Нож сновидений - Роберт Джордан

Эгвейн как раз сидела на корточках возле одного из прудов и смывала грязь с рук после похорон бедной птички, когда появилась Алвиарин, кутавшаяся в шаль с белой бахромой, словно бы утро было ветреным, а не солнечным и теплым. Уже третий раз Эгвейн видит Алвиарин, и каждый раз она почему-то одна, а не в обществе других Белых. Хотя в коридоре ей часто попадались группки Белых сестер. Может, это ключ? Если это так, то непонятно к чему этот ключ, если только Алвиарин по какой-то причине не избегает Сестер собственной Айя. Нет, гниль не могла проникнуть так глубоко.

Поглядывая на Красных, Алвиарин прошла по гравийной дорожке, вьющейся между водоемов, и приблизилась к Эгвейн.

– А ты низко пала, – проговорила она, оказавшись совсем рядом. – Это, должно быть, болезненно.

Эгвейн выпрямилась, вытерла руки о юбку, и снова взялась за грабли:

– Я не одна такая. – Утром после очередного свидания с Сильвианой Эгвейн выходила из кабинета и в который раз столкнулась с Алвиарин. Для Белой это был ежедневный ритуал, о котором шушукались послушницы, недоумевая, в чем же причина такого наказания. – Моя мать всегда говорила: «Не плачь над тем, что уже не починить». Мне кажется, это хороший совет, особенно в данных обстоятельствах.

Щеки Алвиарин едва заметно покраснели:

– Но ты, вроде бы, плачешь. И по слухам постоянно. И ты могла бы этого избежать, если бы захотела.

Эгвейн подцепила веником дубовый лист и стряхнула его в ведро с влажными листьями, стоявшее у ее ног.

– Ваша верность Элайде не особенно крепка, верно?

– Почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась Алвиарин с подозрением. Взглянув на Красных, чье внимание теперь полностью занимали рыбки, а не Эгвейн, она подошла еще ближе, давая понять, что отвечать следует шепотом.

Эгвейн выловила длинный пучок водорослей, который, видимо, штормовой ветер принес с равнин за рекой. Стоит ли упомянуть о письме, которое эта женщина написала Ранду с обещанием буквально бросить Башню к его ногам? Нет, эти сведения весьма ценны, однако ими можно воспользоваться лишь единожды.

– Она лишила вас палантина Хранительницы Летописей и подвергла наказанию. Вряд ли подобное укрепляет привязанность.

Лицо Алвиарин оставалось невозмутимым, но она явно расслабила плечи. Айз Седай редко показывали столько эмоций. Она, наверняка, находится в постоянном напряжении, раз позволила себе такую вольность. Белая снова покосилась на Красных:

– Подумай о своем положении, – произнесла она почти шепотом. – Если хочешь найти какой-нибудь выход, что ж, это может оказаться вполне возможным.

– Меня полностью устраивает мое положение, – просто ответила Эгвейн.

Алвиарин недоуменно выгнула брови, но, бросив взгляд на Красных, – теперь одна из Сестер потеряла интерес к рыбкам и в упор смотрела на них – поспешила прочь. Причем едва ли не бегом.

С этого момента Алвиарин появлялась каждые два-три дня, когда Эгвейн выполняла какую-нибудь работу, и хоть открыто не предлагала план бегства, все равно постоянно упоминала это слово. Она даже немного злилась всякий раз, когда Эгвейн отказывалась клевать на ее наживку. А в том, что это наживка, Эгвейн ни капли не сомневалась. Она не доверяла Алвиарин. Быть может, как раз из-за того письма, которое было написано для того, чтобы заманить Ранда в Башню, прямо в лапы Элайды. А возможно, таким образом Белая пыталась заставить Эгвейн сделать первый шаг, заставить просить о спасении. И тогда Алвиарин наверняка станет диктовать условия. Как бы то ни было, у Эгвейн не было ни малейшего желания бежать, – она оставляла эту возможность на тот случай, если не будет иного выхода, – и ее ответ всегда был один и тот же.

– Меня полностью устраивает мое положение.

Слыша этот ответ в очередной раз, Алвиарин начала отчетливо скрежетать зубами.

На четвертый день своего пребывания в Башне Эгвейн, стоя на четвереньках, скребла бело-голубые плитки пола, когдаувидела сапоги троих мужчин и шелковый подол серого платья, расшитого замысловатым красным узором. Сапоги замерли в нескольких шагах от нее.

– Должно быть это она, – раздался мужской голос с иллианским акцентом. – Да, мне указывали именно на нее. Думаю, я хочу поговорить с ней.

– Это же обычная послушница, Маттин Стефанеос, – ответила сестра. – Вы так хотели прогуляться по саду.

Эгвейн макнула щетку в ведро с мыльной водой и приступила к следующей плитке.

– Пусть Судьба разорвет меня на кусочки, Кариандре! Может я и в Белой Башне, но я остаюсь законным королем Иллиана, и если я желаю поговорить с ней, значит, я поговорю с ней. А вы можете присматривать за нами, как настоящая дуэнья, чтобы все было прилично. Насколько мне известно, она выросла в одной деревне с ал’Тором.

Одна пара начищенных до блеска сапог приблизилась к Эгвейн.

Только тогда Эгвейн соизволила подняться, зажав в руке щетку, с которой капало. Тыльной стороной ладони она отбросила с лица прядь волос. Она не стала массировать костяшками пальцев поясницу, хотя очень хотелось.

Маттин Стефанеос оказался коренастым и почти совсем лысым мужчиной с аккуратной бородкой, выстриженной на иллианский манер, и чрезвычайно морщинистым лицом. Его взгляд был пронзительным и сердитым. Доспехи смотрелись бы на нем куда более уместно, чем этот зеленый шелковый камзол, на рукавах и лацканах которого красовались золотые пчелы.

– Обычная послушница, говорите? – пробормотал он. – Думаю, тут вы ошиблись, Кариандре.

Полноватая Красная поджала губы, оставила двух стражников с Белым Пламенем Тар Валона на груди и последовала за Стефанеосом. Прежде чем снова обратиться к нему, она бросила неодобрительный взгляд на Эгвейн:

– Это послушница, которая несет очень суровое наказание, и ей предстоит перемыть множество полов. Пойдемте. Сегодня утром в саду должно быть особенно славно.

– Славно было бы побеседовать с кем-то, – отозвался он, – помимо Айз Седай. А то я только и делаю, что разговариваю с сестрами из Красной Айя, ведь вы трепетно ограждаете меня от общения с остальными. Слуги, которых вы ко мне приставили, судя по всему, немые, и Гвардейцам Башни наверняка тоже приказали держать со мной язык за зубами.

Он замолчал, – к ним подошли еще две Красные сестры. Пухленькая голубоглазая Несита, скользкая, словно змея, кивнула Кариандре, а Барасин вручила Эгвейн знакомую оловянную кружку. Красная Айя, похоже, взялась опекать ее, потому как ее надсмотрщиками и телохранителями всегда оказывались Красные, и в назначенный час всегда появлялся кто-то, кто приносил уже привычный отвар корня вилочника. Девушка выпила отвар и вернула кружку. Несита, казалось, немного расстроилась, что она не стала отказываться, но в этом просто не было смысла. Однажды она попробовала возразить, и Несита влила эту мерзость прямо ей в глотку, воспользовавшись воронкой, которая так кстати обнаружилась в поясном кошеле. Вряд ли это выглядело бы достойно в глазах Маттина Стефанеоса.