Лекции по истории средних веков - Василий Григорьевич Васильевский

всех других покупках. Но эта «покупка» отличалась от других тем, что цена ее определялась не спросом и предложением, а обычаем; обычай требовал, чтобы уплачена была женихом вира за будто бы похищенную девицу (вено), а размер виры зависел от сословия, к которому она принадлежала.

Невеста также дарит жениху что-нибудь из оружия, и это означает, по мнению Тацита (высказанному в только что читанном отрывке), символическое заключение связи на всю жизнь. Объяснение опять-таки идеализированное и тенденциозное. В сущности, это оружие, по большей части меч, вручает жениху не сама невеста, а ее отец или старший родич, вообще тот, кто имеет над ней власть, право опеки (mundium); подобно тому как вручение копья королю означало передачу верховной власти избранному лицу народом, так эта передача невестой оружия жениху означала передачу власти над ней ее будущему мужу.

Простолюдины имели обыкновенно одну жену, князья и знатные имели их иногда несколько. У некоторых племен после смерти мужа; жена уже не могла выходить замуж во второй раз; у греков, например, вдовы даже вешались при гробе мужа. Неверность жене или нецеломудрие свободной девушки наказывалось жестоким образом, но равным образом и насилие, совершенное над свободной девушкой мужчиной. Так, один закон позднейшего времени определяет, что такому мужчине должен был вбит в сердце дубовый кол и что изнасилованная девушка должна сама при этой мученической казни нанести три первых удара.

Строгому наказанию подлежал даже тот, кто непристойно и грубо касался груди и волос свободнорожденной женщины.

Но Тацит, хотя и идеализировал вообще быт германцев, не скрыл, однако, другую, менее идеальную сторону их семейной жизни.

На женщине, говорит он, лежит главная тяжесть полевых и домашних работ; мужья предпочитают вести праздную и веселую жизнь, проводить время на охоте, в играх, пирах и попойках, на которых они в огромном количестве уничтожают свой любимый напиток – пиво, которое они, по выражению Тацита, «портят» из ячменя («Potui humor ex hor-deo aut frumento, in quandam similitudinem vini corruptus» – Germ., 23).

Судя по некоторым указаниям Тацита и других, можно подумать, что женщина принимала известное участие в делах войны. Так, Тацит говорит в VIII главе «Германии», как нередко отступающие, сломленные врагом войска снова обретали храбрость благодаря мужеству и энергии женщин. Также Дион Кассий рассказывает, что во время нападения германцев на Рецию при императоре Марке Аврелии на поле сражения между трупами найдены были тела вооруженных женщин («Римская история», кн. 31, гл. 3, 2–4). Флавий Вописк в биографии Аврелиана говорит о десяти вооруженных и переодетых в мужское платье девушках, взятых в плен во время битвы. К такому же разряду примеров принадлежит упоминания у Saxo Grammaticus.

Но все это указания частного характера, и они не дают нам права выводить общее заключение. Сам Тацит не упоминает о деятельном участии женщины в битве; он говорит только (в VII главе), что жены и даже дети следовали обыкновенно за мужьями и отцами во время походов, находились вблизи сражающихся, поощряли их своими криками, перевязывали раны, приносили пищу и питье. В этом нет ничего удивительного: не только древние германцы, но и все первобытные народы, отправляясь в поход, брали с собой семью и весь домашний скарб; все это перевозилось на больших телегах, из которых составлялось нечто вроде обоза (Wagenburg), следовавшего на некотором расстоянии от войска.

В этом «вагенбурге» и находились жены, матери, сестры и дети воинов, занятые обыкновенно исполнением обязанностей маркитанток и сестер милосердия, и своей энергией они часто поддерживали ослабевший воинский дух мужчин. Иногда случалось, что они с помощью сторожевых собак, всегда их сопровождавших, выдерживали нападения врагов. Вообще женщина пользовалась у германцев уважением (Germ., 7, 8, 18, 20).

Скажем теперь несколько слов о положении детей у германцев. Мальчик считается малолетним до 12–13 лет. Когда он достигал этого возраста, его приводили в общее собрание и торжественно вручали ему копье (фрамею). Этим обрядом (Verhaftmachung) его признавали способным носить оружие: юноша, получая возможность сам защищать свое право в суде, мог участвовать в военном ополчении, платить виру и получать часть ее, если убивали члена его рода; мог жениться и быть попечителем (Vormund) другого. Но фактически после этого признания совершеннолетия он, разумеется, еще не мог пользоваться всеми правами и вполне распоряжаться собой. Такие юноши часто отдавались под защиту (Mund) какого-нибудь взрослого и значительного лица, которому служили как оруженосцы, чтобы приучиться к военному делу и выказать свою храбрость. Эта школа, которую юноше надо было пройти для достижения полноправия, иногда была весьма тяжела; очень часто с неофитом обращались весьма сурово. Так, у герулов он должен был сражаться без оборонительного оружия – щита до тех пор, пока не докажет вполне своей храбрости. У хаттов юноши не могли стричь волосы на голове, не брили бороды и носили железное кольцо на руке до тех пор, пока не убьют неприятеля (Germ., 31). Когда юноша достаточно доказал свою храбрость, ему вручали щит, и тогда он отпускался со службы и становился полноправным членом государства.

Признания полной зрелости можно было достичь не только на войне, но и выказав свою храбрость на охоте.

Часто бывало, что уже в том самом собрании, в котором заявлялось совершеннолетие или, лучше, выход юноши из детского возраста, полагалось вместе с тем основание для службы его у другого лица в виде оруженосца. Именно обычай допускал, чтобы при Werhaftmachung не сам отец давал оружие сыну, а поручал исполнение этого обряда другому. Тогда этот акт представлял собой не только emancipatio, но и adoptio. Юноша выходил из под власти отца и вступал «под руку» того, кто совершал над ним обряд. В обряде Werhaftmachung имеет, по мнению некоторых ученых, свой зародыш рыцарский обряд посвящения, и это справедливо. Следует только заметить, что, может быть, обряд ударения мечом (ritterochlad) при посвящении в рыцари скорее соответствует второму вручению оружия, в частности щита, о котором было говорено выше.

Упомянем еще о погребальных обрядах германских и затем изложим в самых общих чертах их народные верования. Способ погребения у германцев был двоякий: они или сжигали трупы умерших, или предавали их земле. Нельзя сказать, чтобы распространение того или другого можно было различить хронологически или этнографически. Раскопки доказывают, что они существовали безразлично и одновременно у разных племен, так как часто в большом кургане находился и пепел в сосуде, и остов погребенного человека. Покойник предавался погребению в своей одежде; если позволяли семейные средства, с умершим погребалось и сжигалось оружие и различная домашняя утварь. В могилах, которые раскрывают теперь во множестве,