Римская история в лицах - Лев Остерман

Есть такие места, где приятны касания женам;

720 Ты, ощутив их, ласкай: стыд — не помеха в любви.

Сам поглядишь, как глаза осветятся трепетным блеском,

Словно в прозрачной воде зыблется солнечный свет.

Нежный послышится стон, сладострастный послышится ропот,

Милые жалобы жен, лепет любезных забав!

725 Но не спеши распускать паруса, чтоб отстала подруга,

И не отстань от нее сам, поспешая за ней:

Вместе коснитесь черты! Нет выше того наслажденья,

Что простирает без сил двух на едином одре!

Вот тебе путь, по которому плыть, если час безопасен,

730 Если тревожащий страх не побуждает: «Кончай!»

А пред угрозой такой — наляг, чтобы выгнулись весла,

И, отпустив удила, шпорой коня торопи.

Из книги 3-й (для женщин)

«Божий дар — красота; и если прикинуть без лести,

То ведь придется признать: дар этот есть не у всех.

105 Нужен уход красоте, без него красота погибает,

Даже если лицом схожа с Венерой самой.

Если красавицы давних времен за собой не следили,

Были причиной тому грубые вкусы мужей.

Ежели толстый хитон случалось надеть Андромахе,

110 Что из того? У нее муж был суровый боец.

Разве могла бы жена, разубравшись, предстать пред Аяксом,

Перед Аяксом, чей щит семь покрывали быков?

Век простоты миновал. В золотом обитаем мы Риме,

Сжавшем в мощной руке все изобилье земли.

115 На Капитолий взгляни; подумай чем был он, чем стал он:

Право, как будто над ним новый Юпитер царит!

Курия стала впервые достойной такого сената, —

А когда Татий царил, хижиной утлой была.

Фебу и нашим вождям засверкали дворцы Палатина

120 Там, где прежде поля пахотных ждали волов,

Пусть другие поют старину, я счастлив родиться

Ныне, и мне по душе время, в котором живу!

Не потому, что земля щедрей на ленивое злато,

Не потому, что моря пурпуром пышным дарят,

125 Не потому, что мраморы гор поддаются железу,

Не потому, что из волн крепкий возвысился мол, —

А потому, что народ обходительным стал и негрубым.

И потому, что ему ведом уход за собой.

Так не вдевайте же в уши себе драгоценные камни,

130 Те, что в зеленой воде черный находит индус;

Не расшивайте одежд золотыми тяжелыми швами —

Роскошь такая мужчин не привлечет, а спугнет.

Нет, в красоте милей простота. Следи за прической —

Здесь ведь решает одно прикосновенье руки!

135 И не забудь, что не все и не всех одинаково красит:

Выбери то, что к лицу, в зеркало глядя, проверь».

И далее еще почти на семьсот стихов практических советов, к которым я отсылаю заинтересованных читательниц, а сам ограничусь лишь четырьмя заключительными строчками, которые завершают и всю трилогию:

«Кончено время забав — пора сойти с колесницы,

810 На лебединых крылах долгий проделавшей путь.

Пусть же юноши вслед напишут и нежные жены

На приношеньях любви: «Был наставник Назон!»

На беду это «наставление» увидело свет в крайне неудачный момент. В том же 2-м году от Р.Х. император Август, желая продемонстрировать свою верность им же самим продиктованному закону о прелюбодеяниях, отправил в ссылку собственную дочь, Юлию старшую. Овидий оказался в затруднительном положении. Во все времена диктаторы требовали от подданных выражения лояльности и раскаяния в тех случаях, когда их поступки или высказывания противоречили высшей воле. Каяться поэт не стал, но чтобы как-то поправить дело, написал еще один поэтический трактат, названный «Лекарство от любви». В его начале Овидий объявляет:

«Слушайте, люди, меня, укротите опасные страсти,

И по прямому пути вашу пущу я ладью.

70 Был вашей книгой Назон, когда вы любить обучались, —

Ныне опять и опять будь вашей книгой Назон.

Я прихожу возвестить угнетенному сердцу свободу —

Вольноотпущенник, встань, волю приветствуй свою».

Далее следуют советы. Сначала общего характера: забыть празднолюбивую лень, которая есть «почва и корм для вожделенного зла», заняться делами и прочее. Затем на пятьсот строк идет целый набор жестоких рекомендаций мужчине, каким образом обратить свое увлечение и желание в отвращение к женщине, которая была их причиной. Некоторые из этих советов настолько натуралистичны, что я не рискую их здесь повторить (нуждающиеся да обратятся к первоисточнику!) Но кое-что более скромное покажу (в переводе М. Гаспарова):

Например:

«Очень бывает полезно застичь владычицу сердца

В ранний утренний час, до наведенья красы.

Что нас пленяет? Убор и наряд, позолота, каменья;

Женщина в зрелище их — самая малая часть.

345 Впору бывает спросить, а что ты, собственно, любишь?

Так нам отводит глаза видом богатства Амур.

Вот и приди, не сказавшись: застанешь ее безоружной,

Все некрасивое в ней разом всплывет напоказ.

Впрочем, этот совет надлежит применять с осмотреньем:

350 Часто краса без прикрас даже бывает милей.

Не пропусти и часов, когда она вся в притираньях:

Смело пред ней появись, стыд и стесненье забыв.

Сколько кувшинчиков тут, и горшочков, и пестрых вещичек,

Сколько тут жира с лица каплет на теплую грудь!

355 Запахом это добро подобно Финеевой[9] снеди:

Мне от такого подчас трудно сдержать тошноту.

Дальше я должен сказать, как в лучшую пору Венеры

Может быть обращен в бегство опасный Амур.

Многое стыд не велит говорить; но ты, мой читатель,

Тонким уловишь умом больше, чем скажут слова.

360...

Стыдно сказать, но скажу: выбирай такие объятья,

Чтобы сильнее всего женский коверкали вид.

Это нетрудная вещь — редко женщины истину видят,

А в самомненьи своем думают: все им к лицу.

410 Далее ставни раскрой навстречу свободному свету,

Ибо срамное в телах вдвое срамней на свету.

А уж потом, когда за чертой сладострастных исканий

В изнеможении тел, в пресыщении душ,

415 Кажется, будто вовек уж не сможешь ты женщины тронуть

И что к тебе самому не прикоснется никто. —

Зоркий взгляд обрати на все, что претит в ее теле,

И заприметив, уже не выпускай из ума».

(Всего — на восемьсот с лишним строк).

После такого вынужденного отступления Овидий вовсе оставляет любовную тему. Он обращается к преданьям римской старины и к связанной с ними религиозной традиции, которая была чрезвычайно богата праздниками. В году их насчитывалось не менее пятидесяти четырех. Они были посвящены не только богам, но и выдающимся событиям прошлого, и освящению особо почитаемых храмов, и началу определенных сельскохозяйственных работ, и многому другому. Овидий задумал написать в стихотворной форме «Фасты» — календарь всех римских праздников, где каждому была бы посвящена отдельная элегия. Фасты должны были состоять из двенадцати книг — по числу месяцев в году. Успел он написать только шесть. Вот, для примера, из 2-й книги (в переводе Ф. Петровского) элегия, посвященная Квириналиям — дню (17 февраля) смерти и чудесного вознесения Ромула на небо, где он стал новым богом под именем Квирин (отсюда римляне — квириты). Поэт, будто очевидец, дает живое, яркое описание легендарного события. (Точность пересказа легенды можно сопоставить с ее изложением по Титу Ливию в 1 главе 1-го тома):

«Место есть, что в старину называлось Козье Болото.

Как-то случилось, что там, Ромул, судил ты народ.

Спряталось солнце, и все облаками закрылося небо,

И полился проливной ливень тяжелый из туч.

495 Гром гремит, все бегут, небо, треснув, сверкает огнями;

И на отцовских конях взносится царь в небеса.

Скорбь наступила, отцов обвиняют облыжно в убийстве;

Так и решили бы все, кабы не случай один.

Прокул Юлий однажды из города шел Альбы Лонги.

500 Ярко светила луна, факел тут был ни к чему.

Вдруг неожиданно вся задрожала слева ограда;

Он отшатнулся и встал, волосы дыбом взвились.

Чудный, превыше людей, облаченный царской трабеей,

Ромул явился ему, став посредине пути,

505 И произнес: «Запрети предаваться скорби квиритам,

Да не сквернят моего плачем они божества.

Пусть благовонья несут, чтя нового бога Квирина,

Помня всегда о своем деле — веденьи войны».