Журнал «Вокруг Света» №04 за 1974 год - Вокруг Света

Бык впился глазами в мулету и тяжело поскакал на матадора: он очень ослаб от потери крови. Тобало Варгас бросился ему навстречу, держа в вытянутой руке шпагу. В тот момент, когда они сблизились, Тобало Варгас перегнулся через рога и что было силы вонзил шпагу в спину быка, отскочив в тот же миг в сторону. Шпага изогнулась дугой и вдруг, спружинив, взлетела в воздух, сверкнув на солнце.

— Пропало ухо, — вздохнул сосед. — Плохого завершающего удара судьи не простят.

Публика недовольно молчала.

Тобало Варгас подобрал шпагу, выпрямил ее о колено и снова стал в позицию. Но бык не хотел идти в атаку. Он опустил голову и смотрел в песок. Тобало Варгас подошел к нему вплотную и провел по ноздрям мулетой.

Бык сделал молниеносное движение и всадил рог в живот матадора. В следующую секунду он прижал Варгаса к земле, потом поднял на роге, и видно было, что тот прошел насквозь. Острие рога было в песке. Стряхнув матадора, бык снова вонзил в него рог. На этот раз в грудь. А затем отошел, раздувая ноздри.

То, что было Тобало Варгасом, лежало на ослепительно желтой, празднично залитой солнцем арене жалким, безжизненным кулем.

Торос ловко положили это на пропитанный бычьей кровью плащ и бегом унесли за забор. В нижних помещениях белого цирка все было наготове: и госпиталь, и часовня. То, что еще совсем недавно вызывало восторг и звалось Тобало Варгасом, в госпитале продержали недолго. Затем торос отнесли тело матадора в часовню.

Вот, собственно, и все. Шесть быков, которых положено убить на корриде, поделили между собой два оставшихся матадора. Никто из них не погиб, только один был ранен. Может быть, если их не убьют в следующий раз, когда-нибудь они станут миллионерами. Туши быков тут же утащили привычные к этому мулы. А место, где упал бык, заравнивали и поливали водой. Все делалось очень быстро. Так же быстро заровняли и посыпали свежим песком место, где был убит Тобало Варгас.

Герман Балуев

Мадрид — Ленинград

Лак и перепелиные яйца

Природа стран Дальнего Востока подарила их жителям отличный материал, пластичный и твердый, всепроникающий и ничего не пропускающий, бесцветный и принимающий любую окраску, устойчивый к кипятку, щелочам, кислотам, прочный и практически вечный. Материал этот — сгущенный сок лакового дерева, знаменитый японский лак.

Само дерево ничем не примечательно — сероватая кора, мелкие овальные листья. Но в ботанических садах оно окружено высокой решеткой, чтобы никто ненароком не сорвал листик: лаковое дерево куда ядовитее знаменитого анчара, под которым в тех же ботанических садах спокойно ставят скамейки для отдыхающих.

Именно эта крайняя ядовитость сока лакового дерева — одна из причин, по которой лаковое производство более всех других традиционных восточных ремесел всегда было и остается по сей день ремеслом сугубо семейным, передаваемым, от отца к сыну. Дело в том, что если привыкать к микроскопическим дозам отравы — испарениям и мельчайшим капелькам лака — постепенно, день за днем, год за годом, то, хотя на определенном этапе болезненных ощущений и нарывов не избежать, в конце концов организм вырабатывает иммунитет к яду. Тогда уже всю жизнь можно, возиться с лаком без опасений. Нет надобности говорить, что готовый сухой лак ничем не опасен никому, да он практически и нерастворим почти ни в одной из употребляемых в быту жидкостей, разве что только нельзя протирать его бензином — тускнеет.

Уже почти две тысячи лет в разных странах Дальнего Востока, и особенно в Японии, лаком покрывают посуду, утварь, мебель. И не только. Колонны, балки, стропила японских храмов и дворцов тоже часто бывают покрыты лаком, красным или черным. В старину, когда лаковых рощ было больше, а построек меньше, лак в строительстве использовали особенно щедро. В те времена из дерева строились не только дома, но и крепостные стены. История сохранила предание об одном самонадеянном императоре, который вознамерился покрыть лаком стены укреплений вокруг своей столицы, чтобы они не сгнили со временем, как у всех его предшественников; а стояли бы вечно. Наверное, удалось бы собрать нужное количество лака, но император ровным счетом ничего не смыслил в технологии сушки лаковых изделий.

Вызванный во дворец мастер не стал спорить (человек он был умный), он только спросил: «Где соизволишь повелеть, государь, выкопать яму, чтобы положить туда на просушку твою крепость?»

Ведь парадоксальное свойство японского лака состоит в том, что в жарком, сухом воздухе или под лучами солнца он упрямо отказывается сохнуть, лак может сохнуть только в тени, в темноте, в прохладном и очень влажном воздухе. Для сушки мелких изделий применяют шкафы, где по стенкам сочится влага, а для сушки более крупных — роют в сырых, тенистых местах канавы и ямы.

Покрытые лаком предметы становятся не только прочными, удобными, гигиеничными и практичными. Лак представляет неограниченные возможности для художника. Мастера лакового дела средневековой и современной Японии прославились виртуозностью. Чаще всего можно увидеть лаковые чаши, вазы и шкатулки. Основа изделия может быть металлическая, из папье-маше, деревянная или сплетенная из прочного волоса. На нее в несколько слоев наносится лак (после нанесения каждого очередного слоя изделие долго сушат). Последние слои цветные — ими и создается рисунок. Но бывают и лаковые изделия без чужеродной основы. В этом случае на глиняную модель или разборную деревянную болванку навивают несколько слоев пропитанной лаком тончайшей шелковой марли: пропитывающий ткань лак, чтобы он был гуще, смешан с мукой, наподобие клейстера. Когда лак высыхает, болванку вынимают, а на изделие наносят новые слои лака, смешанного с кирпичным порошком или каким-либо другим заполнителем; самый верхний слой уже украшают лаковой росписью или инкрустацией. Так получают особенно легкие и тонкостенные изделия!

У японских мастеров множество технических приемов украшения лаковых изделий. Так, при технике «радэн» в лак утапливаются фигуры, вырезанные из тончайших пластин перламутра, при технике «хёмон» к лаковой поверхности приклеивают и зашлифовывают на ней узоры, вырезанные из золотой и серебряной фольги. При методе «цуйсю» поверхность металла, служащего основой, покрывается лаком во много слоев; потом лак тщательно вырезают по контуру рисунка. Особенно ярких и сочных красок позволяет добиться способ «тесицу». В этом случае изделие покрывают несколькими слоями лака разных цветов — скажем, первый слой серый, второй черный, третий красный и так далее. Затем, нанеся на верхний, допустим красный, слой контур рисунка, начинают выскабливать красный лак до черного слоя везде, кроме контура, затем то же самое делается и с черным слоем; таким образом получатся красные цветы с черными ветвями на сером фоне. Очень аккуратное соскребывание и подчистка позволяют получить на грани двух разноцветных слоев всевозможные смешанные оттенки. Поверхность изделия получается рельефной, и это усиливает эффект.

Вершиной средневекового японского лакового искусства было творчество мастера Огата Корина, жившего в XVII — начале XVIII века. Ширмы и ларцы его работы, сохранившиеся по сей день, считаются японским национальным культурным достоянием, и вывозить их запрещено. Крайне редко попадают за пределы Японии и произведения ныне здравствующего мастера Мацуда Гонроку, который признан ведущим художником по лаку в современной Японии и увенчан званием «живого памятника традиционной культуры». Мацуда Гонроку работает в самой сложной из всех техник художественного лака, «макиэ». На свежий лаковый фон наносится рисунок лаком разных цветов и присыпается золотым и серебряным порошком. Это создает вокруг рисунка размытое, мерцающее, светящееся сияние. Готовое изделие еще раз покрывают прозрачным лаком и полируют.

Любимая тема Мацуда Гонроку — изображение птиц: перепелов, журавлей, фазанов. Особые хлопоты доставляет художнику белое оперение его моделей. Дело в том, что для создания белого цвета используется не обычная краска — таким путем, получился бы некрасивый, однообразный и неживой цвет. Вместо белой краски Мацу да, как и другие прославленные мастера настоящего и прошлого, использует, раздавленную и раскрошенную яичную скорлупу. Опять-таки далеко не всякая скорлупа годится для этой цели. Мастер Ясутани Висэн, к примеру, пользуется обычными куриными яйцами, но Мацуда их решительно отвергает. «Почтеннейший Ясутани-сан изображает прибрежную гальку, песок, пену прибоя. Вещи это грубые, для них куриные яйца, может быть, и подходят», — говорит он. Но для нежного, исполненного тонких оттенков оперения птиц годится только тонкая скорлупа перепелиных яиц. Они, не в пример куриным, бывают самых разных оттенков: зеленоватые, голубоватые, буроватые. Подобрать достаточное количество яиц нужного оттенка не так-то просто. Для изображения фигуры аиста на шкатулке, над которой Мацуда работал около года, потребовалось всего-то тридцать яиц матово-грязно-белого цвета с легкой буроватостью. Но, чтобы найти их, пришлось перебрать свыше четырех тысяч яиц. «Теперь надо будет взяться за какой-нибудь сюжет, где белых тонов было бы поменьше, — говорит Мацуда, — а то моя жена и слышать не хочет о том, чтобы снова жарить перепелиную яичницу. Да и мне за этот год она. признаться, порядком надоела».