Нырнуть без остатка - Катя Саммер

слишком повторяющиеся, слишком простые. Я их запомнила, едва заметила в отчете. Мобильный Горского.

И, кажется, я окончательно схожу с ума, когда нажимаю одну за другой кнопки на телефоне.

Щеки покалывает, изо рта вырываются клубы пара. Обычно октябрь не такой холодный, но в этом году температура настырно стремится к нулю.

Гудки идут, я нервно расхаживаю в тени деревьев. Ругаю себя мыслимыми и немыслимыми словами, но сбросить вызов будет совсем постыдным делом.

– Слушаю, – раздается знакомый голос без эмоций.

Жмурюсь изо всех сил. Секунда убегает, вторая.

– Здравствуй, – на рваном выдохе отвечаю и, кажется, выдаю себя с головой.

Он не помогает, молчит, но не отключается. Я окончательно теряюсь. Я даже не понимаю, узнал он меня или нет.

– Да, – всего две буквы, и будто разряд по телу проходит.

Не самый приятный.

– Я-я, – заикаюсь, блин, – это Рада. Я хотела…

Понятия не имею, что я хотела!

– Была на последнем вызове в торговом центре, в «Рассвете», – наконец выдаю и все-таки беру себя в руки. – Кто-то явно точит на вашу семью зуб и…

Что я делаю? Бессмысленный разговор, который мне к тому же нельзя вести со свидетелем.

– Будь осторожен, – бросаю и нажимаю отбой прежде, чем услышу какой-то ответ.

А сказал бы он хоть что-нибудь?

На следующее утро после дежурства я приезжаю домой совсем без сил. Спасибо Пустовым – подвозят. Уже мечтаю скорее добраться до кровати и проспать как минимум сутки: думаю, после такой активной тренировки, что провели вчера, Волк меня простит.

Я с трудом переставляю ноги, медленно поднимаюсь по лестнице на пятый – лифт опять не работает, когда в утренней тишине внезапно напрягает звук. Совершенно посторонний звук, который с каждым шагом становится отчетливее. Я ускоряюсь и забегаю на этаж: воздух заволокло паром, а в конце коридора по зеленому линолеуму растекается вода. И ни души!

Несусь во весь опор, прыгаю по лужам, это же у меня! Забегаю в тамбур и смотрю на отошедшие от стен обои. А я еще комнату не открыла! Ключи выпадают из рук, поднимаю их – вода обжигает ладони, горячая! Распахиваю дверь и тотчас прикрываю – оставляю как щит и пытаюсь заглянуть внутрь. С сорванной резьбы на трубе во все стороны бурным потоком льется кипяток.

– Твою ж мать! – раздается гулкое за спиной.

Это Лида.

– Так и думала, что дел натворит. Они с Леной и болонкой ее гадкой пили у тебя полдня.

Это все сейчас неважно. Я судорожно соображаю, что делать. Перекрыть воду? Если б я еще знала где!

– Достань тряпки из стирки, пожалуйста, – умоляю Лиду, а сама несусь вниз.

Это точно должно быть в подвале.

Перепрыгиваю через ступеньку, а то и две. Хватаюсь за перила, чтобы не убиться. На ходу набираю сантехника, которого голыми руками задушу, попадись он мне сейчас. Но кто еще подскажет, где перекрыть эту чертову воду!

Потом вызову аварийку и жалобу на него напишу! Такую, чтобы больше не смел даже приближаться к нашим трубам! А еще…

– Слушаю, – сонное, хриплое и совсем не такое, как ожидала, режет слух.

Спотыкаюсь и чуть было не клюю носом пол в вестибюле. Убираю от уха телефон и смотрю на экран.

Очень хочется выругаться, потому как я спутала номер. Забыла, что звонила Горскому. Черт!

– Рада, это ты? – догадывается он.

Ну а что еще за дура может звонить второй раз за сутки и молчать в трубку? И это я его странным звала? Да из меня прямо идеальный сталкер с маниакальными наклонностями вышел.

– Извини.

– Что там на пятом происходит вообще? – слышу женский голос из-за двери.

Оборачиваюсь к сменной вахтерше со стационарным телефоном в руке.

– Это у нас! – зову ее. – Покажите, где воду перекрыть и…

Отвлекаюсь, вспомнив, что не закончила разговор. Меня разрывает во все стороны.

– Извини, я ошиблась номером. Извини.

Убираю мобильный в карман и подбегаю к женщине, которая запахивает халат.

– Сантехник воду спускал в комнате. Прорвало сильно, там кипяток. Я не знаю, что делать. Нужно перекрыть, но у меня нет специальных ключей или что там нужно.

Женщина берет под локоть и ведет вперед.

– Я давно говорю – взашей гнать Петровича надо. Пойдем. Я двадцать лет прожила одна, без мужика, уж перекрыть-то воду сумею.

Через час кожа на руках покрывается противными морщинками. Не чувствую ни ладоней, ни ног – окна открыты, вода остыла, но от этого не легче. Мы с Лидой пока вычерпали ее, заледенели. У той губы синие, представляю, как выгляжу со стороны я.

Даже смотреть на комнату без слез невозможно: все то малое, что было, – испорчено. Пол вздулся, обои пузырятся, кеды расклеились. Хочется плакать, но не могу даже слез выдавить. Хорошо, хоть подо мной никто не живет – квартира стоит пустой уже много лет.

– Спасибо, Лид, брось ты, – выдергиваю тряпку и кидаю на пол.

У нее руки трясутся, как и мои.

– Заболеешь, иди согрейся.

– А ты?

Поднимаю на нее глаза, вижу, что синяк на лице стал уже желтым и потихоньку проходит. Она хорошенькая, когда на ней нет вызывающего макияжа и следов токсичной любви. Мнется под моим прямым взглядом, будто пытается что-то сказать.

– Я знаю, что это твои друзья его прогнали.

– Не совсем понимаю тебя.

– Я хотела сказать спасибо. Правда, – она сжимает мою руку, – я бы не сумела сама.

Не нахожу, что ответить, но в голове складывается мозаика. Оборачиваюсь, когда слышу шаги и застываю. Лида, завидев в дверном проеме Горского, сразу тушуется и убегает к себе в комнату.

Вслед за ним в дверях