Нож сновидений - Роберт Джордан

Сегодня Лиане стерегли три Белых сестры, которых Эгвейн запомнила по встречам в коридорах. Худая Нагора всегда скалывала свои светлые волосы на затылке. Чтобы восполнить недостаток в стати, она всегда сидела очень прямо. Норайн была очень миловидна, ее отличали поразительные огромные влажные глаза, однако, несмотря на свою принадлежность к Белой Айя, она зачастую оказывалась несколько рассеянной, словно Коричневая. А Мийаси – строгая высокая и немного полноватая сестра с седыми волосами стального оттенка – терпеть не могла глупости и видела их на каждом шагу. Нагора, окруженная сиянием саидар, удерживала щит вокруг Лиане и спорила с остальными о какой-то логической проблеме, суть которой Эгвейн никак не могла вычленить. Она даже не могла понять, было ли у сестер две точки зрения на этот счет, или же три. Никто не повышал голоса, не потрясал кулаками. Лица спорщиц являли собой маски Айз Седай, однако некоторая холодность в интонациях свидетельствовала о том, что не будь они Айз Седай, собеседницы уже давно орали бы друг на друга, и возможно даже вцепились бы друг в друга. Они не обратили никакого внимания на вошедшую, будто бы ее не существовало вовсе.

Временами поглядывая в их сторону, Эгвейн подошла вплотную к решетке и ухватилась руками за прутья, чтобы не упасть. Свет, как она устала!

– Сегодня я видела Беонин, – тихо сообщила она. – Она здесь, в Башне. Она заявила, что свободна от клятвы, потому как я больше не Престол Амерлин.

Лиане ахнула и приникла к разделяющей их железной преграде:

– Она предала нас?

– Присущая скрытым структурам невозможность – это данность, – отрезала Нагора. Ее голос прозвучал, словно удар ледяного молота. – Данность.

– Она утверждает, что нет, и я ей верю, – прошептала Эгвейн. – Но она призналась, что выдала наших хорьков. Элайда приказала только лишь наблюдать за ними. Я поручила Беонин предупредить их, что она обещала сделать. Она сказала, что уже предупредила Мейдани и Дженнет, но зачем она сначала предает их, а потом говорит им об этом? И еще она бросила фразу, что хочет видеть низложение Элайды. Почему она сбежала к Элайде, если так хочет свергнуть ее? Она почти признала, что больше никто не оставил наш лагерь. Я определенно что-то упускаю, но я так устала, что никак не могу понять, что же именно. – Она зевнула и прикрыла рот вялой рукой.

– Скрытые структуры описываются четырьмя из пяти аксиом рациональности шестого порядка, – не менее твердо ответила Мийаси. – Строго описываются.

– Так называемая рациональность шестого порядка была отметена всеми здравомыслящими как заблуждение, – веско заметила Норайн. – Но скрытые структуры – основа для понимания того, что происходит сейчас в Башне. Реальность смещается, меняется день ото дня.

Лиане взглянула на Белых:

– Некоторые всегда предполагали, что среди нас есть шпионы Элайды. Если Беонин была шпионкой, то клятва держала ее, пока у нее не появилась возможность убедить себя, что ты больше не Престол Амерлин. Но если ее приняли тут не так, как она рассчитывала, то, возможно, ее предпочтения несколько сместились. Беонин всегда была честолюбива. Если она не получила то, что считала причитающимся ей по праву, – она развела руками. – Беонин всегда хочет получать то, что ей причитается, и еще немного сверху.

– К реальности всегда можно применить логику, – безапелляционно ответила Мийаси. – Но только послушница может решить, что реальность можно применить к логике. Рассматриваются только идеальные условия. А не обычный мир.

Нагора закрыла рот и мрачно взглянула на говорившую, словно та стащила эти слова прямо у нее с языка.

Слегка покраснев, Норайн встала со скамейки и направилась к Эгвейн. Две другие сестры пристально смотрели ей в след, и Норайн, судя по тому, как она нервно поправляла шаль, чувствовала на себе их взгляды.

– Дитя, ты выглядишь изможденной. Отправляйся в кровать.

Эгвейн только этого и хотела, но у нее еще остался вопрос, на который она желала получить ответ. Только задавать его нужно крайне осторожно. Теперь внимание всех трех Белых сестер было сосредоточено на ней.

– Лиане, те сестры, что навещают тебя, продолжают задавать все те же вопросы?

– Я же сказала тебе отправляться в кровать, – строго заметила Норайн. Она хлопнула в ладоши, будто бы это заставит Эгвейн подчиниться.

– Да, – ответила Лиане. – Понимаю, что ты имеешь в виду. Быть может, в некоторой степени доверие все-таки возможно.

– В очень малой степени, – согласилась Эгвейн.

Норайн уперла руки в бедра. От ее голоса повеяло прохладой, от обычной рассеянности не осталось и следа:

– Раз ты отказываешься отправляться в постель, то вместо этого можешь сходить к Наставнице Послушниц и передать ей, что ты отказалась повиноваться сестре.

– Конечно, – быстро ответила Эгвейн и повернулась к выходу. Она получила ответ на свой вопрос: Беонин не выдала плетение Перемещения, и значит, вряд ли выдала еще ряд открытий. К тому же, на Эгвейн теперь надвигались еще и Нагора с Мийаси. Ей вовсе не хотелось, чтобы ее волоком оттащили в кабинет к Сильвиане, на что вполне способна хотя бы Мийаси. Рука у нее потяжелее, чем у Феране.

Утром девятого дня пребывания Эгвейн в Башне, еще до рассвета, в ее маленькую комнатку явилась, чтобы провести Исцеление, сама Дозин. За окнами уныло шел дождь. Двое Красных, стороживших ее во время сна, хмуро покосились на Дозин, влили в Эгвейн уже привычный отвар корня вилочника и поспешили удалиться. Желтая сестра презрительно фыркнула, когда за ними закрылась дверь. Она использовала старый способ Исцеления, – у Эгвейн перехватило дыхание, словно ее окунули в ледяной пруд, – после которого проснулся жуткий аппетит, но зато пропала боль пониже спины. Забавное ощущение. Ко всему можно привыкнуть, и даже болезненные синяки на ягодицах начинают казаться обычным делом. Однако то, что все, кто Исцелял Эгвейн за все то время, что она провела в Башне, использовали старый способ, что в очередной раз подтверждало, что кое-какие тайны Беонин все же сохранила в секрете. Хотя, как ей это удалось, оставалось загадкой. Сама Беонин говорила, что многие сестры считают рассказы о новых плетениях небылицами.

– Проклятие, ты ведь не собираешься сдаваться верно, дитя? – осведомилась Дозин, пока Эгвейн натягивала платье через голову. Язык, которым изъяснялась эта женщина, никак не вязался с ее элегантным внешним видом, – на ней было синее платье, шитое золотом, в ушах и волосах поблескивали сапфиры.

– А разве должна сдаваться Престол Амерлин? – вопросом на вопрос ответила Эгвейн, как только ее голова вынырнула из ворота. Она завела руки за спину, чтобы застегнуть белые костяные пуговицы.