У кладезя бездны. Адские врата - Александр Афанасьев

Он принял душ – неизвестно, когда у него еще будет такая возможность, потом прошел на кухню и позавтракал, не зажигая свет. Позавтракал он местным грубоватым хлебом и кровяной колбасой, которую ему прислали из Рейха: мясо – это хорошо, мясо дает силы, а ему нужно будет много сил. В холодильнике у него оставалось немного от окорока антилопы – он съел и это, а холодильник отключил. Неизвестно, когда он сюда вернется – и вернется ли он сюда вообще. Запив все это крепчайшим, приготовленным на спиртовке кофе с корицей, он прошел в комнату и принялся одеваться.

Одежду он приготовил еще вчера. Легкая светлая ветровка, брюки более темного тона, грубого полотна рубашка, грубые ботинки на шнуровке, небольшая сумка через плечо. Гардероб небогатого европейца, работающего в Африке.

Перед тем как одеваться, он надел на пояс и застегнул пластиковый пояс. Там – деньги в разных валютах, два небольших ножа-скелетника в пластиковых ножнах и микропленка с информацией. Там же – запасные документы, на случай если эти – «полетят». Этот пояс снимут с него – только с мертвого…

В карман ветровки он положил небольшой, но мощный «Вальтер», немного денег и документы. Карман застегнул на молнию.

Перед тем как закрыть дверь, он остановился на пороге, окинул взглядом свою небольшую квартирку, в которой прожил достаточно долгое время. Здесь он не был счастлив – но счастья ему никто и не обещал…

До главного вокзала страны на Асмераштрассе он добрался пешком, улицы были почти пусты, только торговцы устанавливали свои палатки на улицах, раскладывали костры, чтобы жарить свою нехитростную снедь, вяло перекрикивались на амхари и суахили. Полицейских он не видел – знал расстановку постов на ночь и потому добрался до вокзала, избежав возможных неприятных расспросов.

На привокзальной площади тоже не было привычной суеты, только собаки остервенело грызлись за какую-то кость, злобно рычали. Торговцы готовились к очередному напряженному дню – разгружали ручные телеги и грузовые мотоциклы, устанавливали палатки. В бронированном «Унимоге» на краю площади спали полицейские дежурной смены.

Спали и местные, которые не могли платить за крышу над головой. Спальные места были устроены прямо рядом с забором, отделяющим пути от привокзальной площади, – это был непорядок, но полицейские отсюда никого не гоняли – бесполезно. Иные проводили здесь по несколько недель, тяжелой черной работой зарабатывая деньги на билет, чтобы уехать домой. Африканцев здесь было много, кто-то спал, кто-то просыпался, какая-то женщина уже кормила своего ребенка грудью. Условия здесь были ужасные, но чернокожие могли проявлять удивительное смирение с самыми невыносимыми жизненными обстоятельствами – пока вспышка ярости не заставляла их вести себя иначе. Как стадо – достаточно одному коню заржать и броситься бежать, и вот за ним бегут уже все остальные…

Восходящее солнце высветило шпиль вокзала как раз в тот момент, когда доктор Ирлмайер вошел в здание.

Билет он покупать не стал. По билету можно было легко отследить человека, даже если он куплен на вымышленное имя.

Вместо этого он прошел на перрон. В отличие от вокзала даже на самой захудалой станции европейской сети Рейхсбана здесь над перронами не было никакой крыши, только пути и сделанные из бетона, безо всяких предохранительных барьеров от падения на рельсы перроны.

Путей было много, станция было большая. Семьдесят лет строительства железных дорог в Африке приносили свои плоды.

Пройдя мимо дремлющих на своих баулах африканцев – у этих хватило денег, чтобы заплатить один быр смотрителям перрона, – доктор Ирлмайер дошел до конца перрона, огляделся, и спрыгнул на рельсы. Его никто не остановил, и никто этого не заметил…

Перепрыгивая змеящиеся под ногами, отполированные до блеска стальные ленты, постоянно оглядываясь, чтобы не пропустить приближение локомотива. Как и везде в Африке – за рычагами локомотива мог оказаться какой-нибудь негр, который твердо уверен, что раз тепловоз идет по рельсам, то больше ему ничего знать и не надо…

Локомотивное депо – старое, еще сделанное под паровозы, с замершими навсегда угольными бункерами, с цистернами для воды – уже ожило. Работяги, среди которых было примерно поровну черных и белых, выполняли свою работу, локомотивы уже готовились вытаскивать к перронам пассажирские составы. Как и везде в Африке – работа здесь начиналась с рассветом и прекращалась с закатом – в то время как Рейхсбан в Европе работал круглые сутки. На него никто не обращал внимания, потому что он был белым. Вот если бы черный шлялся по депо – его обязательно бы спросили, какого черта он тут делает.

На пятой ветке Ирлмайер нашел нужный ему состав. Двенадцать вагонов, четыре первого класса и остальные – эконом, для африканцев, с большими багажными отсеками наверху. Маневровый тепловоз уже подцепили, в хвосте поезда стоял трудяга африканских дорог, тепловоз «NSB Di 4» многопрофильного концерна «Хейнкель», производящего много чего – от станков до боевых самолетов. Красный, как африканская глина, явно прибывший сюда уже подержанным – но надежный, неприхотливый и ходкий. Как раз то, что нужно.

Пятьдесят на пятьдесят. Если в кабине черный – будут проблемы. Верней – могут быть…

Придерживаясь за захватанный грязными руками поручень, Ирлмайер поднялся к кабине. Стукнул в стекло…

– Что надо?

Белый! Загоревший до черноты, небритый и неопрятный мужик лет пятидесяти – но белый! А белый белому здесь всегда брат.

Ирлмайер достал черную книжечку с золотым тиснением, поднес к мутному, запыленному стеклу. Он не просто так подбирал себе комплекты документов – в комплекте документов на имя Генриха Тильке было и удостоверение работника Рейхсбана, правда, скромного кассира, но тем не менее.

Работяга вгляделся, потом открыл дверь.

– Ты как сюда попал, браток?

Ирлмайер пожал плечами.

– До Массавы возьмешь?

Машинист почесал в голове черной от грязи пятерней.

– Садись…

Сепаратор – его установили, чтобы очищать подаваемый в дизели воздух, – выл просто невыносимо, его нудный, надрывный звук доминировал над мощным, глухим гулом дизеля и вызывал надсадную головную боль. Тепловоз уверенно шел к порту Массава, основному порту Рейха на Красном море. Шли уже горами. За мутными стеклами мелькали горные склоны, то бурые, то красные от глины, мелькали занюханные полустанки, по которым ходили только железнодорожные автобусы «Ganz Mavag»[23]. Работяга – его звали Кнолль – сидел на своей табуретке, посту машиниста, время от времени прихлебывая из маленькой бутылочки настойку, которую ему опрометчиво дал Ирлмайер. А сам Ирлмайер сидел на каком-то ящике с кучей тряпья, спиной чувствуя мелкую вибрацию работающего дизеля, страдая от жары и шума, – но с мыслей его не могло сбить ни то, ни другое, ни третье. Он напряженно думал.

Наркотики. Незаконные операции с валютой. Как венец всего – атомная контрабанда. То, что они полагали самим айсбергом, оказалось всего лишь надводной его частью. Девять десятых скрыто в студеной воде, в которой не прожить и нескольких минут, если сунешься.

А у них – нет выхода. Придется соваться.

Наркотики и незаконные транзакции валют. Это еще объяснимо и часто взаимосвязано больше, чем хотелось бы признавать банкирам, не брезгующим незаконными операциями. Любое разумное государство, желающее защитить свою промышленность и свою валютную систему, не будет торговать за валюты других государств. Если кто-то хочет купить лучшие в мире германские машины и механизмы – он может это сделать только за рейхсмарки, ни одно предприятие, ни государственное, ни частное, не продаст ни за рубли, ни за доллары, потому что потом не сможет с ними ничего сделать, их не примет ни один банк, и можно будет сказать, что продали – за раскрашенные бумажки. А для того чтобы получить рейхсмарки, покупатель должен продать что-то Рейху, что-то, что нужно Рейху, или выменять марки в Рейхсбанке, но по такому курсу, который установит Рейхсбанк. Если государство дружественное – то все проще, потому что между дружественными государствами заключены соглашения о клиринге, то есть взаимном зачете обязательств, там с конвертацией валют проще[24]. И если для Российской империи проблемы торговли с Рейхом нет – она продаст бензин, газ, пластики и полиэтилен, бумагу и картон, то, например, для Италии проблемы будут. Потому что в Италии нет ничего такого, что заинтересовало бы Рейх. Кроме нефти Триполитании и еще разве что…

Увы, наркотиков.

Наркотики и торговля ими служила своего рода смазкой в международных расчетах, хотя это никто не признавал. Она позволяла не совсем богатым и щепетильным странам выручить огромные деньги именно в валюте покупателя, причем деньги эти нигде не учитываются и никак не отслеживаются. Италия как государство имела самую древнюю в мире и одну из самых сильных в мире банковских систем – собственно, сами банки и были изобретены в Италии, слово «банк» пошло от «банка», скамья, где сидели средневековые менялы, меняющие одну валюту на другую. Итальянские банки не могли нормально обслуживать производство в стране – его просто не было, нормального производства. Ну скажите – много ли оригиналов найдется на моторный экипаж от «Альфа-Ромео», когда моторный экипаж от баварских моторных заводов тоже полугоночный, но при этом еще и не ломается. И много ли найдется оригиналов, желающих купить трактор «ФИАТ», когда трактор «ДЕМАГ» за ту же цену – в полтора раза мощнее и тоже не ломается. Итальянцы покупали гораздо больше, чем продавали, и каждый год страна сводила с огромным бюджетным дефицитом, просто немыслимым по меркам современного мира, – однако в долговую кабалу не попадала и всегда находила средства на то, чтобы расплатиться по клиринговым зачетам, закрыть свое чистое сальдо – причем закрывалось оно валютами стран-поставщиков! Вот теперь становилось понятно, откуда бралась эта валюта: от продажи наркотиков в САСШ и Священную Римскую империю! И если верить Мохаммеду Фарраху Айдиду, деятельность эта осуществлялась с ведома итальянских властей, и все незаконные операции через порт Могадишо проводились с ведома премьер-министра Италии.