Мемориал - Роман Вадимович Славацкий

такое! — Одиссей в сердцах ударил по рукояти меча. — Что мы, как слепые, бродим по кругу?!

— Как будто кто-то водит нас, — мрачно добавил Атрид. — Но кто водит? Воля Богов? Демоны? Эта проклятая нездешняя тьма?

— Ага! Наконец-то я вас нашёл! — раздалось из темноты.

— Диомед?!

— Ты узнал меня, Одиссей! С тобою Менелай и Нестор, так?

— Да.

— Ну что, идём к Агамемнону?

— Мы решили заглянуть сначала к старине Калхасу.

— Зачем тебе гадатель, Нестор? Вы двое с Одиссеем своей мудростью превзойдёте одного предсказателя!

— Разве в этом дело, сынок? Чего будет стоить моя или Одиссея мудрость, если мы продолжим споры и взаимное разделение? Сегодня мы оттолкнули Ахилла, завтра Калхаса, послезавтра — ещё кого-то… Это негоже.

— Вообще-то ты прав, Фесторид. Но с другой стороны — ругайся мы или дружи — толку с этого всё равно никакого не будет.

— О чём ты? — не понял Менелай.

— Об илионском золоте.

— Брось! — рассмеялся Менелай. — Если ты имеешь в виду Эгиду Богини Афины и другие драгоценные вещи, то, если дело только в них — троянцы давно должны были бы сбросить нас в море.

— Не скажи, не скажи… — покачал головой Одиссей. — В этом есть нечто. В священных реликвиях сосредоточена нечеловеческая мощь. О, если бы нам их заполучить!..

Менелай пожал плечами:

— Но для этого сначала надо взять Трою, не так ли? Ты идёшь с нами, Диомед?

— Нет. Мне тут надо проверить одно дельце, а уж потом поспешать к Агамемнону. Да и вы не задерживайтесь.

И он растаял во тьме.

Менелай проводил его взглядом.

— Какое может быть «дельце»?

— Разведка, я полагаю, — ответил ему Одиссей. — Кроме того, может, удастся перехватить кого-то из лазутчиков.

И снова они отправились, вглядываясь в темноту. Казалось, кто-то всё время идёт рядом. Но кто? Кому нужно следить за ними? Если свои — нет смысла. Если враги — почему не нападают?

Палатка гадателя казалась мёртвым серым конусом.

— Калхас, Калхас! — начал Нестор. — Ты спишь, старик?

— Чего тебе, Фесторид? Я не сплю, года́ не те; бессонница. А ты что шатаешься? Да ещё не один.

— Так ведь совет у Агамемнона… — вмешался Менелай.

— И ты здесь, Атрид? Ну что ж, совет… Меня туда не звали.

— Что ты городишь, дружище? — вздохнул Одиссей. — Три великих ахейских вождя стоят перед тобой, а ты даже не соизволил полог открыть. Как это: «не звали»? А мы, трое, что — недостойны тебя звать? Скажи проще — ты боишься Агамемнона.

— Ну и что дальше? А ты не боялся бы на моём месте?

Гадатель выбрался из палатки, и вид у него при мертвенном свете Селены и тусклом огне факела — в измятом плаще, с растрёпанными волосами и слепым лицом — был страшен.

— Сам Агамемнон тебя зовёт, — сказал Менелай. — Боги свидетели мне и всевидящая Сова-Паллада: мы берём тебя под свою защиту. Согласен идти?

Калхас долго молчал, вглядываясь внутрь себя. Потом протянул руку:

— Возьми-ка меня под локоть, Нестор. Мы с тобой, старики, поковыляем вдвоём. А молодые пусть идут вперёд.

Показался жаркий открытый огонь. Это у братнего шатра часовой указывал поднятым факелом дорогу вождям. Огонь становился всё ближе. И у самого входа их нагнал огромный Аякс. Отблески огня сверкнули на его богатой броне, на высоком шлеме со страшной косматой гривой.

— Ты похож на бронзового бога, — сказал ему Одиссей с неуловимой иронией.

— О чём говорить будем? — голос Аякса прозвучал гулко, будто и в самом деле — из бронзы был выкован этот воин.

— Заходи в шатёр, там и узнаешь, — сказал Менелай, уступая ему дорогу.

Тот прижал руку к сердцу в знак признательности и вошёл, наклонив голову.

Богато была убрана сень брата. Огороженный крепким частоколом огромный шатёр, выстроенный из плотно связанных брёвен и утеплённый войлоком, украшался яркими цветными коврами. Пол был чисто выметен, на лавках лежали пышные звериные шкуры. На треножниках ярко горел огонь, освещая поставленный в середине большой переносной стол, ломящийся от драгоценной посуды.

Всё это сверкнуло мгновенным видением, и Менелай вошёл внутрь, словно сквозь невидимую дверь.

Прошло несколько часов. Вожди покидали совет, осоловевшие от бесконечных разговоров, сытной еды и хмельного вина. Менелай вышел в числе первых и отошёл с Асфалионом в сторону, чтобы прийти в себя. Тревожное чувство угнетало его, и он вспомнил самый пугающий миг, тот, который поразил всех.

Собственно, в начале-то ничего страшного не было. Совет начался обычной перебранкой. Басилевсы ругали Агамемнона за его вспыльчивость и ссору с Ахиллом.

И тут брата дёрнуло сказать, что это, мол, ещё нужно проверить, есть ли связь между историей с Хрисеидой и язвой, разящей войско.

Тогда Махаон, премудрый врач, сказал ему:

— Не богохульствуй. Всякая болезнь — кара. Страшно сомневаться в замыслах Богов, когда ужасный, ужасный и мстительный Феб, Аполлон Подземный, владыка Севера, бродит меж нами и Его чёрный плащ овевает нас холодом, когда все мы чувствуем звон тетивы и жуткий полёт Его стрел. Вы слышите? — Махаон привстал. — Вот Он прошёл сейчас мимо шатра!

Чья-то поступь раздалась, и глухо загремело что-то, будто стрелы в колчане.

Кровь оледенела у всех в жилах.

Наверное, басилевсы так и сидели бы, скованные ужасом, если бы не Одиссей. Он начал свою сладкую и вязкую, словно мёд, речь.

Жужжал и жужжал сладостный говорун, рассказывал историю распри Ахилла и Агамемнона. Все её знали, но Одиссей рассказывал как-то по-новому, складно, и для Агамемнона очень лестно. К складности этой прибавлялось ещё что-то. Что? Наверное, некий успокаивающий ритм.

Вожди слушали, глаза их туманились, и Менелай постепенно почувствовал приятную сонную отрешённость.

И увидел он цветущий сад и стоящее рядом огромное дерево. В дупле его жужжал пчелиный рой. В руках у Менелая была жаровня с углём, а под мышкой небольшой мех для раздувания дыма. И он полез на дерево, отводя ветви, наверное, чтобы выкуривать пчёл. Но тут одна ветвь вырвалась и крепко ударила его в бок. Менелай очнулся и понял, что это Аякс пихает его локтем.

Одиссей уже кончил успокаивающую речь.

И вместо него вступил Агамемнон. Он рассказал собранию удивительный сон, который видел накануне и в котором Бог повелевал вступить ему в бой с троянцами.

Стали расспрашивать Калхаса, что бы мог значить этот сон? Но гадатель кряхтел и уклонялся, говоря, что сон — вещь ненадёжная, и что его надо бы ещё проверить.

— Да что тут болтать, что проверять?! — не выдержал Аякс. — Ну что мы друг другу врать будем? Ведь ясно же, что на Ахилла мы нападать не станем, а уж он на нас —