто по имени христиане, а на деле лукавы и безумны и ленятся о своем спасении. В Евангелиях сказано: Если же раб тот, будучи зол, скажет в сердце своем: «Не скоро придет господин мой», и начнет бить товарищей своих и есть и пить с пьяницами, — то придет господин раба того в день, в который он не ожидает, и в час, который не думает, и рассечет его, и подвергнет одной участи с лицемерами (Мф. 24, 48–51). Рассечет не нужно понимать в смысле телесном, ибо это принадлежало бы грубости и гневливости, но надо понимать как духовное отъятие даров Крещения и отъятие дерзновения к Богу. «Рассечены» они будут на Суде Господнем, ибо невозможно наказать тех, кто обещался Христу и, подобно воинам, ознаменованы Его печатью и поясом воинства за Него опоясаны — невозможно наказать их, если прежде не ободрать, как учат нас и теперешние законы. Виновный из воинов не прежде наказывается, как с него снимут пояс и воинский чин. Когда они отняты, он оказывается как раз вместе с простыми людьми.

Совершенно явным сравнением покажу это Божие сечение. Архиереи святого хоровода, стоящие вокруг возвышенного престола, если кто из рукоположенных будет в соблазне, то не прежде для него определяют возмездие, как когда лишат святого служения, лишив чина, чтобы изверженный был как один из мирян.

Отъятие чина и можно назвать сечением, потому и сказано: Подвергнет одной участи с лицемерами. Это прорек и божественный песнопевец Давид, свидетельствуя: Делайте и воздавайте обеты Господу, Богу вашему; все, которые вокруг Него, да принесут дары Страшному. Он укрощает дух князей (Пс. 75, 12–13). Пусть никто не думает, что песнопение говорит об отъятии душ у князей, ибо не только у князей, но и у подчиненных, у владык и у рабов Господь влагает и отъемлет и души, и дух. Но в любом случае это о духовных дарах и Крещении. Мне думается, что верные — князи неверных, ибо от изначально существующего Слова Бога им дано владычествовать над ними и над бесами. Ибо те люди ничем не лучше бесов, они в уме сопротивляются Единому Богу и борются с христианами. Последним дана власть попирать их. Давид молится и просит у Бога: Ты поставишь их князьями по всей земле. Сделаю имя Твое памятным в род и род (Пс. 44, 17–18).

Услышал пророка Бог, и Слово от Бога воплотилось, затем Бог Слово пришел в мир и, богословя, сказал нам в Евангелиях: Я победил мир (Ин. 16, 33) и: Я даю вам власть наступать на змей и скорпионов, и на всю силу вражию (Лк. 10, 19), то есть на любую ересь.

В род и род мы памятуем имя Христа, — мы, которых Крещение и данный от Христа нам Святой Дух поставили князьями и владыками над противниками. Мы постараемся хорошей жизнью почтить Христа и Духа, ни в коем случае не принимая никакой скверны и порока от нечистого жития, — в последнем случае судя, Иисус нам назначит наказание и погубит вместе с неверными в огне вечном, оставив без дара Духа и Крещения. Не как думают некоторые из кощунников, которые услаждают уши, а душе пищу не предлагают, что, мол, мука грешников имеет конец, что Единый Господь говорил об огне вечном, а не об огне во веки веков. Как будто пророк не сказал, что слово Бога нашего пребывает вечно (Ис. 40, 8)! Разве мы будем думать, что Бог Слово на небе до времени, а с окончанием века Он уйдет с небес? И еще Давид сказал: Истина Господня пребывает вовек (Пс. 116, 2).

Неужто с какой-то сменой лет Господь уже не будет истинен? Сам Судия в Евангелиях сказал святым Своим апостолам: Я с вами до скончания века (Мф. 28, 20). Неужто мы будем думать, что святые будут с Ним до поры до времени? Не скорее ли, что во веки и бесконечно? Разве не принадлежит последнему безумию полагать, что лишь до кончины века будет мучиться диавол вместе с изгнанным с ним злым бесом?[20] Если он освободится от ран и мучений, то тогда в любом случае неудачниками были святые, которые до века жили в покое. За что им умирать или страдать, если кончился их век? По необходимости, если кончится мука грешников, кончится и вечная жизнь святых.

Итак, от ушей и языка большая опасность. Поэтому Божество искусно сделало, что язык оберегается двумя губами, и более того — зуб привязан корнем, чтобы при крепком хранилище он легко был умудряем, лежа в мокроте. Когда язык клевещет, то испускает смрад. А когда благословит, то источает пение, посылая его Богу. Теперь, согласно божественному Давиду, мы должны петь: Положи, Господи, охрану устам моим, и огради двери уст моих (Пс. 140, 3).

Язык мягок и легко вращается, и потому ему очень легко развратиться.

А голосом человеческий язык лучше всякого голоса. Говорлива ласточка, которая всегда сладко щебечет. Говорлива горлица. И любящий пустынность кузнечик, как свирель, голосит, хотя и мал. Кличет голосом журавль. Голубь воркует. Медведь кричит сильно, тяжело и неприятно. Бык ревет подобно трубе. Лев своим рыком потрясает пустыню. Притягивает к себе теленка мычащая корова. Брачным голосом звучит свирель, боевым — труба, плясовым — гусли, хороводным — барабан. Но даже все они вместе не могут сравниться с доброгласием человека. Ибо где в них красота нашего языка или ясность, или доброгласие, или строй, или сладость?

Ласточка не умеет петь по-голубиному, журавль не умеет петь по-гусиному, совы — как воробьи, сороки — как перепелки. И прочие бессловесные не знают голосов чужеродных. И мы не можем их понимать и истолковывать. Ибо кто знает, что говорит лев, когда рычит? Или что говорит бык, когда ревет? Или козы и овцы, когда блеют? Но все разумеют красоту благого языка человека: когда пастух зовет, то к нему идут овцы, а когда возбраняет, то опять отходят. Когда козопас дает клич, то козы отпрыгивают от овощей и уклоняются от нив. Так и конь, и мул, и осел, и вол: иногда должны поворачивать направо, иногда — налево, подчиняясь человеческому языку. А псы выходят с лаем, когда хозяин их зовет, и, быстро устрашившись его, успокаиваются в молчании. Посмотри и на заблудившуюся свинью, которая возвращается из блуждания от голоса пастуха. Пес, который долго преследует лань, отходит далеко от охотника, но, услышав свист, отвечает на него лаем, призывая в помощь того, кто его отпустил. Можно посмотреть и полет голубей: услышав посвистывание своего владельца, они, словно облако, слетаются на шест. А всякий инструмент вроде гуслей — в противоположность голосу нашего языка — управляем ударами руки.

И воистину чудно, что язык, который мал и мягок, так действует, вкушая нрав, понимание природы учения Того, Кто премудростью сотворил все; и язык достаточен для всякой словесной речи и разумения. Кто не согрешает в слове, тот человек совершенный, могущий обуздать и все тело, как сказал в Послании всей под солнцем вселенной божественный Иаков (Иак. 3, 2).