Зов - Юрий Стерх

новостей особых-то! Разве что сразу после того ЧП с тобой, уже сильно ближе к ночи, какая-то тётка очень важная в сопровождении таких вот двух, — Фома сначала развел руки в стороны, а потом поднял их вверх над головой, — мордоворотов не особо-то разговорчивых прилетела. На вертолете, не абы как! Закрылись они у Стёпы в кабинете и говорили там где-то час, может, чуть больше.

— Вместе с мордоворотами закрылись?

— Нет, один стал перед дверью, а другой с улицы, под окнами кабинета Стёпы.

— Серьезные ребята.

— И не говори.

— Вооруженные?

— Да по полной программе! Я таких прикинутых и навороченных еще не видел никогда.

— Ясно. А что наш Стёпа?

— Да ничего! Вышли с этой тёткой чуть ли не под ручку и сразу ко мне, ну я уж тут постарался.

Фома самодовольно улыбнулся и выпятил грудь.

— Она меня потом еще пытала, как я зажарку для борща делаю, как то, как сё! Нормальная такая тётка! И симпотная…

Фома закатил глаза и закусил губу.

— Ясно. А потом?

Фома завис на секунду, соображая.

— А потом они заночевали у нас в офицерском домике, затем рано утром забрали Серёгу и улетели, потом через два часа опять прилетели, — стал загибать пальцы Фома, — выгрузили Серёгу и опять улетели. Всё! Больше я их не видел.

— Да уж.

— Есть будешь?

— Буду. А что у тебя сегодня?

— Ежели чуток подождешь, то для тебя сейчас пельмени сварганю. Ты же просил.

Собраться нам всем вместе получилось только на следующий день. На дворе шел мелкий моросящий дождь, который напитал сыростью всё вокруг. Мы втроем забились в теплую сушилку и сидели там, расположившись на двух армейских дубленках, брошенных прямо на горячие трубы. Внутри попахивало потом и сырой одеждой, развешанной на специальных крючках, но это нам абсолютно не мешало. Наклонившись друг к другу и почти упершись лбами, мы тихо, шепотом переговаривались между собой.

— Неважно, кто меня там покусал, поймите вы, — в который уже раз повторил я, — важно то, что я сейчас сижу здесь, рядом с вами, живой и здоровый, — я посмотрел на Серёгу, — и это, мой дорогой друг, только благодаря тебе!

Серёга распрямился и попытался возразить. Я поднял руку и остановил его на полуслове.

— Я хочу сказать тебе, Серёга, чтобы ты запомнил крепко раз и навсегда! Я у тебя в неоплатном долгу! Понадобится моя помощь на гражданке — всегда, чем смогу помогу. Не смогу я — отец мой поможет. Адрес и телефон я тебе потом напишу. Санёк, тебя это тоже касается.

— Серёга, Коля, из-за меня всё это произошло, — тихо проговорил Марченко.

— Что произошло, Саня, то уже произошло. Я видел, как ты там до последнего держался, — подбодрил я его.

— Каждый бы так поступил, — засмущался Серёга.

— Каждый да не каждый, — махнул я рукой, — ладно! А что было после того, как я отрубился?

— Ну, я как химией поливать начал направо-налево, змеи сразу в стороны, а одну, которая к тебе уже лежачему устремилась, я прикладом приголубил. Потом вколол тебе сначала свою «Антигюрзу», а потом уже и твою, а тут уже и Саня на ноги поднялся. Повезло ему, не прокусили куртку. Потом он еще и свой препарат тебе вколол для верности, когда змеи от химии кто куда подальше расползлись. Пока он с тобой возился, я на заставу сообщил. Стёпа матерился сильно, я таких слов и не слышал раньше никогда. Потом минут через десять, может, чуть больше, вертолет за тобой прилетел, хорошо, что он на соседней заставе в это время был. Повезло! Ты, Коля, в полной отключке тогда уже был, но дышал еще, правда, хрипел очень сильно. Тебя погрузили в вертолет, он улетел, а мы потихоньку на заставу поплелись… добрались уже к полуночи, злые и голодные. Санек — тот еле полз из-за ноги… отдыхали по полчаса каждые десять метров. На заставе нас сразу в оборот: что да как? Тётка эта еще! Так всё разложила, что, выходит, тебя обычные гадюки покусали?

Серёга вопросительно посмотрел на меня.

— Сухие они были, без яда! Один только полноценный укус-то и был! — снова терпеливо повторил я. — Ты лучше расскажи мне, что дальше-то было?

— Они утром, как проснулись, меня взяли с собой на Пятак, — с готовностью продолжил Сергей, — женщина эта, она была в каком-то комбинезоне с капюшоном и забралом в мелкую стальную сетку. Змеюк там еще было — мама, не горюй! Я там химией полил всё хорошо, а потом показал им на месте, что было да как, только ее, по-моему, другое интересовало больше…

— Что? — в один голос спросили мы.

— Не знаю. Мельком глянула на место, где произошло ЧП, и пошла в сторону водопада, ну то самое место, где водопад только по весне и бывает.

— Знаю такое.

— Ну вот! Бродила она там минут сорок. Потом мы улетели на заставу, и всё.

— Понятно! Ну всё, ребята, решили — тема закрыта, мы все живы-здоровы и, Слава Богу!

Крепко пожав друг другу руки, мы по очереди обнялись и пошли в столовую. Больше мы к тому ЧП не возвращались.

До середины ноября дни пролетели быстро.

Обучение молодых бойцов проходило без особых проблем. Левый фланг после Правого — всё равно, что Сочи после Южного Сахалина: и там юг, и там, только разница в климате и ландшафте более чем ощутимая.

И вот сегодня вечером случилось то, чего в армии все ждут с особым трепетом и нетерпением.

Ровно в двадцать ноль-ноль на боевом расчете начальник заставы майор Степанов объявил, что старший сержант Пограничных войск Николай Смирнов согласно приказу Министра Обороны СССР увольняется из рядов доблестных Вооруженных сил в запас, и, что завтра в одиннадцать ноль-ноль с заставы в отряд пойдет уазик, и мне надлежит быть к этому времени полностью готовым и собранным.

Ком подступил у меня к горлу.

Почти два года на заставе сроднили меня с этим местом и людьми. Только скорая встреча с отцом грела душу и наполняла сердце радостью.

Ночь прошла в разговорах с ребятами. Оставляли друг другу адреса, у кого дома были телефоны — те оставляли номера, обещали собираться каждый год на день пограничника и не теряться… Шутили, вспоминали смешные и не очень моменты из нашей службы, вспоминали ребят, уже ушедших с нашей заставы на дембель.

Кто-то уходил в ночной наряд, кто-то возвращался из наряда и присоединялся к нам, никто нас никуда не торопил, не выгонял.

Ближе к ночи появился прапорщик Арзуманян. Отвел меня в сторонку и больше попросил, чем приказал, —