Месть - Стюарт Камински
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Квартира Салли Поровски находилась в одном из двухэтажных комплексов, состоящих из шести или семи корпусов. Большая автостоянка, газоны, кусты и деревья, включая несколько пальм, выглядели очень ухоженными.
Дом я нашел легко. Таблички с адресами, написанными крупными золотыми буквами, легко читались в вечерних огнях. Когда я подошел к двери, из-за нее доносились голоса. Мужской голос я узнал сразу: Харрисон Форд. Я нажал кнопку звонка и подождал. Внутри послышался мальчишеский голос:
― В дверь звонят. Наверное, это Кевин Костнер к тебе, мам.
― Майк, может быть, совершишь жест доброй воли?
Еще через пару секунд дверь открылась. Передо мной стоял долговязый подросток в голубой футболке, тысячу раз стиранных джинсах и босиком. У него были длинные волосы и серьга в левом ухе. Он смотрел на меня молча.
― Меня зовут Лью Фонеска, ― сказал я, протягивая руку.
Он пожал ее и продолжал стоять, держась за дверь.
― Мне можно войти? ― спросил я.
― Конечно. ― Шагнув к дивану у стены и плюхнувшись на него, он закинул ноги на низкий кофейный столик и устремил глаза на экран телевизора, где Харрисон Форд карабкался по крыше.
Я стоял в небольшой уютной гостиной с мягким ярким диваном, креслом, кофейным столиком темного дерева и цветами в подвесных кашпо на стене. На полу лежал серый палас. Очевидно, во всех квартирах дома полы были выстелены такими паласами. Гостиная и находящаяся за ней столовая были чистыми и опрятными.
Я закрыл за собой дверь и произнес:
― «Неистовый».
― Ага, ― буркнул Майк.
― Какой твой любимый фильм с Фордом?
Он посмотрел на меня и спросил:
― А вам интересно?
― Ну да. Мне же надо как-то убить время, пока твоя мама не придет мне на помощь. Нам обоим будет проще, если мы найдем о чем поговорить. Мне больше всего нравится «Свидетель».
Майк кивнул и снова повернулся к телевизору. Форд чуть не сорвался с крыши.
― Еще мне нравится первый «Индиана Джонс», ― сказал я.
― Угу, ― буркнул Майк.
― У меня есть оба фильма на кассетах, ― сказал я.
― У нас мало места для кассет, но видик есть.
― Ты можешь брать у меня кассеты.
― Это зависит от того, будет ли у вас еще свидание с матерью.
― Скорее всего, конечно, нет, но может быть. Я живу за «ДК», на Триста первой.
― Да? ― Он посмотрел на меня. ― Я там часто бываю. Вы там обедаете?
― Каждый день, ― сказал я.
― Ну ни фига себе... О, черт, я обещал матери не говорить «ни фига себе», а то...
― А мне это по фигу, ― сказал я.
Он посмотрел на меня и улыбнулся.
Из столовой поспешно вышла Салли, надевая сережку.
― Извините меня, пожалуйста, ― сказала она.= ― Только что вернулась домой с вызова... Я говорила вам. Вы познакомились с Майком?
― Да.
― Вы сказали ― одеваться просто. Я так и сделала.
На ней было свободное платье с поясом, туфли без каблуков и серебряные серьги. Волосы она уложила как-то особенно пышно и подкрасилась ярче, чем накануне. Она выглядела великолепно.
― Я готова, ― сказала она.
Майк, всецело поглощенный телевизором, шевелил пальцами на ногах.
― И я готов, ― сказал я.
Это была неправда, и у меня было чувство, что неправду говорит и она.
― Еще одно, ― вспомнила Салли, обернулась и позвала: ― Сьюзан!
Открылась вторая дверь, и вошла девочка лет девяти в обрезанных джинсах, зеленой блузке и кроссовках. Очень хорошенькая, с длинными темными волнистыми волосами, очень похожая на мать.
― Сьюзан, это мистер Фонеска, ― сказала Салли.
― Фонеска, ― повторила девочка. ― А в Италии есть евреи?
― Есть, ― ответил я, ― но я не из их числа.
― Я тебе говорил, ― бросил Майк, не поворачиваясь.
― Рад был познакомиться с вами, Сьюзан, Майк, ― сказал я.
― А у вас есть кассета с «Секретными материалами»? ― спросил Майк.
― Нет, ― ответил я. Салли уже вела меня к двери.
Майк пожал плечами.
― Можно мне посидеть до десяти? ― спросила Сьюзан вкрадчивым голоском.
― До девяти. В девять в постель и выключить свет. Завтра в школу. Ты слышишь это каждый вечер, пора бы запомнить.
― Но сегодня ведь не как всегда, ― сказала девочка, взглядывая на меня.
― В девять часов. Майк?
― В девять, ― рапортовал сын. ― А когда ты придешь?
― Не поздно, ― ответила Салли.
― Вы похожи на того актера, который играет плохих, ― сказала мне Сьюзан. ― Ну, вы знаете.
― Стэнли Туччи, ― подсказал Майк, не глядя в мою сторону. ― Он еще играет в комедиях.
― Как-как? ― переспросила Сьюзан. ― Туча?
― В девять в постель, ― сказала Салли, проталкивая меня в дверь и закрывая ее.
― Ну как? ― спросила она.
― Что?
― Это был тест номер один.
― Пожалуй, они мне понравились, ― сказал я. ― А вы тоже находите, что я похож на Стэнли Туччи?
― Немножко есть, ― произнесла Салли, идя за мной к машине. ― Куда мы направляемся?
― Я знаю место, где хорошо готовят пиццу, ― предложил я. ― Потом я хочу задать вам несколько вопросов, а потом, мне кажется, мы могли бы поискать Адель Три.
― Занятная программа, ― усмехнулась Салли.
― Извините меня, ― сказал я. ― Я хотел пошутить.
― Вовсе нет, ― ответила она. ― И я в самом деле хотела бы найти Адель. А любите ли вы пиццу с анчоусами?
― С анчоусами я люблю все что угодно, ― сказал я.
― Это был тест номер два.
Ресторан «Пицца золотая корочка» был довольно уютным местом. Небольшой, многолюдный, с кабинками по обеим сторонам и столиками в середине. Там разрешалось курить, но запах табака заглушали ароматы из открытой кухни за стойкой в глубине зала. Официантки были любезны и исполнительны, а пицца не хуже, чем в Чикаго. Моя мать работала поваром итальянской кухни только потому, что была итальянкой. Но сама она предпочитала классические американские блюда: бифштекс, жареную курицу, жареную рыбу и куриный суп с клецками. Последнее пристрастие казалось необъяснимым, но суп все равно нам очень нравился.
Все это я рассказал Салли, которая была профессиональным слушателем не хуже, чем я. Казалось, что ей интересно, и вопросы она задавала уместные и в нужный момент. Только в отличие от меня Салли ― оживленная, доброжелательная ― с удовольствием рассказывала сама. Я же принадлежу к типу скорее молчаливому, сопереживающему. Я всегда как будто хочу сказать: «Я сочувствую вашей беде. Я вас внимательно слушаю. Я хотел бы еще чем-нибудь вам помочь». Но по сравнению с моим отцом я великий балагур. Отцовский вечерний разговор с матерью звучал примерно так: «Ты в порядке? Дети в порядке?» «Да», ― отвечала ему мать. Иногда за ужином мать рассказывала о смешных и грустных случаях из жизни семьи. Отец ел, кивал и молчал. Меня он гладил по голове не меньше двух раз за вечер до тех пор, пока я не начал самостоятельную жизнь и не ушел из дома. Сестру он целовал в темя дважды в день: когда приходил с работы и когда она уходила спать.
Когда мы отправлялись спать, он обычно говорил: «Хороших снов. Если увидите плохой сон, проснитесь и попробуйте еще раз». Мать утверждала, что это старая итальянская поговорка, но он всегда произносил ее по-английски. И отец и мать говорили по-итальянски, хотя родились в Америке.
Все это я тоже рассказал Салли, пока мы ели разделенную пополам большую пиццу с луком и двойной порцией анчоусов.
Салли приехала в Сарасоту двенадцать лет назад с мужем, которого звали Мартин, Мартин Хершел Поровски. Он любил, когда его называли Джеком, потому что восхищался Джоном Кеннеди. Девичья фамилия Салли была Фельдман. Они приехали в Сарасоту потому, что Джека, инженера по профессии, перевели в находящуюся здесь лабораторию для работы над военной правительственной программой. Он погиб на работе, но Салли в точности так и не узнала, что за несчастный случай стал причиной его смерти. Она получила компенсацию в размере 120 тысяч долларов и 150 тысяч по страховке. Деньги были отложены на образование детей, и Салли их не трогала. Она работала и проводила все свободное время со своей матерью в Дейтоне, в штате Огайо. С тех пор как Джек погиб, она ни с кем не встречалась.
Все это она рассказала мне за кофе с так же разделенным пополам канноли.
― Почему вы сказали «да»? ― спросил я.
― Насчет сегодняшнего вечера?
Я кивнул, как мой отец. Салли вздохнула и в поисках ответа устремила взгляд в чашку с кофе.
― Вы показались мне надежным человеком. Мне приходится встречаться с массой людей ― хороших, плохих, грустных, подавленных. Обычно я вижу людей сразу. Может быть, это интуиция. А может быть, интуиция ― это просто опыт. Вы показались мне грустным, надежным, подавленным. Безобидным.
– Некоторые люди, ― сказал я, ― находят, что я похож на Ричарда Гира [5]. Дай им Бог здоровья и процветания.
Она улыбнулась.
― Еще говорят, что у меня сардонический юмор, ― продолжал я. ― Я демонстрирую его изо всех сил в надежде произвести на вас впечатление. Я не встречался ни с одной женщиной с тех пор, как погибла моя жена.