Вендетта, или История одного отверженного - Мария Корелли

Оставшуюся часть дня я провел в одиночестве. Капитан брига рад был поговорить со мной время от времени, но легкий встречный ветер, задувший в пути, требовал его постоянного присутствия и внимания к управлению судном, так что он не мог позволить себе поддаться страсти к сплетням, которая была у него врожденной. Погода стояла прекрасная, и несмотря на наше постоянное виляние в попытке поймать попутный бриз, веселый маленький бриг быстро двигался по сверкающему Средиземному морю, обещая прибытие в Палермо уже на закате следующего дня. С наступлением вечера ветер посвежел, и к тому времени, когда луна взлетела в небо, как огромная птица, мы неслись вперед, а борт нашего корабля целовали льнущие к нему волны, которые мерцали серебром и позолотой, испещренные тут и там фосфоресцирующим пламенем.

Мы проскользнули почти под носом у великолепной яхты – английский флаг развевался на ее мачте – ее паруса блестели чистой белизной в лучах луны, и она прыгала по воде, как чайка. Высокая фигура атлетически сложенного человека показалась на ее палубе, одетая в костюм яхтсмена, который подчеркивал ее достоинства. Его рука обнимала за талию девушку рядом с ним. Всего минута или две нам понадобилась, чтобы миновать неподвижную яхту, но мне хватило и этого, чтобы заметить влюбленных, и тогда я пожалел парня! Почему? Он несомненно был англичанином – сыном страны, где сама земля, как считается, благоухает достоинством – поэтому, женщина около него должна воплощать прекрасную жемчужину чистоты. Англичанин никогда не ошибается в женщинах! Никогда? Вы уверены? Ах, верьте мне, нет большого различия в наше время между женщинами разных народов. Раньше она существовала, я это допускаю.

Когда-то, по общепринятому мнению, английская роза являла собой достойный символ англичанки, но сегодня, когда мир так поумнел и преуспел в искусстве падать под откос, даже британский аристократ смотрит довольно снисходительно на поведение своей жены. Может ли он спокойно предоставить жене свободу? Можно ли назвать мужчинами тех хвастунов своей «голубой кровью», которые готовы поддаться обманным уловкам того, кто входит в их дом с собственным ключом в их отсутствие и крадет любовь их жен? А как назвать женщину, которая хоть и мать троих или четверых детей, но все же готова принимать у себя того, кто крадет честь и права ее мужа? Прочтите лондонскую газету за любой день и вы поймете, что когда-то высоконравственная Англия бежит теперь ноздря в ноздрю в гонке с другими, менее лицемерными странами за расширение общественных пороков. Барьеры, которые когда-то существовали, сломаны; «жрицы любви» принимаются в высших кругах, где раньше их присутствие становилось сигналом для всех почтенных женщин немедленно удалиться; титулованные дамы услаждаются кривлянием на театральной сцене в костюмах, которые представляют их формы максимально явно глазам усмехающейся общественности, или они поют в концертных залах, стараясь представить себя в выгодном цвете, а фактически принимают вульгарные аплодисменты немытых толп с улыбкой и поклоном благодарности!

О Боже! Что случилось с превосходной гордостью былых времен, той гордостью, которая презирала всю показную роскошь и соблюдалась более ревностно, чем сама жизнь! Какое поразительное знамение времени: позвольте женщине утратить честь ПЕРЕД браком, и она никогда не будет прощена – ее грех никогда не забудется; но если она сделает это, когда у нее уже есть фамилия мужа, прикрывающая ее, то общество закроет глаза на все преступления. Соедините этот факт с общим духом осмеяния, который преобладает в модных кругах: осмеяние религии, осмеяние чувств, осмеяние всего, что является лучшим и самым благородным в человеческом сердце; добавьте к этому, общее распространение «свободно мыслящих» и отсюда конфликтующих и неустойчивых во мнении; позвольте всем этим вещам вместе поработать в течение нескольких лет, – и Англия будет смотреть на родственные страны, как смелая женщина за игрой в домино: ее черты частично скрыты от явного позора, но глаза блестят холодно сквозь маску, показывая всем смотрящим на нее, как она тайно упивается своим новым кодексом беззакония и жадностью. А поскольку она всегда будет жадной, а ее характер – корыстным, то в женщине не останется уже никакого изящества, сохраняющего ее былое очарование. Франция достаточно недобродетельна, Бог знает, и все же есть солнечная улыбка на ее губах, которая радует сердце. Италия также порочна, но все же ее голос исполнен мелодиями, похожими на пение птиц, а ее лицо – это прекрасная мечта поэта! Но развратная Англия станет похожей на мелочную сварливую матрону, одержимую неестественной и неуместной игривостью без смеха, без песни, без улыбки, с единственным богом по имени Золото и только одной заповедью под номером одиннадцать: «Не попадайтесь!».

Я спал этой ночью на палубе. Капитан предложил к моим услугам его маленькую каюту и был в своем добросердечии искренне расстроен моим отказом занять ее.

«Нехорошо спать под лунным светом, синьор, – сказал он обеспокоено. – Говорят, что от этого сходят с ума».

Я улыбнулся, подумав, что если бы мне суждено было сойти с ума, то это случилось бы прошлой ночью!

«Не бойтесь! – ответил я вежливо. – Лунный свет для меня приятен и не оказывает иного эффекта, кроме умиротворения. Я здесь прекрасно отдохну, друг мой, не беспокойтесь за меня».

Он замешкался, а потом вдруг ушел, чтобы вновь появиться через две-три минуты с толстым куском овчины. Он так настаивал на том, чтобы я взял его для защиты от ночного холода, что ради него я поддался уговорам и улегся, завернувшись в теплый мех. Добродушный парень пожелал мне тогда приятного отдыха и спустился в свою каюту, насвистывая веселую мелодию. Лежа на палубе, я смотрел вверх на мириады звезд, мягко сиявших на нежно-фиолетовом небе; я смотрел долго и пристально, пока мне не начало казаться, что наш корабль также превратился в звезду и плыл через пространство с его сверкающими товарищами. Я думал о том, какие создания населяли их? Простые мужчины и женщины, которые жили, влюблялись и лгали друг другу, как и мы? Или высшие существа, для которых даже малейшая фальшь невозможна? Был ли среди всех этих звезд хоть один мир, где не рождалась ни одна женщина? Неопределенные мечты и странные теории мелькали в моем мозгу.

Я вновь переживал агонию своего заключения в склепе, снова заставлял себя наблюдать сцену между моей женой и ее любовником, коей стал свидетелем в саду, снова обдумывал каждую мелочь, касавшуюся той страшной мести, которую задумал. Я часто удивлялся тому, каким образом в тех странах, где развод дозволяется, обиженный супруг может удовлетвориться столь скудной компенсацией за свои раны, как простое расставание с женщиной, которая обманула его. Для нее не следовало никакого наказания – она лишь получала желаемое! В этом даже нет никакого особенного позора, так как соответствует принятому стандарту социального поведения. Если бы общество назначило более суровые наказания за женскую измену, то меньше было бы и подобных скандалов и последующих разводов. Изящное женское существо подумало бы дважды, нет, пятьдесят раз, прежде чем подвергла бы свое тонкое тело риску оказаться отхлестанным кнутами в руках пары беспощадных представительниц ее же пола. Такая перспектива унижения, боли, позора и задетого тщеславия помогла бы более эффективно подавить в ней скотские инстинкты, чем все пышные судебные заседания, действующие по нормам общественного права, и присяжные заседатели.

Подумайте об этом, короли, лорды и свободное городское население! Когда-то официальным юридическим наказанием было бичевание привязанной к телеге преступницы. Если вы хотите остановить растущую безнравственность и бесстыдные пороки женщины, то вам лучше возобновить эту традицию, расширив ее применение от бедных слоев общества до самых богатых, потому что, вполне вероятно, что праздные герцогини и графини еще острее нуждаются в ней, чем занятые работой жены трудолюбивых мужчин. Роскошь, безделье и любовь к платью – вот рассадники для греха, так ищите же их! И не столько в лачугах голодающих и бедных, как в окрашенных в розовый цвет, ароматизированных мускусом будуарах аристократии. Найдите грех и ваши храбрые врачи обнаружат семена тех моровых болезней, что угрожают истребить целые города, – и тогда растопчите его, если вы сможете и если желаете сохранить добрые имена своих стран в глазах будущих поколений.

Не жалейте прутов ради правды! Не верьте ее роскошным волосам, ниспадающим в прекрасной беспорядочности, ее слезным глазами, взывающим к вашему милосердию. За ее богатство и положение она заслуживает меньше жалости, чем изгой, который не знает, где достать кусок хлеба. Высокое положение обязывает к высокой ответственности! Но я говорю дикие вещи. С бичеванием женщин мы покончили навсегда, и теперь оно вызывает у нас привычную дрожь отвращения. Но когда мы дрожим с таким же отвращением от всей чудовищности нашего общественного разврата? В очень редких случаях. Между тем, в случае измены мужья и жены могут развестись и продолжить свои раздельные пути в сравнительном мире. Да, некоторые могут это сделать, но я – не один из них. Никакой закон во всем мире не может исправить разодранного флага моей чести, поэтому я должен сам стать законом, а также адвокатом, присяжным, судьей – всеми в одном, и мой приговор не подлежит обжалованию!