Капитал и идеология - Томас Пикетти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В последнем томе LLL он продвигает этот аргумент еще дальше, предлагая совершенно новую основу для парламентской демократии, которая резко ограничит власть любого будущего политического большинства. Он представляет себе обширную федеративную политику, основанную на строгом соблюдении прав собственности. Конечно, "правительственные собрания" могли бы избираться на местном уровне на основе всеобщего избирательного права, с оговоркой, что государственные служащие, пенсионеры и вообще все, кто получает переводы государственных средств, должны быть лишены права голоса. Важно отметить, что единственным полномочием этих собраний будет управление государственными службами на местном уровне; им не будет позволено каким-либо образом изменять правовую систему, то есть права собственности, гражданское или коммерческое право, или налоговый кодекс. Такие фундаментальные и квазисвященные законы должны решаться, по мнению Хайека, компетентным "законодательным собранием" на федеральном уровне, состав которого должен определяться таким образом, чтобы он не зависел от капризов всеобщего избирательного права. По его мнению, это верховное собрание должно состоять из лиц в возрасте 45 лет и старше, избранных на пятнадцатилетний срок после демонстрации своих способностей и профессиональных успехов. Похоже, он сомневался в целесообразности явного введения имущественного ценза для участия в голосовании, в итоге остановившись на странной формуле, предполагающей избрание профессиональными клубами "типа Ротари-клуба", где мудрые люди смогут регулярно общаться, прежде чем избрать самого мудрого из них старше 45 лет. Верховный суд, состоящий из бывших членов этого собрания, имел бы все полномочия для разрешения конфликтов компетенции между местными правительственными собраниями и для объявления чрезвычайного положения в случае социальных беспорядков. Общая цель была очевидна - свести к минимуму власть всеобщего избирательного права и его капризы и, в частности, обуздать молодежь с ее социалистическими фантазиями, которые Хайек находил особенно тревожными в климате 1970-х годов не только в Чили, но и в Европе и США.
Позиция Хайека интересна как иллюстрация крайней версии неопроприетаризма и его противоречий. По сути, единственным режимом, полностью соответствующим проприетаризму, является цензовый режим (то есть режим, при котором политическая власть явно принадлежит владельцам собственности, которые, как утверждается, являются единственными людьми, обладающими мудростью и способностью видеть будущее и ответственно принимать законы). Хайек демонстрирует определенное воображение, приходя к тому же результату без явной ссылки на имущественный ценз при голосовании, но это то, что он действительно имеет в виду. То, что отделяет Европейский Союз как институциональную и политико-идеологическую конструкцию от заявленного Хайеком неопроприетаризма, также должно быть ясно. Институты ЕС могут и должны быть глубоко преобразованы, в частности, должно быть отменено правило единогласия по фискальным вопросам. Однако для этого мы должны перестать думать о Европе как о целостном и непобедимом ордолиберальном или неопротестантском заговоре и рассматривать ее как нестабильный, шаткий и развивающийся компромисс. Если говорить более конкретно, то Европейский Союз все еще находится в поиске парламентской формы, соответствующей его истории. Правило единогласия по фискальным вопросам является неудовлетворительным. Несмотря на то, что главы государств и министры финансов, заседающие в ключевых европейских советах, в конечном итоге назначаются в результате всеобщего голосования, предоставление каждому из них права вето приводит к вечному блокированию. Однако переход к голосованию квалифицированным большинством и укрепление власти Европейского парламента (традиционное федералистское решение) не решает всех проблем - отнюдь. Я еще вернусь к этому (см., в частности, главу 16).
Изобретение меритократии и неопроприетаризм
Неопроприетаризм, возникший в последние несколько десятилетий, - сложное явление; это не просто возвращение к проприетаризму XIX и начала XX века. В частности, оно связано с крайней формой меритократической идеологии. Меритократический дискурс обычно прославляет победителей в экономической системе, а проигравших клеймит позором за отсутствие у них заслуг, добродетели и трудолюбия. Конечно, меритократия - это старая идеология, на которую элиты во все времена и во всех странах так или иначе опирались для оправдания своего господства. Однако с течением времени все более распространенным становится обвинение бедных в их бедности. Это одна из главных отличительных черт сегодняшнего режима неравенства.
По мнению Джакомо Тодескини, идея "недостойных бедных" восходит к Средневековью и, возможно, в более широком смысле к концу рабства и принудительного труда и к открытому владению бедных классов богатыми классами. Как только бедняк стал субъектом, а не просто объектом, возникла необходимость "владеть" им другими средствами, в частности, в сфере дискурса и заслуг. Это новое видение неравенства, которое стало обычным явлением, возможно, было связано с другой средневековой инновацией, изученной Тодескини: изобретением новых форм собственности и инвестиций и их утверждением христианской доктриной. Другими словами, эти два аспекта "современности" могут быть взаимосвязаны: как только правила экономики и собственности становятся подчинены принципам справедливости, бедные становятся ответственными за свою судьбу, и им необходимо дать это понять.
Тем не менее, пока собственнический порядок строился сначала на трифункциональном, а затем на цензовом режиме, меритократический дискурс играл ограниченную роль. С наступлением индустриальной эпохи и новыми угрозами для элиты со стороны классовой борьбы и всеобщего избирательного права необходимость обоснования социальных различий на основе индивидуальных способностей стала более насущной. Например, в 1845 году Шарль Дюнуайе, либеральный экономист и префект Июльской монархии, написал книгу "О свободе труда", в которой он решительно выступил против любого обязательного социального законодательства: "Эффект промышленного режима заключается в уничтожении искусственного неравенства, но только для того, чтобы подчеркнуть естественное неравенство". Для Дюнуайе эти естественные неравенства включали в себя различия физических, интеллектуальных и моральных способностей; они лежали в основе новой инновационной экономики, которую он видел повсюду, куда бы ни посмотрел, и оправдывали его отказ от государственного вмешательства: "Превосходство - источник всего великого и полезного. Сведите все к равенству, и вы сведете все к бездействию"
Но именно с началом эпохи высшего образования меритократическая идеология приобрела свои полные масштабы. В 1872 году Эмиль Бутми основал Высшую школу политических наук, которой он приписал четкую миссию: "Обязанные подчиняться закону большинства, классы, называющие себя высшими, могут сохранить свою политическую гегемонию, только ссылаясь на закон наиболее способных. Поскольку стены их прерогатив и традиций рушатся, демократический прилив должен быть сдержан вторым валом, состоящим из блестящих и полезных заслуг, из превосходства, престиж которого требует повиновения, из способностей, которых общество было бы глупо лишать себя". Это невероятное заявление заслуживает серьезного отношения: оно означает, что именно инстинкт выживания высших классов заставил их отказаться от безделья и изобрести меритократию, без которой они рисковали лишиться своего имущества в результате всеобщего избирательного права. Несомненно, сыграл свою роль и климат
