Анима. Весь цикл в одном томе - Екатерина Соболь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда они выползли в комнату отдыха и выпили отвар, Гвен улеглась на скамейку и задумчиво глянула на распаренную красную девочку, сидевшую рядом.
– Это ведь ты когда-то хотела сыну рыбака понравиться? Интересно, где он теперь. Крушит, наверное, что-нибудь у нас в деревне.
Остальные фыркнули.
– Я видела тут таких красивых золотистых существ, – мечтательно протянула девочка. – Они забираются на плечи к тем, кто уже нашел себе пару, и о чем-то с ними болтают. С князем у меня не получилось, сын рыбака неизвестно где, но тут много других мальчиков. Я выберу самого симпатичного и успешного в драках и попрошу этих золотых существ нас познакомить.
– И я, – прибавила вторая, обмахивая рукой свои пунцовые от жары щеки. – Эх, была бы у нас одежда получше, мальчики тут же нас заметили бы не только как игроков. Мне бабушка когда-то повторяла, что влюбишься – и анима сразу усилится. Как думаете, сейчас тоже так?
Девочки закивали, уныло глядя на свои жуткие тряпки, сваленные в угол. Гвен тоже глянула туда, выскользнула из парильни и, завернувшись в простыню, на цыпочках добежала по холодному полу до своего узла, по-прежнему лежавшего на сене. Она развязала его и задумчиво осмотрела свои вещи. Самым лучшим было тоненькое невесомое платье, которое она еще не надевала, – холодное, зато какое красивое! Гвен стянула то, что было на ней, и натянула чудесное платье, а сверху – длинное шерстяное одеяние, к которому была приколота чайка. Потом сосредоточенно начала подсчитывать оставшуюся одежду. Две рубашки, два платья, теплый платок. Ну как же так, это мамина одежда, нельзя ее отдавать! Гвен покосилась в сторону бани, где счастливо гомонили разморенные от тепла и воды девчонки. Ладно, когда мама вернется, мир снова станет волшебным, как был при ней, и уж тогда она создаст кучу новой одежды.
Итак: девчонок – восемь, вещей – пять. Как же их поделить? Гвен тяжело вздохнула и еще раз коснулась чайки. На это наверняка уйдет совсем капелька магии, подумаешь! Восстановит.
В третий раз вытянуть немного сияния из чайки было еще легче. Коснуться вещей и представить то, что хочешь получить, – тоже. Гвен зажмурилась и в точности повторила движение, которое мама показывала ей в детстве, когда сажала рядом с собой, касалась предметов и сообщала им свою волю. Гвен открыла глаза и с улыбкой посмотрела на то, что получилось. Наверное, знание, полученное в детстве, селится в тебе очень глубоко. Его не могут отнять ни Ястребы, ни время.
Перед ней лежали точные копии вещей: еще две рубашки, два платья и платок. На чайку, приколотую за отворотом, Гвен боялась глянуть, – ей было страшно узнать, сколько она потратила на одно крохотное чудо. Она сгребла вещи – теперь их было десять, и копии на ощупь ничем не отличались от оригиналов, – и бросилась обратно в баню.
– Соблюдайте порядок, – велела она, грохнув стопку вещей на скамейку.
Девочки, которые до этого со смехом что-то обсуждали, затихли. На одежду, чистую, новую и дорогую, они уставились так восхищенно, что Гвен почувствовала: это стоило всей потраченной магии.
– Вам четверым – платья, – серьезно сказала она и бросила по платью каждой. – А вам рубашки, они тоже длинные, но не такие теплые. Поэтому тебе и тебе, вы самые хлипкие, даю еще и по шерстяному платку. А вам…
Она посмотрела на двух девочек, которым досталось только по рубашке. Им, кажется, было обидно – ох, ну как же трудно работать волшебником, кто бы знал! Что ни сделай, вечно кто-то останется недоволен.
– Вам дам по капельке анимы, ладно, – уныло сказала Гвен. – Она греет. И веселит.
Девочки просияли, и Гвен, стараясь не думать, что опять теряет, а не зарабатывает, протянула каждой из них по руке и передала немного анимы. Золотое сияние мягко прокатилось по ее ладоням и покинуло их, перейдя к новым владелицам. Те тихо взвизгнули от радости и уставились на свои руки так, будто видели их впервые в жизни.
– Все, одевайтесь и идемте спать, – торопливо сказала Гвен, пока остальные не успели попросить. – Тут уже все остыло.
Она выскочила обратно в хлев и растянулась на сене. Девочки вышли, притихшие и нарядные, румяные от горячей воды. Гвен улыбнулась. Да уж, вот это совсем другое дело.
– Их доить надо, – назидательно сказала одна из девочек, глянув на коров, и Гвен остро, ярко вспомнила: это же старшая дочь молочника.
– Сможешь утром заняться?
– Конечно, – с удовольствием сказала та. – Я ужасно по коровам скучала. Думала, как вернусь, так сразу к ним. А родители на меня посмотрели, как будто я чудище.
– И на меня, – подхватила девочка, которая мечтала когда-то о щенке пастушьей собаки. Дочь пекаря, вспомнила Гвен.
– Я забыла, как вас всех зовут, – честно брякнула Гвен. – Мы еще до Селения все вместе играли, помните? И с мальчишками тоже. Но имена забыла.
– Я Дедослава, – ответила девочка, мечтавшая о сыне рыбака. – Можно просто Слава.
– А я Вячеслава, – смущенно улыбнулась дочь молочника. – Тоже Слава.
– А я Ярослава, – с тихим смешком сказала третья.
Гвен засмеялась. Она вспомнила, как гордилась в детстве тем, что мама назвала ее именно так: полдеревни звали Слава, причем мужчин – тоже: это было самое популярное из всех имен.
Они все перезнакомились по второму разу и улеглись на сено, прижавшись друг к другу, чтобы было теплее. Ульвин тоже скоро вернулся – минут через десять Гвен почувствовала, как он подлез под ее руку, стараясь как можно тише переступать лапами по шуршащей соломе. Гвен прижала его к себе покрепче и стала ждать, пока девочки заснут.
Когда они засопели, Гвен села и тихо выскользнула из хлева, одной рукой сунув за пазуху сонно обвисшего Ульвина. Она, конечно, не для того вернулась в терем, чтобы дать им вымыться, – это было просто приятное дополнение к основному плану. С ребят снаружи взять нечего, значит, осталось только найти таинственного Ларри и надеяться, что он окажется щедрее, чем его друзья.
В тереме было очень тихо и пусто – зачем они вообще создали столько комнат, если не собирались никого там селить? Гвен прокралась по второму этажу. Кладовая на этот раз была заперта, ну, хоть чему-то жизнь Рюрика научила. Большинство комнат были тоже закрыты наглухо, и за ними не видно было ни света, ни звуков. Единственная дверь, за которой хоть что-то происходило, вела в комнату Ивара: он напевал и, судя по топоту, танцевал. Гвен узнала его голос и решила не соваться – еще, чего доброго, шум поднимет.
Ну где