Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

раз он несколько секунд переваривал то, что услышал, а затем посмотрел на меня и сказал: «Мадиба, чего же ты ждал? Мы должны были начать это много лет назад!» Реакция Эндрю Млангени была практически такой же, как у Рэймонда. Последним из моих собеседников был Ахмед Катрада, и его ответ был отрицательным. Он был настроен так же решительно против того, что я предлагал, как Рэймонд и Эндрю – за. Судя по всему, ему еще сильнее, чем Уолтеру, казалось, что, начав переговоры с правительством, мы тем самым признаем свою капитуляцию. Как и Уолтер, он подтвердил, что, в принципе, не возражает против переговоров, однако моих аргументов, которые я на этом этапе привел в разговоре с Уолтером, он не принял. В этом отношении он непреклонен, считая, что я иду по неверному пути. Тем не менее, несмотря на свои опасения, он подытожил нашу беседу фразой, что не будет стоять у меня на пути.

Вскоре после этого я получил записку от Оливера Тамбо, которую мне тайно передал один из моих адвокатов. До Оливера дошли слухи о том, что я веду секретные переговоры с правительством, и он обеспокоился. Как он сообщил, он был в курсе, что я в течение некоторого времени находился один, вдали от своих коллег. В этой связи у него возник правомерный вопрос: что происходит с Манделой? В своей короткой записке Оливер просил ответить по существу: что я обсуждал с правительством? Оливер не допускал и мысли, что я могу предать наше дело, однако допускал, что я был способен совершить ошибку в оценке ситуации. На самом деле, тон его записки предполагал различные варианты.

Я ответил Оливеру очень кратким письмом, в котором сообщил, что веду речь с правительством только об одном: о возможной встрече между Национальным исполнительным комитетом Африканского национального конгресса и правительством Южной Африки. Я не стал вдаваться в подробности, чтобы не допустить утечки конфиденциальной информации. Я просто подчеркнул, что настало время для таких переговоров, и подтвердил, что ни в коем случае не скомпрометирую нашу организацию.

Хотя руководство АНК уже десятилетиями призывало к переговорам с правительством, мы никогда не сталкивались с реальной перспективой таких контактов. Одно дело – рассматривать их теоретически, и совсем другое – практически обеспечивать их подготовку и проведение. Составляя свой ответ Оливеру Тамбо, я одновременно начал готовить проект своего меморандума для Питера Боты. Я позаботился о том, чтобы Оливер его также увидел. Я был уверен в том, что после ознакомления с моим меморандумом у Оливера и Национального исполкома АНК исчезнут какие-либо опасения насчет того, что я мог сойти с правильного пути.

93

Первое официальное заседание секретной рабочей группы, занимавшейся проработкой возможности организации переговоров между Африканском национальным конгрессом и правительством, состоялось в мае 1988 года в изысканном офицерском клубе в окрестностях тюрьмы «Полсмур». Хотя я знал и министра юстиции Коби Коэтси, и специального уполномоченного по исправительным учреждениям генерала Виллемса, я никогда раньше не встречал генерального директора Департамента исправительных учреждений Фани ван дер Мерве и руководителя Национальной службы разведки Нила Барнарда. Фани ван дер Мерве был спокойным, уравновешенным человеком, который говорил только тогда, когда ему требовалось сказать что-то действительно важное. Нилу Барнарду было слегка за тридцать, он отличался острым умом, высоким интеллектом и железной самодисциплиной.

Первая встреча получилась довольно напряженной, однако в ходе последующих заседаний мы могли говорить друг с другом уже более свободно и прямо. Первые несколько месяцев мы встречались практически каждую неделю, в последующем встречи проходили нерегулярно: иногда между ними проходило больше месяца, а иногда – не более недели. Заседания обычно назначались правительством, но порой именно я просил встретиться.

Во время наших первых встреч я обнаружил, что мои новые коллеги, за исключением Нила Барнарда, мало что знали об АНК. Хотя они и были гораздо менее предубежденными к АНК, чем многие их собратья-африканеры, но, тем не менее, являлись жертвами пропаганды, и мне приходилось разъяснить им некоторые факты. Даже Нил Барнард, который по роду своей деятельности тщательно изучал АНК, преимущественно основывался на информации из полицейских и разведывательных досье, которые, как правило, отражали предрассудки и пристрастность своих авторов. По этой причине и руководитель Национальной службы разведки на первом этапе наших консультаций с трудом скрывал предвзятое отношение и свою подозрительность к АНК.

Вначале я был вынужден потратить некоторое время на то, чтобы представить своим собеседникам историю Африканского национального конгресса, а затем объяснить им нашу позицию по основным вопросам, которые разделяли организацию и правительство. После этих подготовительных мероприятий мы сосредоточились на важнейших вопросах, а именно: на вооруженных методах борьбы АНК, союзе АНК с Коммунистической партией, обеспечении допуска большинства населения к управлению страной и идее расового примирения.

Первый вопрос, касавшийся вооруженных методов борьбы АНК, являлся во многих отношениях самым важным. Мы несколько месяцев подряд обсуждали этот аспект. Члены правительственной рабочей группы настаивали на том, что руководство АНК должно отказаться от насилия и прекратить вооруженную борьбу прежде, чем правительство согласится на переговоры (и прежде, чем я смогу встретиться с президентом Питером Ботой). Их аргумент заключался в том, что использование насильственных средств борьбы являлось не чем иным, как преступной деятельностью, с которой государство не могло согласиться и которую оно не могло допустить.

Я отвечал на это, что именно государство несет ответственность за насилие в стране и что форму борьбы всегда диктует угнетатель, а не угнетенные. Если угнетатель применяет насилие, то у угнетенных не остается иного выбора, кроме как ответить на это также насилием. В нашем случае это была законная форма самообороны. Я решился выдвинуть предположение, что если государство перейдет к мирным методам борьбы, то и руководство АНК также ограничится лишь мирными средствами. «Именно от вас, а не от нас зависит, откажутся ли обе конфликтующие стороны от насилия», – заявил я.

Как мне показалось, в конечном итоге я смог добиться их понимания по этому вопросу, однако проблема вскоре перешла от философского аспекта к практическому. Как отметили министр юстиции Коби Коэтси и руководитель Национальной службы разведки Нил Барнард, Национальная партия неоднократно заявляла, что не будет вести переговоры ни с одной организацией, пропагандирующей насилие. Как она могла после этого внезапно объявить о начале переговоров с АНК, не потеряв при этом своего авторитета? Мои собеседники настаивали на том, что для обеспечения начала переговоров руководство АНК должно пойти на какой-то компромисс, чтобы правительство не потеряло лицо перед собственным народом.

Это было справедливое замечание, и я прекрасно понимал своих оппонентов, но не мог подсказать им выхода из этой ситуации. «Джентльмены, – сказал я, –