Крушение России. 1917 - Никонов Вячеслав

В 22.25 Алексеев направил телеграмму генералу Данилову — начштаба Северного фронта, войска которого были наиболее близко от столицы: «Государь Император повелел ген. — ад. Иванова назначить главнокомандующим Петроградским военным округом. Посылаются от войск Северного фронта в Петроград: два кавалерийских полка по возможности из резерва 15-й кав. дивизии (Переяславский, Украинский, Татарский, Уланский и 3-й Уральский казачий полки), два пулеметных полка из самых прочных, надежных, одна пулеметная команда Кольта для Георгиевского батальона (отряд ген. Иванова), который вдет из Ставки. Прочных генералов, смелых помощников… Минута грозная, и нужно сделать все для ускорения прибытия прочных войск. В этом заключается вопрос нашего дальнейшего будущего»[1973]. Такой же силы отряд Алексеев требовал от Западного фронта. Вслед за этим начальник штаба направил телеграмму военному министру Беляеву, извещая его о назначении Иванова командующим округа «с чрезвычайными полномочиями». Алексеев просил срочно сформировать для Иванова штаб из чинов управления Генерального штаба, Главного штаба и штаба округа[1974].

Весьма примечательно, что в то время, как Алексеев давал эти указания, на имя Николая II поступила телеграмма от командующего Северным фронтом генерала Рузского, который указывал на необходимость принятия «срочных мер» для успокоения населения и предупреждал, что «ныне армия заключает в своих рядах представителей всех классов, профессий и убеждений, почему она не может не отразить в себе настроений страны… Позволяю себе думать, что при существующих условиях меры репрессий могут скорее обострить положение, чем дать необходимое длительное умиротворение»[1975]. Ожидать от Рузского точного выполнения приказа было сложно.

Но, напомню, в 22.30 в переписку с Алексеевым из дома военного министра вступил великий князь Михаил Александрович, умолявший о новом правительстве во главе с князем Львовым и предостерегавший против поездки в Царское Село. А в 22.45 отчаянная телеграмма от премьера Голицына, умолявшего об отставке всего кабинета. С полученными телеграммами Алексеев пошел к царю. Даже если предположить, что начальник штаба проигнорировал просьбы Лукомского и Воейкова обсудить опасность отъезда в Царское, Алексеев не мог этого избежать, докладывая телеграммы от Михаила. Как не мог избежать и обсуждения — в очередной раз — темы передачи власти новому правительству.

По возвращении от царя Алексеев телеграфировал великому князю: «Государь Император повелел мне от его имени благодарить Ваше Императорское Высочество и доложить Вам следующее. Первое. Ввиду чрезвычайных обстоятельств Государь Император не считает возможным отложить свой отъезд и выезжает завтра в два с половиной часа дня. Второе, все мероприятия, касающиеся перемен в личном составе, Его Императорское Величество отлагает до времени своего приезда в Царское Село. Третье. Завтра отправляется в Петроград генерал-адъютант Иванов в качестве главнокомандующего Петроградского округа, имея с собой надежный батальон. Четвертое. С завтрашнего числа с Северного и Западного фронтов начнут отправляться в Петроград, из наиболее надежных частей, четыре пехотных и четыре кавалерийских полка». Закончив излагать ответ императора, Алексеев не удержался от примечательной личной приписки: «Позвольте закончить личной просьбою о том, чтобы высказанные Вашим Императорским Высочеством мысли в предшествовавшем сообщении Вы изволили настойчиво поддержать при личных докладах Его Императорскому Величеству — как относительно замены современных деятелей Совета министров, так и относительно способа выбора нового Совета, и да поможет Вашему Императорскому Высочеству Господь Бог в этом важном деле».

Михаил ответил, что из-за возвращения в Царское Село может быть потеряно драгоценное время, и закончил словами: «Благодарю Вас, Михаил Васильевич, за принятый на себя труд. Желаю Вам полного успеха». Алексеев отозвался: «Завтра при утреннем докладе еще раз доложу Его Императорскому Величеству желательность принять теперь же некоторые меры»[1976]. Итак, Алексеев полностью стоял на поддержке позиции Временного комитета, которую транслировал ему брат императора. А может быть, и регент…

В поведении генерала Алексеева в эти часы видна сильная двойственность: он еще не осмеливается прямо ослушаться императора, но мыслями и душой — с возглавившим революционный процесс ВКГД. Эта двойственность исчезнет после отъезда императора из Ставки. Алексеев твердо займет одну из сторон. И именно это решит исход переворота.

«Увы, после этой неудачной попытки помочь делу я собирался уехать обратно в Гатчину, но выехать нельзя было, шла сильная стрельба, пулеметная, также и ручные гранаты взрывались»[1977], — запишет в дневник Михаил Александрович. Еще на несколько часов он застрянет у Беляева. А Алексеев приготовился к отходу ко сну, с которым, однако, пришлось подождать.

Император отдал приказ немедленно готовить поезда к отъезду.

Множество современников и историков полагали, что тем самым Николай II допустил самую фатальную ошибку в своей жизни. В критический момент жизни государства чувства любящего отца и мужа взяли в нем верх над чувством монаршего долга, которое требовало от него оставаться в Ставке верховного главнокомандования, чтобы лично руководить подавлением бунта в Петрограде. Вместо этого он отрывался от верных частей и с горсткой генералов свиты оказывался в поезде на пути в неизвестность. Последующие события только доказали, насколько самоубийственным было решение ехать в Царское.

Николая пытались отговорить от отъезда. Об этом свидетельствуют многие генералы Ставки, прежде всего Лукомский. «Дворцовый комендант сказал мне, что Государь приказал немедленно подать литерные поезда и доложить, когда они будут готовы… Я ответил, что подать поезда к 11 вечера можно, но отправить их раньше 6 утра невозможно по техническим условиям: надо приготовить свободный пропуск по всему пути и всюду разослать телеграммы. Затем я сказал генералу Воейкову, что решение Государя ехать в Царское Село может привести к катастрофическим последствиям… что связь между Штабом и Государем будет потеряна, если произойдет задержка в пути, что мы ничего определенного не знаем, что делается в Петрограде и в Царском Селе. Генерал Воейков мне ответил, что принятого решения Государь не отменит, и просил срочно отдать необходимые распоряжения. Я дал по телефону необходимые указания начальнику военных сообщений и пошел к генералу Алексееву, который собирался лечь.

Я опять стал настаивать, чтобы он немедленно пошел к Государю и отговорил его от поездки в Царское Село… Если Государь не желает идти ни на какие уступки, то я понял бы, если бы он решил немедленно ехать в Особую армию (в нее входили все гвардейские части), на которую можно вполне положиться… Генерал Алексеев пошел к Государю. Пробыв у Государя довольно долго, вернувшись, сказал, что Его Величество страшно беспокоится за Императрицу и за детей и решил ехать в Царское Село»[1978].

Об активных попытках Алексеева задержать императора в Ставке рассказывал и находившийся там полковник Пронин: «В течение второй половины дня ген. Алексеев, несмотря на повышенную температуру и озноб[1979], несколько раз был с докладом у Государя и упрашивал его, во имя блага Родины и скорейшего успокоения народных волнений, последовать советам кн. Голицына и Родзянко и дать ответственное министерство. Он также убеждал Государя не покидать Ставки, указывая Его Величеству на всю опасность такого шага в настоящее тревожное время… Вечером ген. Алексеев вновь был у Государя и просил Его даровать стране ответственное министерство. «На коленях умолял Его Величество, — сказал он, грустно качая головой, возвратившись из дворца, — не согласен»[1980].