У кладезя бездны. Адские врата - Александр Афанасьев

Первым делом он заказал экскурсию. Просто, чтобы привыкнуть к городу, не быть чужеродным пятном на его улицах – но не только. Экскурсия проходила по центральным улицам Берлина, в том числе – по Принцальбрехтштрассе. Ему нужно было вспомнить, как выглядят эти улицы, куда они ведут и как пересекаются, где находятся станции метро и стоянки такси. Все это могло пригодиться в будущем.

Уже ближе к вечеру он зашел в книжную лавку. Купил несколько ежегодников «Мировая политика» и еще кое-что. Ему надо было сориентироваться.

Просматривая «Веркунде»[26] и вспоминая высокопоставленных работников РСХА и иных силовых структур Германии, вспоминая одного за одним и безжалостно отбрасывая по тем или иным причинам, он наконец вспомнил нужного ему человека. Человека, который занимает достаточно высокое место в иерархии органов безопасности Рейха, имеет право личного доклада Кайзеру – и при этом знает Ирлмайера достаточно, чтобы не высмеять и не выгнать с порога. Рейхскриминальдиректор Александр Марвиц. Недавно назначенный председатель берлинского Полицайпрезидиума, полицайпрезидент Берлина. Все остальные – либо глупы, либо ненавидели его, либо не имели права доклада кайзеру. Марвиц такое право имел.

Ирлмайер усмехнулся. Должно быть, Марвиц его помнит, остался шрам от рапиры. Дурацкая студенческая дуэль, за которую все могли огрести по полной программе. Интересно только – как он его помнит.

Оставалось только выйти на Марвица.

Почему Ирлмайер так боялся оставить следы, выйти на свет, сделать что-то не так? Потому что он отчетливо понимал: в схеме должны быть задействованы люди из Священной Римской империи. Не могут не быть задействованы! Кто-то должен был ассигновать и контрассигновать явно «левые» расчетные документы на миллионы рейхсмарок, кто-то должен был принимать наличность с улиц и превращать ее в безналичные рейхсмарки, законные, которыми можно было расплачиваться по любым расчетам.

Кайзер Священной Римской империи в отличие от своего царственного русского собрата, имевшего целый вокзал в Царском Селе, такой роскоши себе позволить не мог. Дворец Его Величества Кайзера находился в самом Берлине, и для Кайзера был построен специальный, отделенный от всего вокзала «Остбанхофф» кайзерпавильон. Несмотря на постройку нового, вынесенного за пределы Берлина главного вокзала «Нордбанхофф», «Остбанхофф» до сих пор многими берлинцами считался главным вокзалом столицы, через него проходил, например, знаменитый «Белый Экспресс»[27]. На этом главном вокзале еще в позапрошлом веке был построен особый крытый перрон для кайзер-поезда. Быть допущенным туда – значит быть допущенным в святая святых Священной Римской империи…

Черный «Майбах-Цеппелин» остановился под легким, полупрозрачным навесом, от которого в кайзер-помещения вокзала была проложена красная ковровая дорожка и стояли часовые с церемониальными карабинами в руках и современными пистолетами, спрятанными на форме. Полицай-президент Берлина неспешно вылез из своего лимузина, направился к дубовым дверям кайзер-перрона, и только сделав несколько шагов, остановился и недоуменно оглянулся на свою машину.

– Особого приглашения ждете, Ирлмайер?

– Туда не пускают, герр Марвиц. Особый пропускной режим, у меня нет с собой удостоверения…

– Вот даже как? – Марвиц высокомерно усмехнулся. – Идите-ка за мной, дружище…

За дубовыми вратами с надраенными до блеска медными ручками оказался небольшой, уютно обставленный зал ожидания. Ни вертушек, ни шлагбаума, ни арки металлодетектора тут не было – не вписывалось. Просто у самого входа стояли несколько человек в неброских костюмах с чемоданчиками, и, увидев Ирлмайера, они сделали стойку, как охотничьи псы.

Марвиц достал свое удостоверение:

– Со мной, один человек. Записывать не нужно.

Один из охранников приблизился, обвел вокруг Ирлмайера небольшим ручным детектором металла. Затем, словно не доверяя прибору, легонько охлопал, ища оружие.

– Порядок.

– Его Величество наверху?

– Нет, экселленц. Он уже в поезде, вам следовало бы поторопиться. Поезд отходит через восемь минут.

– Вы слышали, Ирлмайер. Поспешим. Благодарю, Ганс.

– Не стоит благодарности, экселленц.

Ирлмайер только сейчас вспомнил, что и у него, и у Марвица – одинаковые звания. Но его сюда не то что к кайзер-поезду – и на порог бы не пустили. Не говоря уж о том, чтобы пропустить в его компании без записи какого-то подозрительного субъекта, явно не берлинца.

– Поспешим…

Быстро пройдя зал ожидания – высокий, упитанный Марвиц и следом за ним худой как палка, на голову ниже его Ирлмайер, – они вышли в предусмотрительно открытую швейцаром дверь на перрон. Красная ковровая дорожка, на которой грязь надо было искать с микроскопом, была постелена и здесь, сквозь стеклянную крышу павильона сочилось солнце. У перрона, готовясь к дальней дороге, дремал кайзер-поезд: двенадцать ярко-синих бронированных вагонов по сто десять тонн каждый, три мощных дизельных локомотива «Манесманн» впереди и один – в хвосте поезда. Серебристый отблеск наглухо тонированных стекол вагонов, черные орлы и надпись «Рейхсбан», замершие у каждой вагонной двери часовые. Первый поезд Священной Римской империи готов был отправиться в путь – в Киль.

Марвиц уверенно подошел к двери второго от хвоста поезда вагона, шагнул внутрь, ничего не предъявляя и не спрашивая. Следом за ним – стараясь выглядеть так же уверенно – вошел и Ирлмайер…

Внутри это оказался почти что обычный поезд дальнего следования, экспресс со спальными местами. Тот же узкий проход, двери купе с номерами. Красная дорожка была постелена и здесь, на окнах – кипенно-белые занавески с черным одноглавым орлом, смотрящим на восток.

Железнодорожным ключом Марвиц открыл дверь одного из купе.

– Заходи. Располагайся.

Ирлмайер осторожно зашел.

Почти то же самое, как в СВ или мягких вагонах. Такие вагоны в Европе не используются, их используют только в трансконтинентальных экспрессах. Берлин – Констанца – Константинополь – Багдад – Джидда, Париж – Москва – Тбилиси, знаменитый «Белый Экспресс» Лиссабон – Владивосток. Двухместное купе, шкафчик для одежды, одна ванная комната на два купе.

Ирлмайер с удивлением понял, что это – не первое свободное купе или общее купе – это купе специально закреплено за Марвицем. В кайзер-поезде! Он сделал такое заключение по небольшой фотографии в дорогой рамке, стоящей на уже откинутом столике. На фотографии – потрясающе красивая девушка в белой мужской рубашке, со светлыми, почти пепельными волосами и миндалевидными серо-голубыми глазами задумчиво смотрела в объектив фотоаппарата…

– Семьей обзавелся, а? – стараясь скрыть неловкость, сказал Ирлмайер, кивнув на фотографию…

– Нет… – сухо и холодно сказал Марвиц, вешая в шкафчик плащ, – я холост.

Ирлмайер предпочел не продолжать.

– Ну?

– Позволь? – Ирлмайер кивнул на дверь туалета.

– Прошу.

– У тебя есть на чем посмотреть микрофильм?

– Нет. Но лупа найдется…

Вагон едва заметно качнулся – кайзер-поезд тронулся.

Ирлмайер вернулся из туалета через пару минут. Протянул Марвицу кусок пленки – всего восемь кадров, каждый по странице. Марвиц включил ночник над кроватью, приложил пленку к лупе, начал читать, шевеля губами. Ирлмайер сел напротив, смотря на все быстрее мелькающие за окном стены – железнодорожные пути были отгорожены от всего Берлина шумозащитными стенами.

На то, чтобы прочитать все восемь страниц, Марвицу потребовалось чуть больше часа, за все это время он не задал не единого вопроса. Кайзер-поезд уже вышел из Берлина и сейчас заворачивал на юг…

– Чьи это показания? – наконец спросил Марвиц.

– Мохаммеда Фарраха Айдида. Бывшего начальника штаба колониальных войск Италии в Сомали.

Марвиц пожевал губами.

– Похоже на широкомасштабную провокацию. Или просто пьяный бред.

– Похоже. Хотя Айдид, давая эти показания, был не в том состоянии, чтобы устраивать какие-то провокации. А если нет?

– А если нет – то у нас большие проблемы.

Ирлмайер отрицательно покачал головой.

– Большие возможности.

– Что ты имеешь в виду?

– Выслушай. И не перебивай…

Когда Ирлмайер закончил, Марвиц какое-то время сидел в каком-то оцепенении, прокручивая в голове информацию. Осторожный, как никто, полицай-президент Берлина понимал, что в этих восьми кадрах пленки – огромная палка, огреет кого – мало не покажется. Даже не палка – дубина. Но любая палка – о двух концах, верно?

– Кто это еще знает?

– Никто. Допрос вел я лично.

Ирлмайер солгал. Надо было сохранить Зайдлера – даже на случай, если Марвиц сейчас достанет пистолет и застрелит его.

Но Марвиц не стал доставать пистолет. Вместо этого он взял фотографию со стола, посмотрел на нее и аккуратно, осторожно поставил обратно. В глазах Марвица, этакого угрюмого, серьезного здоровяка, каким Ирлмайер помнил его еще со студенческой скамьи, электрическим разрядом просверкнула боль…