У кладезя бездны. Адские врата - Александр Афанасьев

Человека, которому он звонил, звали Конрад Сокол. Столь странная фамилия у него объяснялась тем, что он происходил из высокородной польской шляхты, вынужденной покинуть Польшу, чтобы не быть повешенными за мятеж против Престола. Судя по тому, что его приняли в Швейцарии и дали швейцарское подданство – бежали его предки отнюдь не с пустыми руками. Если бы кто-то предпринял еще более внимательное и пристрастное историческое исследование, то выяснил бы, что прапрапрадед нынешнего руководителя швейцарской разведки служил в квартирьерском отделе Великой армии, которую Наполеон Бонапарт повел на Россию. Спасаясь от наступающих русских войск, он и укрылся в неприступных швейцарских горах, тогда далеко не таких богатых, вместе с кое-каким золотишком, вывезенным из разоренной России. Через два столетия дальний его предок занял пост руководителя разведки Швейцарии, и перед Ирлмайером у него был должок.

В эфире раздался щелчок, затем скрип – и потом голос самого Конрада. Весьма недовольный…

– Доброго здоровья, друг… – сказал Ирлмайер.

– Кто это?

– Ирлмайер из Берлина. Забыл мой голос, верно?

За Соколом числились грешки – и Ирлмайер о них знал.

– Нет, не забыл. Что нужно?

– У тебя задержан нужный мне человек.

– Кто?

– Подан в розыск как Александр Воронцов, подданный Российской империи.

– Кем подан?

– Кантональной прокуратурой Женевы.

Сокол хмыкнул.

– Это будет не так-то просто.

– Чем же это непросто?

– Тем, что в розыск он подан кантональными органами. Ты же знаешь, у нас конфедерация, каждый кантон что хочет, то и творит. И если я начну давить на них… К тому же… ты говоришь – русскоподданный. Это может вызвать дополнительные проблемы. Русские хорошие вкладчики, и мы стараемся не ссориться с хорошими вкладчиками.

Ирлмайер хмыкнул.

– Не думай, что тебе так просто удастся отделаться от меня, мой друг. Поступим так. В ориентировке на розыск написано, что у Воронцова есть паспорт на имя Бааде, подданного Рейха. Поднимай свою задницу и двигай на работу. Максимум через час у тебя на столе будет лежать подтверждение того, что Бааде – подданный кайзера, и требование об экстрадиции за подписью оберпрокурора Рейха. И начинай шевелиться, друг мой. Мы тоже хорошие вкладчики. И полагаю, никому не понравится, если из соображений безопасности Рейха вынесут предписание о подтверждении личности для целей трансграничных переводов. Так что шевелись, друг мой. Время пошло.

Ирлмайер набрал третий номер. Своего помощника, Графта.

– Организуй мне самолет. Военный, обратись в штаб Люфтваффе. И группу захвата. И достань из сейфа бланк запроса на экстрадицию. Прямо сейчас…

07 июля 2014 года

Лозанна, Швейцария

Здание кантональной прокуратуры

Авеню де Бержери, 42

На снисхождение мне стоило рассчитывать очень и очень не скоро: швейцарцы известны своим неуклонным и педантичным следованием законам. Изначально многое зависело от того, в какое ведомство я попаду. Швейцарская военная разведка называлась «Strategischer Nachrichtendienst», или SND, офис стратегической информации. Если я попаду туда – то встречу коллег, которые будут заинтересованы в обмене меня на некую информацию или привилегии от русских разведывательных служб. Им наплевать, какие я законы нарушил, более того – они должны прикрыть меня от своих «законников», чтобы сохранить как предмет для торга. Гораздо хуже, если я попаду в «Bundesanwaltschaft», прокуратуру. Для следователей федеральной прокуратуры я не более чем подозрительный иностранец, неизвестно как попавший в страну, причастный к похищению, стрельбе на светском мероприятии, стрельбе на дороге, убийствам. Все это может закончиться для меня смертной казнью – в Швейцарии она существует. Учитывая политические обстоятельства, сомнительные обстоятельства уголовного дела (как, например, на балу Красного Креста оказались двое профессиональных убийц – а адвокат такой вопрос, несомненно, задаст), а также вес державы, которую я представляю, – все закончится тайным соглашением и передачей меня для суда в России. Однако все это произойдет через несколько месяцев, и все это время я буду сидеть в камере, напичканный информацией чрезвычайной важности и не имеющий возможности ее передать.

Да, да… По глупости – торопясь в Женеву, я так и не передал ту информацию, полученную от барона Полетти, в Санкт-Петербург. В экстренной ситуации я мог оставить сообщение на интернет-форуме, достаточно было просто заскочить в любой интернет-бар. Но я этого не сделал. И какие бы причины тому ни были – это было не оправдание.

Когда мы выехали на трассу, ведущую в Лозанну, – а я знал, что в этом городе находится офис «Bundesanwaltschaft», ведущий расследования по кантону Женева, – я понял, что дела идут по самому худшему варианту. Для швейцарского государства я не провалившийся разведчик, а преступник.

Мелькнула даже мысль – бежать. Выбить у одного из сопровождавших меня автомат, положить остальных и бежать. Но я сразу отмел эту мысль. Первое – если даже мне удастся в одиночку положить всех, далеко не факт, что я выберусь даже из самой Лозанны. Здесь все следят за всеми, увидев что-то или кого-то подозрительного – сразу же вызывают полицию. Второе – меня не поймет собственное государство, если я устрою бойню полицейских. Да я и сам себя не пойму… в конце концов, они тоже мои коллеги в каком-то смысле. Просто я обеспечиваю безопасность своего государства и другими методами.

И потому – я молча сидел и ждал, пока мы ехали в Лозанну, молча вышел из машины, когда меня попросили это сделать, и проследовал в сопровождении эскорта полицейских в здание. Меня конвоировали одновременно шестеро, с автоматическим оружием, в бронежилетах – значит, воспринимали всерьез…

В здании полиции меня никак не зарегистрировали, просто отвели в одну из комнат на втором этаже и оставили там, заперев дверь и ничего не объясняя. Я не пытался заговорить ни с кем, и никто не пытался заговорить со мной – каждый делал свое дело. В помещении были стулья, стол (все из пластика), большое зеркало. Одна из стен была полностью белой.

В этом помещении я прождал больше часа со скованными наручниками руками, надеясь на то, что если меня не зарегистрировали как задержанного, то насчет меня идет какой-то торг между прокуратурой и разведслужбой. Мои надежды не оправдались – открылась дверь, и вошли двое. Один невзрачный, лысоватый, в белом халате, с ноутбуком под мышкой и небольшим чемоданчиком. Другой – с пустыми руками, в которых не было даже блокнота, одетый получше, с аккуратной мушкетерской бородкой. Это, видимо, следователь, и очень небольшой шанс на то, что разведчик…

Специалист в белом халате выставил на стол ноутбук и включил его. Затем достал из чемодана какую-то небольшую бутылочку и ключ. Я выставил вперед руки, и специалист открыл наручники…

– Будьте любезны, вашу правую руку…

Я сделал то, что велено, и медик протер мои пальцы по очереди каким-то препаратом. Правую руку, потом левую. Каждый раз отдельной ваткой, и каждую ватку спрятал в пробирку, но я уже плеснул на руки спиртного из фляжки Зиммера и тест на остатки пороха ничего швейцарцам не даст. Программа в ноутбуке уже загрузилась.

– Теперь будьте любезны, по очереди приложите каждый ваш палец вот сюда. Сюда, на эту площадку.

Я сделал, что сказано. Медик внимательно контролировал меня, прося приложить плотнее, если его что-то не устраивало…

– Теперь будьте любезны встать вон туда. Лицом к столу.

Я встал к белой стене, медик размотал кусок ленты с делениями и наклеил его на стену, оторвав по моему росту, – лента была одноразовой, зачем – не знаю. Дальше – меня сфотографировали на веб-камеру со всех ракурсов.

Посмотрев в компьютер и покачав головой в ответ на вопросительный взгляд «мушкетера», медик удалился, оставив ноутбук на столе.

– Я могу садиться? – осведомился я, стоя у стены. Очень любезно осведомился.

– Да-да… конечно.

Я сел. «Мушкетер» посмотрел в компьютер, потом закрыл его.

– Что все это означает? – спросил я.

– Это означает, что вы задержаны, сударь. Вас подозревают в умышленном убийстве, незаконном пересечении границы, террористических действиях. Все это очень серьезные преступления, сударь.

– Если это так, где мой адвокат? Я требую адвоката.

– Боюсь, вы находитесь не в том положении, чтобы что-то требовать, сударь, – «мушкетер» говорил спокойно и серьезно, без рисовки, с полным осознанием важности того, что он говорит, – по нашим законам я имею право продлить срок предварительного расследования до года, заручившись согласием кантонального прокурора. Все это время вы будете сидеть в камере, господин Воронцов, без предъявления обвинения. Вы выбрали не лучшую страну для своих подвигов.

Значит, он знает мое имя. Уже хлеб. Я и сам не собирался его скрывать – но если так, будет немного проще.