Инстинкт Убийцы. Книга 2 - Элеонора Бостан

света мир казался ему темным. Ее манера держаться, говорить, ее голос, ее улыбка, ее стройная фигура, он помнил все, и все это было прекрасным, для него она стала совершенством. И хотя он не знал ее имени, настоящего, потому что она была Дианой настолько же, насколько он был Яном – он даже помнил, как представился ей, хотя обычно все эти бесконечные имена выветривались, едва заканчивался день – и не сомневался, что те светлые волосы такие же фальшивые, как имя, но чувствовал – она для него. И это тоже было чудом, ведь прошло уже столько лет, а он помнил ее. Потому что любовь – это Чудо, услышал он голос в голове, если она настоящая.

Потрясенный и слегка напуганный, Пророк сидел за столиком, глядя в тарелку с салатом, в груди как будто образовалась дыра, заполненная чем-то горячим и живым, что-то проснулось в нем, что-то теплое и сильное, и теперь, когда оно начало шевелиться, он вдруг осознал, что все потеряло смысл, ничего больше не имеет значения кроме… кроме любви.

Как в трансе он оторвал взгляд от тарелки с салатом, поднял голову и посмотрел на небо. А там среди безупречной синевы облака образовали одну единственную фигуру – букву Н. И, увидев ее, он почувствовал, как что-то в груди взорвалось новым фейерверком.

***

Вторую половину дня он провел как во сне, гулял, смотрела на город, на людей, видел все и не видел ничего, кроме буквы Н. Вибрация в груди не исчезла, но снова вернулась на терпимый уровень, и он был этому рад. Это как яд, думал Пророк, бродя по чистым улицам, залитым солнечным светом, в малых дозах – благо, в больших – смерть.

Странностей этому дню было не занимать, но ближе к вечеру несомненным лидером в хит-параде необъяснимого и удивительного стала эта вездесущая буква Н. Он видел ее на небе в просвете облаков, видел на асфальте, созданную из трещинок, видел в ветвях деревьев, она была везде, куда бы ни упал его взгляд. Похоже на паранойю, думал Пророк, но, вот еще одно маленькое чудо, настроение ничуть не портилось, наоборот, каждый раз, видя преследующую его букву, он радовался, предвкушая что-то, о чем сам не имел представления. Единственное, что было не очень хорошо – всякий раз, натыкаясь на букву Н, в его груди как будто снова разрывалась атомная бомба. И он уже не пытался найти всему этому объяснение, или отрицать это, или игнорировать, он просто принял все как есть, открыв для себя, что, возможно, для жизни это и не лучшая стратегия, но иногда – просто незаменимая.

Что-то звало его, с самого утра, и под вечер этот зов только усилился, он сам не знал, чем все это закончится и закончится ли вообще, но одно вдруг понял: он не хочет терять это волшебство, не хочет, чтобы этот удивительный день заканчивался. Вся его жизнь казалась ему серой и пустой, никогда в ней не было ничего подобного, и он на самом деле начал опасаться, что стоит ему уснуть, и проснется он опять в серой депрессии, все тем же роботом, автоматически и размеренно бредущем по жизни. Можно, конечно, не спать, но солнце ведь все равно сядет и взойдет, день сменится, и он очень боялся, что все волшебство останется в этом удивительном дне. А если оно не сможет пересечь границу этого дня, и что тогда ему делать? Это все равно как попробовать пирожное после многих лет на хлебе и воде, думал Пророк, все равно, что прожить всю жизнь с закрытыми глазами и открыть их, но лишь на один день. Нет, я больше не смогу так жить. И не хочу.

Солнце неумолимо двигалось к горизонту, каким бы чудесным этот день ни был, но его магии явно не хватало для того, чтобы остановить время, так что как бы Пророк ни цеплялся за каждую секунду, но вынужден был ее отпускать. Исколесив почти весь город, он устал, но ощущал это скорее разумом, нежели телом, а душа так вообще пела. Ужинать он пошел больше для того, чтобы дать отдых ногам, и потом он не хотел видеть сумерки, не хотел видеть, как умирает самый чудесный день в его жизни. Но у меня есть еще ночь, успокаивал он сам себя, огни ночного города и все развлечения, какие я только пожелаю.

А чего он на самом деле желал? Он и сам не знал, вибрация в груди, это шевеление души, заглушала все, подчиняла себе все желания, но окрыляла взамен. Он ничего не планировал, просто шел на этот зов, искал его источник, кружил по Праге, но так ничего и не обнаружил. Почему и что его звало, Пророк тоже не думал. Просто запретил себе, мысли, логика – все это только испортило бы волшебство, а он этого не хотел. Может, я больше никогда не испытаю ничего подобного думал он, сидя в ресторане и отвернувшись от окна, за которым медленно угасал день, и зажигались первые огни ночной жизни, так что эти мгновения я намерен использовать на всю катушку, выжать из них все до капли, потому что такое может и не повториться.

Он ел, и пища тоже казалась ему необычно вкусной, как будто кто-то включил все опции его жизни на максимум, а до этого они были отключены. Мыслю, как типичный компьютерщик, подумал он и улыбнулся, еще скажи, что кто-то свыше просто перезагрузил мои зараженные вирусом депрессии мозги. А может, так оно и было, вдруг пришла мысль, сама по себе, без приглашения, его матушка в таких случаях говорила: «Это с нами Бог говорит», но он в это как-то не верил, мысли – это просто мысли… в большинстве случаев. Все мы на земле созданы по одной схеме, подумал он, эта мысль приходила ему в голову не раз, так что ничего божественного в ней не было, все мы – своего рода компьютеры, храним информацию, воспроизводим, делаем какие-то операции, заражаемся и сгораем. Да и что такое сам компьютер, как не упрощенная модель человеческого мозга, уж он-то воспринимал его именно так. И ключевое слово здесь было – упрощенная. С людьми, как он сам убедился, все гораздо сложнее. Он мог взломать любой компьютер, мог забрать или вложить в него любую информацию, а вот найти подход к одной единственной девушке так и не смог. Или взломать свою чертову базу данных в сердце или голове и стереть все файлы с именем Диана.

Не такой уж ты гений,