Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

назначил). Ни в записях, ни в писцах он не нуждался, полагаясь на свою память. Он обнаружил, что способен удерживать в голове огромное количество самых разных сведений и по необходимости складывать из них разные комбинации. Его усилиями обустраивались монгольские земли, хотя он и привлек цзиньских ученых на должности чиновников. Так, медленно, но верно, монгольский двор становился все более цивилизованным. Чингисхан наверняка отнесся бы к этому отрицательно, но он, если на то пошло, не потерпел бы и мысли о строительстве Каракорума. Когда вопросов больше не осталось, а чиновники засеменили выполнять поручения, Яо Шу улыбнулся. Чингисхан завоевывал земли, сидя в седле, а вот хану управлять, сидя в седле, нельзя. Похоже, Угэдэй, в отличие от своего отца, понимал это.

Во дворец Яо Шу вошел один, направляясь к своему кабинету. Здесь его ждали более серьезные вопросы. Из казенных средств три армии снабжались оружием, доспехами, продовольствием и одеждой. С такими тратами даже завоеванных Чингисханом несметных богатств хватит не на века, а еще на год-два, после чего запас серебра и золота истощится. Поэтому надо увеличить подати, да так, чтобы в казну они текли не хилыми ручейками, а полноводной рекой.

В сопровождении двух служанок появилась Сорхатани, и Яо Шу успел окинуть ее взглядом до того, как она его заметила. У нее была величественная походка, выступала она словно царица. От этого Сорхатани казалась выше ростом, чем была на самом деле. Родила четверых сыновей, а двигается все так же легко, умащенная маслами кожа лучится здоровьем. О чем-то беседовавшие на ходу женщины рассмеялись, и их звонкие голоса переливчато поплыли под сенью прохладных сводов. Муж и старший сын Сорхатани сейчас в походе с ханом, в тысячах миль к востоку. По поступающим сведениям, дела у них идут исправно. Яо Шу подумалось о сообщении, которое он прочел нынче утром, – с похвальбой о том, что груды вражьих тел навалены, как гнилые бревна. Эта мысль заставила его вздохнуть. Монголы в донесениях не были склонны преуменьшать свои заслуги.

Сорхатани увидела Яо Шу, и он низко поклонился, а затем стерпел, когда она взяла его ладони в свои, что всякий раз настойчиво делала при встрече. Жар в сломанном пальце Сорхатани не заметила.

– Ну как, – обратилась она, – радуют ли тебя прилежанием мои мальчики?

Женщина отпустила его руки, а Яо Шу сдержанно улыбнулся. Он был еще не настолько стар, чтобы не чувствовать силу ее красоты, и старался совладать с собой.

– Мальчики ведут себя исправно, моя госпожа, – вежливо ответил он. – Сегодня мы занимались с ними в саду. А ты, я так понимаю, собираешься покинуть город?

– Я должна объехать владения моего мужа. У меня остались о них лишь детские воспоминания. – Она рассеянно улыбнулась, погрузившись в свои мысли. – Хотелось бы посмотреть места, где Чингисхан и его братья бегали мальчишками.

– Места там красивые, – произнес Яо Шу, – хотя и суровые. Ты, наверное, уже забыла тамошние зимы.

Сорхатани зябко повела плечами:

– Да как сказать… Именно холод я и помню. Помолись о теплой погоде, советник. Как там мой муж, мой сын? Есть от них известия?

На невинно звучащий вопрос Яо Шу ответил с осторожностью:

– Никаких неприятных известий, моя госпожа, до меня не доходило. Тумены хана заняли обширные территории на юге, почти до границ царства Сун. Думаю, через год или два войско возвратится.

– Отрадно слышать, Яо Шу. Я молюсь о благополучии хана.

– Его благополучие, моя госпожа, не зависит от наших молитв. Уверен, тебе это известно, – ответил Яо Шу, зная, что ее забавляют их религиозные диспуты.

– Вот как? – воскликнула та в шутливом изумлении. – Значит, ты не молишься?

Яо Шу вздохнул. Когда Сорхатани бывала в таком настроении, он отчего-то чувствовал себя старым.

– Я ничего не прошу, госпожа, разве что вразумления. Во время медитаций я лишь слушаю.

– И что же говорит тебе бог?

– У Будды сказано: «Охваченные страхом люди идут в священные горы и священные рощи, к священным деревьям и усыпальницам». Смерти, моя госпожа, я не боюсь. Мне не нужен бог, чтобы рассеивать мои страхи.

– Тогда, советник, молиться за тебя буду я, чтобы ты обрел мир.

Яо Шу поднял взгляд, но снова поклонился, краем глаза подмечая, что за их разговором со смешливым интересом следят служанки.

– Ты очень добра, – промолвил он.

В глазах Сорхатани сверкали пленительные искорки.

День Яо Шу был наполнен тысячами дел, больших и малых. Надо снабжать армию хана в цзиньских землях, а с ней еще и армию Чагатая в Хорезме, а также третью, что под началом Субудая готовилась выступить в поход к далеким северным и западным землям, до которых империя монголов прежде не дотягивалась. И все же он знал, что бо́льшую часть дня будет раздумывать над десятками вещей, которые хотел бы сказать Сорхатани. И это приводило его в ярость.

Брать Сучжоу Угэдэй не стал. Этот город находился уже в пределах царства Сун, на берегу реки Янцзы. К тому же это место было так необычайно красиво, что у хана не поднималась рука его разрушить. Поэтому Угэдэй, оставив под стенами города два тумена, взял с собой лишь джагун из сотни воинов.

Прогуливаясь в сопровождении двух стражников среди прудов и деревьев, он ощутил умиротворение. Сравнятся ли когда-нибудь сады Каракорума с прелестью этого искусно